– А мне твоя интеллигенция нахуй не нужна, понял? Она мне на выборах и двух процентов не даст, поэтому работать нужно на обычных людей. А вместо этого твой Толя пишет мне подстрочник «я бы рекомендовал в вашем выступлении заменить „разношерстный политсброд“ на „неряшливую политическую палитру“. Подстрочник, блядь. Помнишь, в детстве были фильмы с субтитрами? Там в конце всегда было написано – редактор субтитров Э. Зэро. Это не он, случайно? Ему, наверное, кажется, как он охуительно тонко скаламбурил „политическая палитра“.
– У него просто литературное образование.
– Да? Правда? Ну, тогда пусть пиздует в Интернет и каламбурит там с обсосами всякими в стиле «Слон но сов». У нас тут не сайт «проза ру». Литераторы, еб твою мать! Мы с твоими литераторами все газеты проиграли.
– У нас была хорошая аналитика экономического состояния страны в «Коммерсанте». Помнишь, «Скоро август…»? – пытается оправдаться Паша.
– И что? Если бы ты под это дело реальный кризис создал, а так твоя статья мертвому припарок. За два месяца мы не создали ни одного события. Посмотрите, как работает «комитет» – у них что не событие, то мегахит. Поймают трех молдован – борьба с нелегальной эмиграцией, построят три квартиры для военных – армия получила жилищную программу, в теннис бабы выиграли – вот так развивается национальный проект «Спорт».
– Мы, кстати, в Сети нацпроект «Спорт» хорошо отстебали, – вступается Гена, – когда прошла тема на «Эхо», что в качестве сувенирной продукции этого нацпроекта изготовляются зажигалки и пепельницы, под огромные бюджеты. Помните, в Сети флеш-моб, где логотипом был Путин, прикуривающий от Олимпийского факела?
– Да, на «Эхо» же был тогда скандальный живой эфир, – наконец очередь говорить дошла и до Жени Сазонова, – помните?
– Ага, помним. Вечно помним, как покойников. И скорбим, кстати, тоже. Ты мне про эту передачу лучше не вспоминай. Собралась вся демшиза, пол передачи вспоминали Попова с Гайдаром, кто из них чего предрекал, и куда мы теперь другим путем идем. «А помните, Егор в 1994 это предвидел! Вы же с ним дружили, да, Евгений? Ну, не так чтобы близко, но…» И в конце передачи начали говорить о кризисе нацпроектов. Когда половина аудитории уже переключилась, потому что слушать их посиделки никому не интересно. Пусть на кладбище идут и вспоминают, кто, блядь, с кем дружил, а кто просто на поминки пришел.
– Антон, ты говоришь про работу «комитетовцев», но мы не можем сравнивать. У них любой пшик – событие. Когда такая лупа, как телевизор, есть – можно масштабировать все, что угодно, – вступается за своих непосредственных подчиненных Вадим, – радио и Интернет – единственные наши СМИ, которые еще создают информационное поле. Кстати, ты заметил, что тебя теперь именуют известным политологом и правозащитником? За два месяца у тебя было шесть эфиров на «Восьмом», а радио и Интернет нам в этом сильно помогли. Выстроить новый имидж за такой короткий срок – это задача.
– Спасибо тебе, Вадим, большое, человеческое – я почти кланяюсь – действительно, как я мог забыть. Я Вербицкому это в отчет напишу? «За два месяца моей группе удалось выстроить мой собственный имидж. Точка». Вы не информационное поле создаете, а информационный шум, чувствуете разницу? Потому что у нас нет событий, вокруг которых можно строить систему. Мы даже с новостями не умеем работать. Например. Ты, Женя, новости на «Эхо» слушаешь?
– Да, конечно.
– А ты вообще понимаешь, как на них аудитория реагирует? Они ей вообще интересны?
– Я думаю, да…
– А я думаю, нет. Ты скажи, на хуя мне нужно знать, сколько человек одновременно спрыгнули с парашютами с небоскреба в Куалу-Лумпур?
– Ну, Антон, – усмехается Женя, – это же вода. Мы не можем строить новостные блоки только из наших собственных новостей.
– Ух, бля! А ты, видимо, давно радио занимаешься?
– Ну, в общем, да.
– А что такое «ядовитый сэндвич», ты знаешь? Нет? Это когда весь позитив и вся вода типа Куалы- Лумпур и прав женщин в Саудовской Аравии остаются в середине новостного сюжета, а про то, что «45% населения не доверяют Путину», а «экономический кризис приближается», ставятся в начало и конец блока, потому что слушатели запоминают только то, что говорится и показывается в начале и конце. Слышал про такую хуйню? Или тебя этому не учили?
– Я предлагаю сменить тему, – пытается погасить эмоции Вадим, – Антон, действительно, мы отработали слабо, но, согласись, в отсутствии реальных поводов «дело Горчаковой» было реализовано хорошо.
– Вадим, я согласен, то, что ты предложил изобразить драку Горчаковой со строителями как нападение на нее, это великолепно. Удивительно, как ты ее уговорил согласиться на эту подставу.
– А у нее выбора особо не было, она почти пропала со сцены, вот я ей и предложил триумфально вернуться, – смеется Вадим.
– А она действительно со строителями подралась? – спрашивает Женя.
– А я думал типично – после банкета в подъезде наебнулась, – ржет Паша.
– Она поехала смотреть, как таджики ей ремонт в новой квартире делают. Устроила им скандал, верещала, как обычно. Но таджики же политически безграмотные. Они же слов «диссидент» и «правозащитник» не знают, у них в таджикском языке таких слов нету. Вот кто-то из них не сдержался и переебал ей. Она позвонила Вербицкому, чтобы он охрану прислал, а Вадим с Антоном были у него в тот момент. Дальше Вадим поехал, уговорил ее, я закрутил все в Интернете, и понеслось, – рассказывает Генка.
– На самом деле, почти три недели тему держали, спасибо Гене, в основном. Радио и телевизору было из чего материалы делать.
– Да, согласен, отработали повод шикарно, но этого мало, ребят. Я серьезно начинаю пугаться, что нам дальше делать. Мы не можем постоянно из воздуха поводы генерить.
– А что дальше с ней, она не собирается на «Свободе», например, выступить? Тема-то умерла почти, а, Вадим? – спрашивает Женя.
– Да черт ее знает, она дурная баба. Она по ходу правда поверила, что является теперь «главной мишенью системы». – Вадим изображает выстрел из ружья и довольно улыбается.
– У нас, кстати, проблема с этой Горчаковой, – заметил я.
– Какая? – морщится Гена.
– Она уже трижды была у Вербицкого, жалуется на то, что мы ее игнорируем, не встречаемся, не отвечаем на ее звонки. Говорит, что согласилась на эту аферу только ради «общего дела», а теперь, когда ее трагедия грозит превратиться в фарс, мы непременно должны поддержать ее образ мученицы.
– Вот она, наша глубоко ранимая «старая гвардия», – Паша хлопает себя руками по ляжкам и встает, – только, значит, ради общего дела. А за бабками, получается, ее тень приходила? Про бабки она, случайно, не вспомнила?
– Деньги – вещь, не интересующая настоящего аристократа духа, ты же понимаешь. В общем, Горчакова сказала, что мы ее использовали, а теперь выбросили, как «старый диван». Реально, прямо так она и сказала.
– Как шкаф, тогда уж. Она скорее на него похожа, корова старая, – говорит Вадим. – А зачем вообще Вербицкий с ней встречается?
– Ей симпатизирует кто-то из Богов. Она грозится на следующей неделе поехать в Лондон и рассказать, что мы вместо построения фронта национального сопротивления просто бюджеты воруем. В общем, Вербицкий требует подогреть тему.
– Интересно, каким образом? – спрашивает Женя. – Мы ее тему в медийке больше еще одной недели не продержим. Мученица, бля, нашлась. Она думает, что она Жанна д'Арк или кто? Так Жанна дралась с англичанами, а Маринка – с таджиками-гастарбайтерами. Есть разница?
– Тупик какой-то, – мрачно замечает Гена, – чем больше мы ее тему мусолим, тем больше вызываем смеха. Вы видели, как чуваки из «комитета» обстебали сегодня нас?
– Нет, а где? – все оживляются.
