рубашке и галстуке с узлом величиной с голову новорожденного и самим собой же, отфотошопленным чуть менее. В свитере, в улыбке и с торчащим между вырезом свитера и улыбкой накрахмаленным воротником небесно-голубой рубашки.
В результате принял поистине Соломоново решение: одна — для фейсбука, другая — для твиттера. Но вселенская катастрофа заключалась в том, что ни первая, ни вторая фотография отчаянно не желали загружаться.
Не то чтобы в свои пятьдесят четыре Алексей Иванович внезапно воспылал любовью к социальным сетям. Конечно, друзья рассказывали о том, какие интересные вещи таит в себе интернет, — тут тебе и новости, и знакомства с романтическим продолжением, и тонны компромата, и встречи бывших одноклассников. Но все это Друяну было до фонаря. Свежераспечатанные новости каждое утро приносила Татьяна, любовниц было две, причем самых что ни на есть реальных, а не виртуальных, с бывшими одноклассниками он не хотел встретиться даже в соседних могилах, а компромату него был свой. Не то чтобы тонны, но по чуть-чуть — и на всех.
Размеренная жизнь Друяна никакого соприкосновения с интернетом решительно не переносила. Как всякая новизна (а Алексей Иванович был консерватор, даже, можно сказать, ретроград) интернет был ему чужд, неинтересен, и скорее всего — враждебен. «Так бы жизнь бы шла и шла» — как пелось в песне любимого Друяном Миши Шуфутинского, но все испортил Президент Медведев.
Какие консультанты нашептали Дмитрию Анатольичу о необходимости президентского присутствия в интернете, Алексей Иваныч не знал. По слухам, сатанинское отродье, напустившее на президента эту напасть, угнездилось в Америке, и ноги, а точнее, копыта, росли из компании Apple. Не зря ведь президент, а вслед за ним и все окружение, обзавелись новомодными айфонами и айпадами. И пошло-поехало. Сначала президентский блог в каком-то ЖЖ (название казалось Иванычу похожим на аббревиатуру туалета), потом фейсбук, а теперь еще этот гребаный твиттер. С клитором созвучно опять же. Тьфу, гадость! Простым россиянам, журналистам и прочей «продвинутой пидорасне», как называл эту прослойку Иваныч, президентская инициатива нравилась. Но проблема была в том, что Алексей Иванович не был простым россиянином.
Друян десятый год служил в московской мэрии. Начинал специалистом, потом начальником отдела, а семь лет назад Юрий Михайлович Лужков лично назначил его заместителем начальника департамента строительного надзора и охраны памятников архитектуры.
И все за эти годы не быстро, но как-то само собой устроилось. Пара-тройка бизнесов на жену. Не таких, конечно, как у Батуриной, но семья Друянов в олигархи и не записывалась. Несколько квартир — не пентхаусы, но престижные «сталинки». Дом на Риге, дом в Юрмале, дача в Барселоне. «Совсем ты, Лешка, себя не жалеешь, — говорила обычно Наталья Дмитриевна, гладя супруга по голове, — нормально ведь живем. Не хуже, чем у людей».
И в самом деле не хуже. Вот и дочь замуж выдал, закатив свадьбу в ресторане «Марио» (опять же не в силу любви к итальянской кухне, просто друзья бы не поняли более дешевого), за… когда любишь, не считаешь, как говорится. Сын в Лондоне только на ноги встал после коледжа. «Так бы жизнь бы шла и шла»…
Так она и шла. До вчерашнего дня. Точнее до пятнадцати ноль-ноль, когда началось совместное, с ребятами со Старой площади, совещание. Разговор шел, как обычно, за перемены, против коррупции и чтобы к людям ближе.
Тучи сгустились ровно в тот момент, когда Друян в сердцах бросил, что-де запросы и предложения от населения тонут в кабинетах среднего чиновничьего звена, а работы так много, что лично с представителями малого и среднего бизнеса встречаться не получается. Удар молнии материализовался во фразе одного из парней из Администрации Президента:
— А у вас что же, Алексей Иванович, своего блога нет? В ЖЖ, фейсбуке? Твиттер-то хоть ведете? Нет?
— У меня вот, — пробормотал Друян, воздев вверх айпад, — вот… есть…
— Эх, Алексей Иваныч, Алексей Иваныч… не хотите вы модернизироваться…
Сказано это было максимально шутливым, даже игривым тоном. В проброс, будто эти слова ничего и не значат. Сказано так, что Друян почувствовал — пиздец особенно близок. Он скатывался по лацканам пиджака того парня, разливался по длинному столу для переговоров, огибал стаканы для карандашей, соседские блокноты и айпады. Поток пиздеца разбегался на много маленьких ручейков, чтобы потом слиться в один большой и поглотить Алексея Ивановича…
На работу Иваныч вернулся, кажется, с повышенным давлением. Обедать не стал, созвал Татьяну и помощников. Закатил истерику на предмет модернизации. От предложения немедленно завести аккаунты во всех соцсетях и начать переписываться с населением от его лица командой технологов, отказался.
— Вы там понапишете, блядь! — вскричал Друян, предпочитая все жизненно важные вопросы (а вход в интернет, судя по всему, был именно таким вопросом) контролировать лично. — Инструкцию по этим вашим социалистическим…
— Социальным, — робко поправил его помощник по работе с прессой.
— Хуяльным! Чтоб инструкция через полчаса у меня на столе была! — Друян жахнул кулаком по столу так, что фарфоровая фигурка гейши повалилась на бок и стыдливым взором уперлась в потрескавшийся от времени паркет.
Друян в очередной раз нажал на кнопку «загрузить», плюнул во всплывшее окно «разрыв соединения», скомкал инструкцию и схватил мобильный:
— Але, Тань!
— Алло… да… да, Алексей Иванович, — заспанным голосом ответила трубка.
— Тань, ты, значит, как хочешь, а эта хуевина не работает. Так! Откуда я знаю? Читал по слогам, епта. Разрыв этого… соединения, все время пишет. Вот чтобы завтра, к девяти, нет, к восьми тридцати! — Друян отставил трубку и прокашлялся. — Все вот эти мудаки, мои помощники, компьютерщики эти… чтобы к восьми тридцати весь этот интернет, твиттерь и этот, как его… не важно. Короче, чтобы все работало. Я лично принимать буду… и не дай бог! Поняла меня? Не дай бог, чтобы… в общем, ты поняла.
— Поубивал бы тебя, дуру ебучую! — Друян швырнул мобильник на лаковую поверхность стола в китайском стиле, подошел к высокому, в человеческий рост, винному шкафу и потянул на себя затемненную дверцу. Мазнул взглядом по портрету монтажника работы Дейнеки на стене, по стойке с виниловыми пластинками, шкуре леопарда на полу и замер в задумчивости.
Алексей Иванович любил оперу, бордо не моложе 1987 года, соцреализм в живописи и овсяное печенье. А людей Алексей Иванович не любил. В особенности москвичей.
Не любил с детства, как любой выходец из глубокой провинции. Москвичи существовали рядом с момента рождения Алексея Ивановича.
Сначала это были фантомные, невидимые враги, которые сожрали в стране всю колбасу и все шоколадные конфеты (так, во всяком случае, представлялось со слов отца, раз в год бывавшего в столице и описывавшего Москву, как другую планету). Потом они материализовались в виде сокурсников в МАДИ, у которых была московская прописка и отдельная родительская квартира. Они вкуснее ели, лучше одевались и женились на самых красивых провинциалках.
В перестроечные годы москвичи заделались кооператорами и развалили Союз. И выходило так, что бороться с ними у Друяна не было никакой возможности. И если бы не Пашка, сосед по общежитию, заманивший Алексея в кружок молодых демократов, и если бы не вовремя подвернувшееся место в Министерстве транспорта, так бы и сгнил Алешка в этом чертовом городе. В министерстве же он пережил и бандитские, и олигархические девяностые. Звезд с неба не хватал, но и своего старался не упускать.
Время поквитаться с москвичами, звездный час Друяна начался с приходом в мэрию Москвы. Когда потекли потоки расселяемых из центровых коммуналок бабок, жертв «черных риелторов», всех этих мудаков, пытавшихся открыть кафетерии, маленькие книжные магазины и прочую мелкую торговлю. После началась «точечная застройка», реконструкции, арендные договоры.
Беседу с любым предпринимателем Друян начинал с учтивого вопроса:
— А вы сами москвич? Коренной?
И если жертва начинала заискивающе кивать в стремлении зацепиться, найти с чиновником общие
