прийти и взять его. Легче легкого? Если бы так…
Перегрузка вдавила Омала в кресло. Это капитан Саймак начал торможение. Багрово-алый диск Оберона обрезало рамой иллюминатора. Вновь появилась Титания. Теперь это был почти черный шар – «Тувия» заходила на посадку над ночной стороной, – лишь там, где далекое Солнце коснулось кромки атмосферы, зажегся пурпурный полумесяц.
Яхта опускалась на Титанию по пологой кривой. Разреженные верхние слои атмосферы уплотнились под напором корпуса корабля. В иллюминаторах заструились бледные языки плазмы. Саймак виртуозно орудовал рычагами управления, хотя перегрузка срывала пальцы с рифленых рукоятей. Педаль контроля тяги то и дело постукивала об ограничитель, но в громовом реве огня за бортом тонули любые звуки.
В нижних слоях атмосферы «Тувию» подхватил смерч – охвостье обширного антициклона, распределяющего тепло между лунными полушариями, но капитан удержал яхту в вертикальном положении, мастерски «постреливая» боковыми дюзами. Корабль раскачивался совсем как парусная лодка Джона Старка, но уверенно шел на посадку.
У яхтовладельца от болтанки мутилось в голове, а желудок яростно расплескивал пищеварительные соки, казалось, готовые пойти вверх, но обошлось.
«Тувия» мучительно затрепетала в последнем рывке, посадочные опоры выскользнули из крыловидных кожухов и прочно обосновались на обожженном ракетными выхлопами поле космодрома. Вой циклотронов, грохот килевых дюз разом смолкли. В рубке повисла звенящая тишина. Свинцовая тяжесть перегрузки испарилась. Стало легко. Гораздо легче, чем на Марсе, а тем более на Венере.
Омал непослушными руками принялся расстегивать пряжки. Не получалось. Расшнуровавшийся Уэйнбаум, добродушно ухмыляясь, помог яхтовладельцу освободиться от пут. Омал поднялся на неверных, дрожащих ногах, пошатнулся. Старпом едва успел подхватить его.
– Благодарствую, Стенли, – пробормотал психотурист.
Капитан звонко щелкнул клавишей интеркома.
– Вниманию пассажиров! – сказал он в микрофон. – Мы на Титании. Просьба всем надеть лунные башмаки. Мистеру Янгу – проследить. Конец связи.
2
Бортинженер Каттнер распахнул люк, выставил наружу легкую лесенку. Посторонился, пропуская Омала вперед, но Бердо не позволил яхтовладельцу первым ступить на поверхность главной луны Урана.
– А ну-ка, – буркнул он и, оттерев товарища крепким плечом в сторонку, ссыпался по дюралевым ступенькам. Осмотрелся, не убирая ладони с рукоятки атомика, сказал:
– Все чисто!
Омал высунулся из люка по пояс. Вдохнул тяжелый, насыщенный испарениями воздух новой планеты. Пряные ароматы щекотали ноздри. Пронзительно пищали невидимые во тьме летучие мыши. Душераздирающе вскрикивал древесный кот. Над черной стеной ночных джунглей вздымался зеленоватый горб Урана, перечеркнутый серебристой дугой колец. Омал ощутил влажное прикосновение к щеке, машинально снял липкий бутон летающего цветка. Дежавю не отпускало психотуриста, подозревающего, что здесь, на Титании, оно будет преследовать его повсюду.
– Ну, чего застрял! – нетерпеливо буркнул авантюрист.
Неловко брякая свинцовыми подошвами лунных башмаков, Омал сошел на исходящий паром пенобетон.
«Тувия» опустилась на самой кромке космодрома. Просторное поле было заставлено большими и малыми кораблями, которые на расстоянии сливались в неразличимые, тускло-зеленые в лучах гигантской планеты металлические башни. Космодром с Лунным городом соединяла широкая, пустынная в это время суток дорога, что лежала вдоль выжженной в джунглях просеке.
– Пошли, нам пора, – сказал Бердо.
– Минутку, господа! – прозвучало из люка.
Через мгновение рядом с ними стоял стюард Янг с профессорским термосом в руках.
– Надеюсь, там запас вина, – пробормотал авантюрист.
– И не надейтесь, – отозвался нептунианин. – Мне надоело торчать на корабле, хочу прогуляться.
Омал взял у стюарда термос, привычным движением вдел руки в лямки.
– Старая шайка в сборе, – прокомментировал Бердо.
Они попрощались с Янгом и затопали в сторону Лунного города.
Несколько долговязых фигур бросилось им наперерез. Омал схватился было за атомик, но авантюрист рассмеялся и знаком показал, что в оружии нет нужды. Долговязые вступили в полосу света. Омал увидел, что тела их покрыты перьями, а огромные, со зрачками во всю радужку глаза отражают свечение Урана.
– Это аборигены, – пояснил Бердо. – Сейчас начнут попрошайничать.
Самый смелый из них протянул когтистую птичью лапу, проскрипел, судорожно разевая попугайский клюв:
– Со, земник, со!
– Чего он хочет? – спросил Омал.
– Обыкновенной поваренной соли, – сказал авантюрист и полез во внутренний карман комбинезона. Вытащил небольшой, туго набитый мешочек, положил в подставленную лапу.
Аборигены защебетали, совсем как земные птахи, и скрылись в джунглях. Бердо и Омал продолжили путь, постукивая массивными башмаками, которые на Титании весили не больше женских босоножек.
Налетел теплый ветер, закачались на фоне планетного диска черные веера древовидных папоротников, протрещал жесткими крыльями драконовый коршун, выхватил из воздуха летучую мышь. Летающие цветы закружились в безудержном танце, оставляя нити тончайшего аромата. Из Лунного города прилетала веселенькая мелодия, зовущая как можно скорее присоединиться к многочисленным завсегдатаям кабачков и салунов. Приятели невольно ускорили шаг.
– Ты веришь, что все это создано людьми? – спросил вдруг Бердо.
– Первотворцами, – поправил Омал.
– Допустим, – согласился авантюрист. – Но ведь Первотворцы тоже люди. Разве чудаковатый старикан, живущий на Туманном острове, не человек? Не похож он что-то на бога. Зубы у него вставные и изо рта плохо пахнет…
– К чему ты клонишь? – насторожился психотурист.
– Я ведь не всегда был межпланетным авантюристом, – задумчиво проговорил Бердо. – Папаша мой, да. Такого прощелыгу еще было поискать. А я рос тихим, книжным ребенком. Окончил с отличием гимназиум, поступил в Солярный университет. Хотел специализироваться на космической археологии…
– А разве бывает такая? – изумился Омал.
Авантюрист горько усмехнулся.
– Собственно, из-за этого я и бросил университет, – сказал он. – Космическую археологию признали лженаукой, кафедру закрыли, студентов, кто остался, перевели на другие факультеты, преподавателям предложили переквалифицироваться… Ау, профессор! Верно, я говорю?
– Верно, – прокашлял Стросс изнутри своего пристанища. – Финансирование исследований в области психообмена сильно урезали…
– Но почему?
– Потому что, молодой человек… – начал было профессор.
– Потому что, – перебил его авантюрист, и нептунианин обиженно смолк, – накопилось немало трудно опровержимых фактов, которые свидетельствовали, например, что руинам Диа-Сао не триста лет, а эдак триста тысяч, что многочисленные артефакты, разбросанные по всей Солнечной системе, не могли быть созданы людьми, пусть даже и гениальными.
– Рианоны, – пробормотал Омал.
– Да, рианоны, – подхватил Бердо. – Утварь из дома богов… Да если бы пострадала одна лишь космическая археология. Рикошетом задело и биологию, которая превратилась вдруг в чисто описательную науку, и этнолингвистику, представители которой никак не могли обнаружить в языках аборигенов земные корни… Да ты сам посмотри вокруг! – запальчиво продолжал Бердо. – Разве в силах человеческих, пусть
