не спалось так уютно и сладко, как сейчас, в обнимку с Дэниелом. Она лежала на боку, повернувшись к нему спиной, а он, прижавшись к ней животом, обнял ее сзади. Тело его излучало тепло, и она прижималась к нему все теснее, с радостью и нежностью чувствуя его руки вокруг своего тела, его мускулистые ноги, переплетенные с ее, свою голову на его плече…
Она осторожно повернулась и легла на спину. Дэниел спал. Она откинулась немного, чтобы лучше рассмотреть его лицо.
Когда-то, очень давно, так больно было расстаться с ним, выехать на своем джипе из Блу-Спрюс на шоссе, ведущее в Лос-Анджелес. Если б не его мать, не все эти сплетни, которые ей годами нашептывали об этой семье, наверно, она согласилась бы стать женой хозяина ранчо.
Мэг закрыла глаза. Она лукавит сама с собой, даже в мыслях. Нет, она всегда хотела увидеть мир, ее тянуло туда, где бурлит жизнь. И она добилась своего. Но сейчас, в доме Дэниела, лежа в его объятиях, она не представляла себе лучшего места на свете. От чего же она убегала?
Дэниел вздохнул и, притянув ее к себе, обнял еще крепче. Мэг отметила про себя, что даже подсознательно, во сне, он хочет ее. Она придвинулась ближе, поцеловала его в шею, вдохнула его запах, ощутила его чистое мужское тепло. Еще поцеловала, едва прикоснувшись губами. Ее рассмешило недовольно-удивленное выражение его лица, когда он стал просыпаться.
— Мэг? — пробормотал он спросонья.
— Забудь свое обещание! — прошептала она, касаясь его губ.
— Мэг, я…
— Я передумала. Забудь свое обещание! — все так же, шепотом, повторила она, прижимаясь к нему.
Он тихонько застонал от ее прикосновений. Она улыбалась и целовала его… Вдруг он просунул язык ей между губами, и она стала тонуть… То было ее последнее сознательное ощущение, потому что он накрыл ее тело своим, и началось то медленное, долгое, о чем она мечтала тогда в кузове машины…
Он проснулся, как и все фермеры, едва занялся рассвет. Солнце уже выставило свой край над горизонтом, и первые, неяркие лучи его коснулись земли. Как хорошо, что Мэг с ним, подумал он. Потом ему пришло в голову, что надо держать свои чувства под контролем, иначе он опять потеряет ее.
Вот она, лежит рядом, он чувствует тепло ее тела. Это больше того, на что он смел надеяться. Удивительно красивый, нежный изгиб груди. Солнце заиграло в ее светло-русых волосах: чудный, живой цвет. И какие темные, густые ресницы спят на щеках… От вчерашней косметики не осталось и следа, но лицо ее от этого еще прекраснее. Вчера она набросила его куртку после душа и сразу забралась к нему, под одеяло. Ему всегда нравилась эта ее непосредственность, смелость, с которой она встречала перемены в жизни. Нет, лежать вот так рядом с ней, оставаясь неподвижным, — мучение, изощренная пытка.
Он ведь ничего не знает о ее жизни в Лос-Анджелесе: может быть, какой-нибудь мужчина разбил ее сердце, плохо с ней обошелся. Он догадывался, зачем она уехала — испытать себя, попробовать, на что способна, попытаться высоко взлететь, освободившись от всех пут… И ей удалось!
Комната постепенно наполнялась светом. Никогда не задавался он вопросом, какого типа женщин предпочитает, но сейчас, обнимая Мэг, понял: она, как раз та, что ему нужна. Ведь все эти долгие годы он подсознательно сравнивал с ней каждую женщину, которая оказывалась в сфере его внимания. Эта маленькая блондинка, полная огня, заражавшая сверстников веселыми, сумасбродными идеями, покорила его сердце, когда он был еще мальчишкой. Никто, в его глазах, не мог с ней сравниться. Необычная, не такая, как все, яркая, она очень выделялась среди жителей маленького городка, и все в округе знали ее. Может быть, и потому, что мать ее ворвалась в Блу-Спрюс шумно, как ветер, купила самый большой дом на Мейн-стрит. Надо было видеть, как она сметала все на своем пути в местных магазинчиках, требуя к себе немедленного, безоговорочного внимания. Ничего подобного здесь раньше не видали.
Только что из Манхэттена, недавно разведенная, решительно настроенная начать новую жизнь, женщина эта притащила юную дочь в крошечный городок у подножия Скалистых гор. Мэг в тот год предстояло перейти в высшую школу — в девятый класс.
Дэниел улыбнулся, вспоминая, как он впервые познакомился с Мэг. Учитель попросил передать Алеку — пусть придет в класс. Дэниел шагал через футбольное поле, торопясь застать брата, пока тот не ушел домой. На игровой площадке раздавалась шумная возня и сопение. Подойдя поближе, Дэниел увидел: Хэл Эверт — все в городке его боялись — остервенело тычет Пита Кеннингхейма лицом в грязь. Маленький Пит был далеко не ровня здоровенному Эверту. И местечко такое укромное — никто не увидит… Дэниел поспешил на подмогу и как раз в этот момент кто-то прыгнул Хэлу на загривок и принялся изо всех сил его колотить, крича:
— Отпусти его сейчас же! Отпусти, дурак!
Вот это да — голос был женский! Только сейчас Дэниел разглядел длинные светло-русые волосы, затянутую в джинсы хрупкую девичью фигурку. Ей ведь самой нужна защита! Хэл бросил Пита и повернулся к Мэг — вид как у разъяренной гориллы, по инерции размахивает руками. Но и девчонка, не переставая, молотила его своими маленькими кулачками. К тому времени, как подоспел Дэниел и оттащил от нее громилу, Мэг уже успела получить несколько хороших тумаков. Хэл опять, как бык, пошел на нее, но Дэниел загородил ему дорогу.
— Не лезь не в свое дело! — прошипел драчун, вытирая кровь с уголков губ.
— Этот пацан вдвое меньше тебя! А она — девчонка! — Сердце Дэниела билось с удвоенной частотой, но он не отступал.
Отец всегда учил его биться за свое до последнего и заступаться за слабых. Вот, как раз тот случай, когда отцовская наука пригодилась.
— Уйди с дороги! — прорычал Хэл, — его бешеные глаза сверкали ненавистью. — Щас эта пацанка у меня получит! Будет помнить!
— Нет!
И они покатились по земле, как два сцепившихся насмерть пса. Разнял их учитель физкультуры, и вскоре все четверо — Хэл, Пит, Дэниел и Мэг — сидели в кабинете директора, мистера Ходжмана. Учитель рассказал, что видел, директор стал размышлять, что предпринять.
— Пусть придут ваши родители — всех четверых, — спокойным голосом сказал он через несколько секунд.
Хэл с вызывающим, высокомерным видом скрестил ноги. Все знали, что отца его не придется долго искать — всегда околачивается в баре на окраине города. Только вряд ли директор добьется, чтоб он пришел в школу. А если и придет — ему и дела нет, как сын учится, какие у него проблемы.
Первым явился отец Пита — нервный, взвинченный человек. Тут же набросился на сына, ругал его на чем свет стоит и время от времени поглядывал на остальных — Мэг, Дэниела и Хэла. Потом увел мальчика домой.
Следующим пришел Боб Уиллет. У Дэниела всегда слезы наворачивались на глазах, когда он вспоминал отца, и на этот раз тоже. В поношенных джинсах, избитых, грубых ботинках, клетчатой рубахе и в видавшей виды кожаной куртке, неспешно вошел он в кабинет директора в тот холодный осенний день.
— Мистер Уиллет, ваш сын Дэниел… — начал директор Ходжман, торопясь высказать свое отношение к происшедшему.
— Мне бы хотелось поговорить с Дэниелом, если не возражаете, — прервал Боб.
Дэниел почувствовал спокойную уверенность отца, и у него сразу стало легче на душе. Он все коротко рассказал ему, стараясь передать точно, как было, и уже в середине рассказа отец одобрительно положил ему руку на плечо, как бы говоря: «Вот и ладно! Я на твоей стороне. Мы ведь одна семья и вместе все решим, любую проблему».
— Ну, что ж, — обратился Боб Уиллет к директору, — здесь, по-моему, какое-то недоразумение: мой мальчик вел себя как надо, как я и ожидал. Хэл бил слабого мальчишку, а потом даже набросился на девочку. Дэниел заступился, и я его поведение одобряю.
— Но, мистер Уиллет, мы не разрешаем драться на территории школы.
— Понимаю, согласен. Но как, по-вашему, должен был поступить Дэниел? Пройти мимо, сделать вид, будто ничего не видит?
Директора явно смутил этот вопрос.