Женского рода

Алиса сделала вид что пытается отмахнуться от при­писываемого ей интереса, но сама смотрела на галерей­щика в ожидании ответа.

— Кирш? Странно, что вас заинтересовали ее работы: в общем-то, как художник, как скульптор она мало что из себя представляет, да и работать не умеет. — Рафаэль же­стом пригласил Андрея в соседний зал и сам последовал заним, добавив напоследок Алисе: — Где-то валяется, в смысле, лежит пара статуэток… Эта дамочка не имеет пред­ставления о деловых отношениях, обязательствах; стран­ная особа, неадекватная… Надеюсь, это не ваша близкая знакомая? Полагаю, не тот профсоюз?

Алиса с презрением посмотрела вслед Рафаэлю, исчез­нувшему в позолоченной арке, и оглянулась на Стеллу. Та развела руками.

— Она ему выставку сорвала: сделала несколько дос­тойных работ, но поссорилась с девчонкой, которая ей по­зировала, и расколотила всю свою мастерскую… . Алиса отвернулась к окну, чтобы скрыть вспыхнувший на щеках румянец.

Еще с четверть часа женщины делали вид, что изучают неясные пейзажи на прозрачных ширмах, и говорили про Кирш.

Раньше для Алисы интересным в человеке всегда ока­зывалось то, когда обычные человеческие проявления были в нем многократно усилены. Например, «он» не про­сто любил свою жену, а любил ее без памяти и всю жизнь, или не просто каждый день ходил на работу, а ежедневно стремился совершить профессиональное чудо; все особен­но притягательное в человеке было похоже на более гром­кое, более чистое звучание знакомых мелодий. Кирш же звучала тихо и хрипло, но эту мелодию Алиса прежде не слышала. Почему-то ей вспомнилось путешествие в буд­дийский храм, одиноко притаившийся далеко на бурятс­ких ветрах… Сейчас ей словно слышалось завывание сте­пи с еле слышным позваниванием колокольчиков, а вок­руг — ослепительно чистый снег, на котором Стелла дела­ла первые наброски портрета с неверными еще линиями.

Кирш была интересна Алисе как инопланетянка, хотя и обладающая вполне земной манкостью. Это существо, судя по всему, жило совсем в другой системе координат, — как казалось Алисе, настолько отличной от «обычной че­ловеческой», что при встрече с ней людям наверняка при­ходится прибегать к общению на пальцах.

— Мне показалось, у нее глаза печальные, знаете… — Алиса осеклась и испуганно посмотрела на Стеллу: еще вчера они договорились быть на «ты», но Алиса непрес­танно сбивалась на «вы», будто осознанно удаляя эту ма­нерную собеседницу от себя.

Стелла, казалось, не заметила оплошности, и Алиса продолжила:

— Знаешь, у прерафаэлитов все женские образы боль­ше похожи на бесполых ангелов, и лица у них всегда с боль­шими печальными глазами…

Прерафаэлиты? Это с которых начался декаданс? Я тебя умоляю: Кирш совсем не декадентка! Она циник, да еще с кулаками!

Алиса не стала спорить, решив, что Стелла в силу ду­шевной скудности просто не может понять Кирш. Несколь­ко секунд она топталась у пейзажа с голыми деревьями и рассуждала про себя, будет ли к месту вспомнить сейчас декадента Бальмонта: «Я ненавижу человечество, я от него бегу спеша; мое единое отечество — моя пустынная душа…» Кирш уже представлялась Алисе персонажем с полотна прерафаэлитов, человеком с сознанием, конфлик­тующим с миром, отравленным горечью и производными морфия…

Стелла искоса оценила выражение лица своей собесед­ницы: «Неужели она запала на Кирш?» Когда такое про­исходило с «тематическими» женщинами — удивляться было нечему, но Стеллу раздражало, что Кирш в равной степени привлекала и внимание девушек с традиционны­ми взглядами. «Да нет, — рассудила Стелла, снова взглянув на Алису. — Она же натуралка. Это просто любопыт­ство, как в зоосаде». Она достала из сумочки пудреницу, как бы нехотя посмотрела на свое отражение, потом нази­дательно улыбнулась Алисе:

— По-моему, дорогая, ты живешь какой-то другой жиз­нью; «печальные глаза» — чересчур поэтично для буча, даже такого милого, как Кирш!

— Ты говорила про клуб… Ну где в субботу собира­ются такие девушки…

— В смысле, лесбиянки?

— Мы могли бы завтра сходить туда? Если ты, конеч­но, не против… Хотя нет, наверно, неприлично так удов­летворять свое любопытство: у людей личная жизнь…

— Легко! Я все равно туда собиралась! — Стелла зах­лопнула пудреницу и посмотрела на Алису так, будто за­подозрила новую глубину Алисиного интереса к особе, возможно, спалившей ненароком ее, Стеллину, дачу.

Уже возвращаясь в гостиницу, Алиса сообщила Анд­рею о предстоящем походе в «тематический» клуб.

— Ну меня-то туда не пустят, да и не хочется! — Анд­рей с удивлением смотрел на Алису, никогда доселе не про­являвшую интерес к маргинальным сборищам.

— Андрюш, ну я же психолог, интересно все-таки… По­терпишь пару часиков? Я ведь на всю ночь туда не пойду…

Разглядывая Москву через большое гостиничное окно, Алиса пыталась успокоить свой обывательский бунт: она была не столько смущена своим неожиданным интересом к какой-то особе по имени Кирш, сколько возмущена соб­ственным заранее осуждающим любопытством по отно­шению к женской любви.

«Лесбиянка, мне встретилась настоящая лесбиянка!» — где-то в глубине сознания позорно пульсировала эта Мысль. «Не может же женщина по-настоящему любить жен­щину!» — тут же возникала другая, и Алиса принималась приводить самой себе все известные свидетельства того, что лесбийская любовь — не вымысел, и если она даже извращение, то не столько физическое, сколько душевное… А иначе как в ней могли черпать вдохновение великие жен­щины эпохи: Уланова, Цветаева, Раневская…

Андрей терпеливо выслушивал Алисины рассуждения и пожимал плечами:

— По-моему, все это не особенно интересно. Это бо­лезнь, и ничто иное.

Договорились, что Алиса удовлетворит свое любопыт­ство в компании Стеллы, а Андрей тем временем навестит армейского приятеля и сходит с ним поиграть в боулинг.

— Спокойной ночи!

— Как ты думаешь, лесбиянки — это более утончен­ные или более грубые женщины? — спросила она вместо ответа.

— Спокойной ночи, Алиса! — более настойчиво по­вторил Андрей.

Алисе снилась мозаика из странных картинок; шикар­ные будуары и целующиеся дамы эпохи Ренессанса… Стро­гие женские профили Серебряного века: тонкие сигары и едкий дым ревности друг другу в лицо… Две длинноволо­сые нимфы из эротического фильма, ласкающие друг дру­га под любующимся мужским взглядом… и фотография из бабушкиного альбома: две престарелые бабушкины подруги, которых, как всегда казалось Алисе, связывали странные отношения…

И вот, наконец, утром она стояла перед большим гос­тиничным зеркалом и оценивала, вполне ли ее вид соот­ветствует предстоящему походу: кажется, вырез на джем­пере слишком глубок, но ей так идет эта веселая полосоч­ка; вельветовые брюки — очень широкие и присборенные внизу, узконосые замшевые сапоги… Осмотром Алиса ос­талась довольна; в меру нарядно, не вызывающе, нейтраль­но по настроению.

Алиса почувствовала пристальный взгляд и огляну­лась; девушка, продающая журналы в фойе гостиницы, как показалось Алисе, смущенно отвела взгляд. Девушка про­тянула мужчине журнал, взяла деньги и, вновь присев на свой стул, поправила наушники.

Показалось, подумала про себя Алиса и тут же вновь поймала взгляд продавщицы журналов в штанах «милитари». Та едва заметно усмехнулась, и Алиса поспешила пройти мимо.

— Журнальчик не желаете?

Алиса остановилась. Раньше ее не могла смутить эта девушка, эта ее улыбка, этот вопрос. Теперь же Алиса ра­стерянно заглянула в прищуренные глаза слегка сутуля­щейся девушки и собралась было завязать разговор, но услышала оклик Андрея:

— Алиса, прости, из галереи звонили! Едем.

— Извините, – сказала она девушке.