Все жители Парижа, имеющие право участвовать в выборах, составляли советы этих секций. Они выбирали 16 комиссаров на помощь главному полицейскому комиссару, также избиравшемуся населением; они, далее, следили за исполнением предписаний муниципального совета и, в свою очередь, обращались к нему с требованиями, пожеланиями и советами. Собрания секционных советов происходили регулярно раз в неделю, но по требованию 50 секционеров секция должна была быть тотчас же собрана на экстренное заседание. 8 секций имели, кроме того, право требовать, чтобы по данному вопросу высказались все секции.
33
34
35
„Париж{19} взял своих депутатов почти исключительно из крайней демократии и избрал тех лиц, на которых с большим или меньшим основанием старались взвалить вину за переворот 2 сентября. Этими выборами Париж еще раз дал свое подтверждение энергичным мерам переворота.
Большинство голосов в Париже получил Робеспьер; теперь началась его великая политическая роль. После него по большинству голосов следовал Дантон, оставивший пост министра, чтобы баллотироваться в Конвент, так как он понял, что правительство будет теперь в самом Конвенте. В Париже был избран также Марат. Таким образом, Париж послал в Конвент трех вождей демократии. Кроме того, в Париже были избраны: Дюссо, которого Марат называл „неопасным старым болтуном“; затем, друг Дантона Фабр д'Эглантин, Бийо-Варенн, которого таланты и энергия скоро должны были провести в правительство, Колло д'Эрбуа, имевший разделить судьбу Бийо, Камиль Демулен, Осселен; затем, Сержан и Панис — из комитета надзора Коммуны, Буше и знаменитый живописец Давид, бывший в то время ярым якобинцем. Среди парижских депутатов меньше всего голосов получил герцог Орлеанский“.
„Каковы были{20} функции и полномочия Конвента? Ему не было дано никакой определенной инструкции, для него не составили наказов, и в протоколах избирательных собраний редко упоминается о политических прениях. Можно только констатировать, что почти всем членам Конвента были даны неограниченные полномочия. По основному вопросу о том, следует ли сохранить монархию, или установить республику, ясно высказалось, из 83 избирательных собраний, только одно — парижское, которое потребовало „республиканской формы правления“. Сохранения королевской власти не потребовало ни одно из этих собраний, но за нее высказалось небольшое число первичных собраний. Франция решилась пожертвовать монархией Бурбонов в интересах национальной обороны, но, по-видимому, боялась, как бы республика, которую наиболее демократически настроенные политики того времени называли несбыточной мечтой, не оказалась тождественной с федерализмом или анархией, между тем как главной задачей минуты было сплотить Францию против иноземного врага“.
„Первое заседание Конвента состоялось в Тюильри 20 сентября 1792 г. Так как налицо был уже 371 депутат, то он объявил себя в законном числе и избрал свою канцелярию: президента — Петиона (235 голосами при 253 голосовавших) и секретарей — Кондорсе, Бриссо, Ласурса, Верньо, Камю. Таким образом, первый акт носил жирондистский характер. На следующий день Конвент перешел в Манеж, где занял зал Законодательного собрания (здесь он заседал до 10 мая 1793 г., когда окончательно перешел в Тюильри). В этом заседании 21 сентября он вотировал несколько успокоительных и относительно консервативных постановлений: 1) что единственной законной конституцией является та, которая принята народом; 2) что личная и имущественная безопасность находится под защитой нации; 3) что не отмененные законы будут временно исполняться, что власти не отозванные или не упраздненные временно сохраняются и что установленные подати должны и впредь быть уплачиваемы, как доныне. Заседание уже готово было закрыться, а вопрос о форме правления еще не был поднят, как вдруг Колло д'Эрбуа, бывший председатель того парижского избирательного собрания, которое высказалось за республику, бросился на трибуну и потребовал упразднения королевской власти. Ему стали возражать, указывая на „права народа“ и на необходимость избегнуть упрека в том, что столь важный шаг был вызван вспышкой энтузиазма. Но Конвент чувствовал, что ему нельзя отступать, и единогласно постановил, что „королевская власть упраздняется во Франции“. Ни один из ораторов не упомянул слова республика.
Вечером этот декрет был оповещен в Париже при свете факелов, и народ выразил свою радость новым возгласом: Да здравствует республика! В тот же вечер Конвент, собравшийся в этот день вторично, допустил к своей решетке две секции, которые явились, чтобы клятвенно обещать ему охранять республику, хотя официально о ней еще не было и речи. Таким образом, столица взяла на себя почин решить, не обинуясь, этот страшный политический вопрос, перед которым Конвент стоял в нерешительности. На следующий день, 22 сентября, по инициативе Бийо-Варенна было постановлено отныне датировать правительственные акты первым годом республики. Этот важный декрет был вотирован без всякой торжественности; о нем сообщили лишь немногие газеты, и позднее Робеспьер не встретил возражений, сказав с трибуны, что республика „украдкой пробралась“ между партиями. Страна принуждена была обратиться к республике, потому что упадок королевской власти сделал ее неизбежной. Мало-помалу она приобрела популярность, особенно под влиянием военных успехов; позднее у нее явились свои герои и мученики, — она стала почти религией“.
37 Maximum — закон, устанавливающий известную цену, по которой могут быть продаваемы те или иные продукты. 27 сентября 1792 г. Парижская коммуна впервые установила таксу, выше которой в Париже не могли быть продаваемы съестные припасы. 3 мая 1793 г. Конвент распространил закон максимума на всю Францию, поскольку он касался хлебного зерна и муки. 29 сентября того же года закон