Раздался совсем не сонный, звонкий голос жены:
— Сейчас открою, Мария Михайловна.
Щелкнул замок, но дверь открыть Фалину пришлось самому. У распахнутого окна застыл сконфуженный мужчина, а Вика, в знакомом ему голубом пеньюаре, стоя спиной к двери, с насмешкой выговаривала ему:
— Трус вы, оказывается, Зурабчик. Побоялись прыгнуть со второго этажа ради покоя дамы, а теперь у меня будут неприятности с дежурной…
Мужчина вдруг улыбнулся и радостно поднял руки в знак примирения.
— Вика, прелесть моя, это вовсе не дежурная, а такой же мужчина, как и я, только он номером ошибся. Верно я говорю?..
Вика резко обернулась. Фалин швырнул на мятую постель цветы и подарки и, не сказав ни слова, вышел. Семейная эпопея его на этом закончилась…
За свою жизнь Фалину пришлось работать в разных краях, и у него выработалось одно бесценное качество: ему не нужно было времени, чтобы приспособиться к северному или южному климату, а тем более к новым обстоятельствам.
Когда начиналась настоящая работа, для него переставали существовать бытовые неурядицы, а на особенности климата, будь то проливные дожди Кондопоги, жара Таджикистана, пыльные смерчи Хорезма или холод Заполярья, он просто не обращал внимания, если, конечно, это не мешало производству. То же было и с работой: трех дней ему вполне хватало, чтобы познакомиться с проектами и финансовой документацией, а объехав раз объекты и ремонтные мастерские, он почти наверняка уже знал, кто из коллег на что способен. И в дальнейшем, как правило, всегда подтверждалось первоначальное впечатление. Воспитательной работой, увещеваниями и разносами в коллективе он никогда не занимался, но умел организовывать работу так, что нерадивым людям — тем, про которых обычно говорят: человек не на своем месте,— работать с Фалиным становилось невозможно. Таких он не уговаривал остаться, хотя на любой стройке всегда не хватало людей.
Когда Фалин учился в техникуме и позже, когда заочно одолел политехнический институт, встречал он много толковых ребят, и не раз они мечтали: вот бы поработать вместе, потому что были единомышленниками и, казалось тогда, могли горы своротить. И всякий раз, когда Фалин писал статью в технический журнал или описывал рационализаторское предложение в информационном бюллетене, он ждал: а ну, да откликнется кто-нибудь из сокурсников и приедет работать к нему или пригласит к себе. Это ожидание письма–весточки после каждой публикации долго жило в нем, пока однажды, переезжая на новое место службы, он не попал в купе с одним пожилым человеком, оказавшимся писателем. Как водится, разговорились, и когда Фалин посетовал на то, что не откликаются вот друзья–коллеги, писатель с улыбкой сказал: «Голубчик, да я написал десятки книг, по моим произведениям поставлены радиоспектакли, сняты фильмы, пьесы идут, но за всю свою долгую жизнь я не получал писем ни от однокашников, ни от товарищей, которых растерял в молодые годы. Конечно, как и всякий писатель, я получаю письма от читателей, но совсем не так много, как рассказывают мои коллеги, и если быть откровенным, это не те письма, которых я ждал, не о том и не от тех. В каждом письме я надеялся, как и вы, услышать голос из детства, юности, молодости, наконец, но вот проходит жизнь, а такого письма я еще не получил. Не получил весточки и от той, на воспоминаниях о которой держится каждая лирическая строка моих книг, а вы хотите найти друзей по публикациям в специальных журналах. Это же чистейший абсурд».
***
Не тратил времени на раскачку Фалин и в новом управлении… Хотя золотодобывающих фабрик он не строил, а маржанбулакская принципиально отличалась от тех, что он видел на Колыме и в Якутии, но, ознакомившись с чертежами, Фалин нашел сходство с обогатительными фабриками цветных металлов, а такие строить ему уже довелось. Каждый день приходилось наезжать в Джизак: совещания в тресте, заседания, согласования с заказчиками — все это отнимало драгоценное время. Конечно, без всего этого, пока стройка не наберет темпы, никак не обойтись, но даже с таким лихим шофером, как Азиз, много времени уходило на дорогу: путь неблизкий, да и дорога разбита и запружена машинами, особенно не разгонишься. Через неделю на разборе дел в обкоме партии Фалин попросил слова и произнес неожиданную речь:
— Проблем — тьма–тьмущая, но сроки пуска фабрики обсуждению не подлежат, по- моему, с этим согласны все. Я, как и мои коллеги, считаю сроки вполне реальными и думаю: если стройка наберет заданный темп, мы дадим стране маржанбулакское золото даже раньше. Прекрасно, что нам ни в чем не отказывают, мы можем рассчитывать на любую помощь и содействие. Но время отсрочить никто не вправе, поэтому время надо беречь. Нас в Маржанбулаке — двадцать строительных организаций, а трест наш — в Джизаке, и нам почти каждый день приходится бывать здесь. Посчитайте: два часа сюда, два обратно — и половины рабочего дня как не бывало, а если два совещания, то и день как корова языком слизала. Вот я и прошу четко определить: если совещание действительно важное, пусть оно проходит на месте, в Маржанбулаке. Это поможет нам сэкономить драгоценное время, которое мы урываем у стройки. Есть и другая проблема: заказчик «Узбекзолото» находится в Ташкенте, там же проектные институты и «Стройбанк», поэтому руководителям часто придется наведываться и в столицу, тут уж никуда не денешься. Поэтому от имени моих коллег, хоть они меня и не уполномочивали, прошу обком выделить для строителей золоторудного комбината два вертолета. Имея вертолет, я и мои коллеги выиграли бы самое ценное в данной ситуации — время. Двадцать минут до Джизака, час–полтора — до Ташкента.
Не успел он закончить, как в зале зашумели, заговорили все разом, раздались смешки, а кто-то громко подал реплику:
— Вот молодежь! Скоро они самолет потребуют.
Фалин, не успевший сесть, не удержался от ответа:
— Самолет у меня на прежней работе уже был…
Это вновь вызвало оживление в зале.
Все ждали, что секретарь обкома осадит делового «мечтателя», но тот вдруг, улыбнувшись, сказал:
— А что, дело говорит молодой инженер. Неделю как пришел в управление, а вот по-своему уже решает проблему. От заседаний и совещаний, к сожалению, никуда не денешься, но как сберечь время, он продумал верно. Может быть, и мне придется воспользоваться вертолетом, ведь с меня не только за комбинат спрашивают, а и за скот, и за хлопок, и за новый Джизак не меньше. Так хоть почаще смогу бывать у вас… Выездные совещания тоже неплохая идея. Спасибо, Александр Михайлович. А вертолет у вас будет…
Соседи Фалина, как и предсказывал Азиз, оказались людьми степенными. По–русски говорили не так бойко, как его шофер, но для беседы за пиалой зеленого чая словарного запаса вполне хватало. А ужины, которые для Фалина чаще всего оказывались и обедами, затягивались до полуночи, к этому времени жара спадала и ветерок до рассвета нес живительную прохладу. Чаевничая, они обсуждали многое, но чаще всего говорили о комбинате. Фалин, отправляясь на стройку в джизакской степи, знал, что больших проблем с кадрами у него не будет, разве что высококвалифицированных монтажников, высотников и наладчиков найти непросто, но таких специалистов и в столицах пойди поищи. А кадры в Узбекистане есть свои, коренные, потому что нет там покинутых деревень, не стоят немым укором дома с заколоченными окнами. Молодежь охотно остается в селе, не рвется неведомо куда из родных краев. И лишние рабочие руки в окрестных кишлаках найдутся, ведь пришла на узбекские поля мощная техника, и три четверти хлопка уже сейчас убирают комбайнами. Знал он и то, что люди охотно пойдут на стройку в глубинке, потому что работающие здесь будут иметь доступ к стройматериалам. А в Узбекистане любят строиться. Сын только в школу пошел, а ему уже потихоньку начинают возводить дом — хорошая, привязывающая к земле, к отчему краю, традиция.
Дней через десять после того, как Фалин принял дела, участковый милиционер из соседнего кишлака доложил ему, что прораб Файзиев продал машину цемента своему односельчанину, рабочему со стройки. Фалин пообещал разобраться, и вечером, на планерке, закончив обсуждение вопросов, он попросил всех задержаться еще минут на десять.
— У меня есть данные, что один наш прораб продал нашему же рабочему машину цемента,— сказал Фалин в напряженной тишине.— Известна и сумма, полученная за это. В таком маленьком местечке трудно
