нувориши, делавшие состояние из воздуха. Он называл их про себя «математиками», деньги они делали путем сложных бумажных операций, не производя материальных ценностей. Раньше деньги ковались одним способом, производя неучтенную продукцию: мебель, ковры, одежду, вино, коньяк – вплоть до ювелирных изделий. «Математики», на взгляд Шубарина, представляли и для Отечества, и для него, традиционного дельца, крайнюю опасность, и он без сожаления решил сдать их правосудию.
Вначале он собирался просто отправить две тетрадки, без комментариев, добавив кое-что из последних сведений, прокурор догадался бы, что к чему. Потом он все-таки решил, что к откровениям следует написать хоть какое-то предисловие или пояснение. Но поступил иначе, ведь тетради писались для себя; где-то в душе, тайно, Шубарин лелеял мечту, что если мы станем правовым государством и у нас начнут действовать экономические законы, тогда он станет владельцем коммерческого банка, и все трюки, что проделывали сегодня дельцы, следовало иметь в виду, порою встречались гениальные ходы. Поэтому он аккуратно перепечатал все в двух экземплярах сам и оба отправил прокурору Камалову.
Многостраничный материал имел небольшое сопроводительное письмо, и начиналось оно так:
Уважаемый Хуршид Азизович!
Этот текст, направленный в Прокуратуру и адресованный лично Вам, поначалу может показаться странным и даже невероятным. Не удивляйтесь, в нашем обществе сейчас много непривычного и непонятного, идет размежевание сил, интересов. Сведения, которыми Вы станете располагать, могут подтолкнуть Вас на мысль – вот наш человек в стане экономических диверсантов, не обольщайтесь, – я не ваш человек. Проанализировав то, что я Вам сообщу, Вы поймете, что и в деловом человеке (которого наши же законы заставили ловчить, хитрить) есть определенный порог нравственности, переступая который трудно считать себя порядочным гражданином. Есть моменты истории, когда чрезвычайно важно соотношение личных и государственных интересов – сегодня как раз такое время, Отечество в опасности. И я вполне сознательно предаю интересы своего клана и хочу перекрыть один из путей, ведущий к финансовому краху державы. И еще, письмо адресовано не Прокуратуре как таковой, а Вам, не знай я Ваших личных качеств, вряд ли появилось желание поделиться подобными тайнами, ибо цена каждой строки этой информации – жизнь, в большой игре не щадят ни своих, ни чужих. Отступничество, ренегатство карается особенно жестоко. Возможно, на путях той борьбы, что вы затеяли в республике, когда-то наши дороги и пересекутся, и может, тогда у нас появится возможность поговорить подробно, а сейчас время торопит.
Дальше Шубарин переходил к конкретным фактам и, наверное, чтобы ошеломить, сразу сообщил, что в Стройбанке республики отдел кредитов и ссуд возглавил человек с подложными документами, его цель – выдать под заманчивые проекты, которые никогда не будут реализованы, крупные кредиты. Все эти проекты предполагалось реализовать в областях, чтобы не бросалось в глаза, и развитию периферии отдавалось приоритетное направление в кредитовании. Когда огромная сумма поступит на счета предприятий, намеренных якобы преобразовать край, дельцы в один день покинут пределы Уз бекистана.
Обращал Японец внимание и на работу других конкретных банков республики, в которых за четко определенный процент с суммы смотрели сквозь пальцы на перекачку средств предприятий на счета кооператоров.
Приводил Шубарин и подробный список лжекооперативов, не производящих ничего и занимающихся только переводом безналичных денег предприятий в наличные на взаимовыгодных условиях.
Упоминал он и о кооперативах, организованных при предприятиях, эти-то наносили особо крупный ущерб государству, обескровливая основные производства.
Не пощадил он и особо алчных инспекторов банка, они за мзду закрывали глаза на любые нарушения и даже, опять же за взятку, консультировали, как обойти банковский контроль.
Указал особо процветающие кооперативы, выполняющие работы на договорных началах для предприятий, где объемы работ завышались в десятки раз, а заказчик за оплату невыполненных работ получал свою долю у его хозяев.
Он писал, что масштабы финансовой диверсии ныне таковы, что угрожают самой безопасности страны и в этом плане им следует уделять столько же внимания, как охране государственных секретов и оборонных тайн. Предлагал незамедлительно присмотреться к кадрам, особенно на союзном уровне, ведающем проблемами снабжения страны и внешнеторговыми связями, банковскими делами, включая и валютные сделки, и называл организации и в Москве, и в Ташкенте, где новоявленные советские предприниматели чувствуют себя чересчур вольготно.
Обращал внимание на несостоятельность надежд, что в связи с ростом кооперативных предприятий появится конкуренция, которая в конце концов отразится и на качестве, и на ценах. На живых примерах он доказывал, что это утопия, несбыточные и вредные иллюзии, от которых следует немедленно избавиться и не делать ставку, а искать другие пути. Ибо они, еще и не оформившись толком, имеют все признаки монополий. Попробуй снизить цены на свои изделия, завтра тебя предупредят, не поймешь – сожгут, и все знают об этом, кроме тех, кому следовало бы знать. Конкуренция может возникнуть только при честной борьбе между порядочными людьми, при крепких и уважаемых законах, при избавлении кооперации от тесных объятий уголовного мира, а до этих условий нам еще, к сожалению, далеко. И непременно при конвертируемости рубля, когда на наш рынок автоматически хлынет поток дешевых и качественных изделий и он сметет кооперативы, созданные только с целью наживы, а вот те, что останутся при честной конкуренции с товарами мирового уровня, будут производить достойную продукцию. А в закрытой от внешнего мира системе, при пустых полках магазинов на кооперацию и качественные товары рассчитывать не приходится, это очередной обман, тупик.
И заканчивал он уже совсем сенсационными фактами, о совместных предприятиях и кооперативах, получивших выход за рубеж. Чтобы прокурор Камалов не вычислил легко автора письма, он не говорил, что сам получил десятки предложений о создании таких организаций с западными партнерами от своих московских друзей, у которых в связи с кооперацией резко выросли аппетиты, и их уже мало устраивали деревянные рубли, как они называли советские деньги, и они искали, и вполне успешно, выход на конвертируемую валюту.
Но ведь в Москве рождались только идеи, а то, что требовалось зарубежному партнеру, готовому платить чистоганом, находилось по всей стране – как говорят дельцы, в глубинке. И московские предприниматели, разъезжая по стране с огромными суммами «деревянных» денег, помогали открыть в интересующих их местах нужные для дальних, многоходовых целей кооперативы, готовые ради денег идти на любой подлог. И если он сам не создал предприятия, перекачивающего стратегическое сырье на Запад, то хорошо осведомлен о том, что делалось, и знал сделки, от наглости и беспринципности которых он, человек далеко не сентиментальный, потерял покой в душе. Вот почему в письме к прокурору Камалову он ходил только с козырных карт.
Сообщал он и о двух портах в Прибалтике и двух на Дальнем Востоке, где уже не однажды опробовали маршрут, отправляя под видом производственных и технологических отходов и металлолома трубы, прокат, особо легированную сталь и в больших количествах цветные металлы, бронзу, медь.
