Масть пиковая

нервы и что не следовало ему в предбаннике увлекаться коньяком, несмотря на прекрасную закуску к нему. Хорошо, что толстая дверь сауны оказалась плотно прикрытой и чело­век из обслуги не слышал его испуганного крика.

Прокурор вновь подплыл к трапу и, уверенно взявшись за поручни, поднялся из воды, но тут же вынужден был сесть на широкий бордюр, опоясывающий бассейн, ноги от испуга предательски дрожали и отказывались идти. Желание продол­жить застолье у предбанника мигом улетучилось, и он, нето­ропливо распрощавшись с хозяином сауны, отправился к себе. Войдя в комнату, он быстро разобрал кровать и нырнул под простыню, перед разговором с человеком, обладающим двумя Гертрудами, необходимо было выспаться.

Проспал он непонятно сколько времени, несмотря на бес­покойство, охватившее его в купальном зале, заснул мгновен­но и спал крепко, наверное, и поднялся бы к ночи, но его раз­будил все тот же утренний сотрапезник в скрипучих сапогах.

– Вставайте, вставайте, Сухроб-ака, – теребил он его за плечо, – через час приедет хозяин, повара уже давно приня­лись за ужин, вставайте.

Прокурор нехотя встал, только когда золотозубый человек покинул комнату, до него дошел смысл слов – через час он увидит человека, к которому с таким риском добирался. Он вновь поспешно облачился в золотистый махровый халат и поспешил в бассейн, только вода могла вернуть бодрость и свежесть, так необходимые в предстоящем трудном разговоре с человеком крутого нрава.

Купался долго, ему даже захотелось, чтобы первая встреча произошла именно здесь, в бассейне, он бы с удовольствием протянул ему мокрую руку, но вскоре о подобном методе знакомства передумал и покинул купальный зал. В комнате имел­ся телевизор, но в четырех стенах ему сейчас было тесно, душ­но, хотя в окне и стрекотал мощный кондиционер, и он поспе­шил во двор гостевого дома. Решил прогуляться по парку, имевшему редкие деревья из ботанического сада Шредера, где он любил бывать.

Он видел, как в дальнем углу двора, на летней кухне, хло­потали два повара и им помогала уже знакомая ему Мавлюда, приносившая газеты, но безмолвный старик в белом пока не появился. Для прогулки он выбрал самые дальние аллеи пар­ка, чтобы не встречаться с Ариповым сразу, как тот войдет во двор, словно он поджидал его, но гулял по дорожкам, с кото­рых хорошо просматривались зеленые ворота гостевого дома. Уже смеркалось, и часть аллей перед приездом хозяина поли­ли из шлангов, обдали и деревья, особенно у беседок, и в саду чувствовалась свежесть, как после дождя. Сказывалось и окру­жение огромного яблоневого массива, запах спелых яблок до­летал сюда в парк, где фруктовых деревьев не было, но и от ди­ковинных деревьев и кустарников, частью еще цветущих, от розария и от малинника исходил волнующий аромат. С гор, где росли ореховые рощи и дикая алыча, ветер тоже носил свои запахи, и все это, смешавшись здесь, у дома, создавало неповторимую ауру, от которой дышалось легко и свободно.

Зажглись фонари на дальних и ближних аллеях, вспыхну­ло декоративное освещение у беседок и у густых кустов можжевельника, соседство которых, говорят, обещает долголетие, загорелись огни и у закрытых наглухо зеленых ворот – хозяи­на загородного дома еще не было.

Прокурор гулял по дорожкам, посыпанным на старый ма­нер влажноватым красным песком, и ему вспомнился вдруг ташкентский летний кинотеатр его детства «Хива», который, говорят, в эпоху немого кино назывался «Солей», он тоже имел удивительно ухоженный внутренний дворик с садом, и аллеи его тоже посыпались красноватым песком, и в этом далеком аксайском саду ему неожиданно почудились запахи детства. Но вернуться воспоминаниями в босоногое отрочество, когда он смотрел кино в «Хиве», уютно расположившись на ореши­не, свисающей над залом, ему не дали. С порога ярко освещен­ного дома его окликнул все тот же золотозубый человек в доро­гом костюме навырост.

– Сухроб-ака, пожалуйста, в дом.

Прокурор подумал, что хан опять что-нибудь выкинул, от­кладывает встречу на утро, но ошибся: когда он приблизился, человек в скрипучих сапогах, улыбаясь, сказал:

– Пожалуйста, следуйте за мной, хозяин ждет вас.

Следуя за плотным человеком, не назвавшим себя с само­го утра, Сенатор подумал, что и здесь, под загородным домом, туннель. Как же он объявился, не с вертолета же на стеклянную крышу бассейна опустился? Не стоило ломать голову, следова­ло лишь принять во внимание, что хозяин любит цирковые трюки, и вдруг он зло назвал про себя директора объедине­ния – Иллюзионистом, это имя аксайскому хану подходило более всего.

Они миновали купальный зал, прошли еще галереей – зимним садом и свернули налево в коридор с паркетными по­лами, застеленный ярко-красной ковровой дорожкой, и золо­тозубый постучал в первую же дверь с левой стороны. Сухроб Ахмедович не слышал, что раздалось в ответ на стук, но прово­жатый толкнул дверь внутрь и широким жестом пригласил войти первым.

Прокурор вошел в комнату с приглушенным, мягким ос­вещением, после яркого света в коридоре он даже на минуту как бы потерял остроту зрения, и не сразу разглядел человека, лежавшего в свободной позе на высокой курпаче у стены, как только он с приветствием направился к нему, тот, несмотря на свою грузную комплекцию, легко поднялся и тоже пошел навстречу, золотозубо улыбаясь.

Что Карден, Хуго Босс, Бернард ле Рой, Ги ля Рош, Карвен, успел усмехнуться в душе Сенатор – вот вам настоящий законодатель мод – Акмаль Арипов. Теперь он понял, откуда такая тяга к золотым зубам у аксайской номенклатуры. Они сошлись как раз посередине комнаты и обменялись рукопожа­тием.

– Пожалуйста, прошу к дастархану, – хозяин дома корот­копалой рукой пригласил на ковер.

Сухроб Ахмедович успел оглядеться, комната оказалась обставленной на восточный манер, ни одного стола, стула, ни­какой мебели вообще, кругом ковры, курпачи, подушки. Боль­шие окна, выходящие в розарий, распахнуты настежь, видимо, хан не выносил кондиционера, но в зале чувствовалась прохла­да, наверняка днем держали на полу ледяную воду в мелких корытах, – старый восточный способ охлаждать жилые поме­щения.

– Извините, ради аллаха, что заставил вас ждать, – сказал Акмаль-ака, заняв прежнее место у стены, – дела, заботы. Са­ми понимаете, непростое время, перестройка. Хотим и новой власти доказать, что не зря у нас знамена, и республиканские, и союзные. – И он кивком головы показал куда-то за спину гостя.

Акрамходжаев невольно оглянулся – вся стена, завешан­ная огромным кроваво-красным ковром, вплотную заставлена свернутыми знаменами, от стены до стены сплошь тяжелый бархат, шитый золотом, лишь по древкам на полу удавалось подсчитать, сколько их – но и без счета панорама впечатляла. «Ничего себе место для встречи организовал, – отметил про себя прокурор, – хочет авторитетом подавить?»

– Только доложили о вашем приезде, звонок из обкома, пришлось срочно ехать в Наманган, только вернулся. Не оби­жайтесь, у каждого свое начальство. Не мог же я сказать, что у меня человек из ЦК, начались бы расспросы, кто, откуда, за­чем, почему мы не знаем? – Иллюзионист внимательно по­смотрел