сигнальные ракеты означали бы для воздушных десантников тревогу, и следовало тогда поспешить на помощь «монтажникам». Один самый яркий и маневренный геликоптер ждал особого сигнала – двух зеленых ракет, ему предстояло, в случае удачи, немедленно вывезти хана Акмаля из Аксая.
Золотозубый шофер из Аксая, которого посредник из обкома дважды называл по имени – Исмат, в беседу не вмешивался и всю дорогу молчал, на вопросы отвечал кратко, не давая втянуть себя в разговор, а прокурор пытался это осторожно делать, потому что желал знать заранее, где состоится аудиенция, и в случае удачи даже пятнадцать – двадцать минут имели значение, прежде всего обозначался основной вариант операции и успевали передислоцировать резервные силы. Если по дороге Наманган – Аксай выяснится, что встреча будет происходить в гостевом доме, у Камалова будет возможность дать об этом знать. При въезде-выезде из Аксая был заведен строжайший порядок, водители фиксировали в специальном журнале время прибытия-убытия, исключение делалось лишь для машины, где находился сам хан Акмаль, один или с гостями. И Исмат, в любом случае, должен остановиться у шлагбаума на въезде в Аксай и забежать на минутку в сторожку, вот в это время прокурор всего-навсего должен выйти из машины – это и послужит подтверждением того, что встреча состоится в гостевом доме. Весть тут же станет известна всем силам, задействованным в Аксае, а прежде всего «монтажникам», которые сразу двинутся к месту захвата.
Чувствуя, что случайно ничего не выведать, он решил откровенно блефовать и, обращаясь к человеку из обкома, сказал с нескрываемым сожалением:
– Говорят, у Акмаля-ака есть дивная сауна и бассейн, не мешало бы попариться всласть и поплавать. В Ташкенте у меня таких возможностей нет, да и времени тоже.
– Я тоже готов поддержать вашу идею, тем более что принимать он будет нас, как договорились, в гостевом доме, где и сауна и бассейн. Попросим хозяина, думаю, не откажет, как я знаю, он и сам любитель ночных водных процедур, особенно с прекрасным полом. – И человек из обкома от души раскатисто расхохотался.
И тут в разговор неожиданно вмешался молчаливый Исмат.
– И просить не надо, когда я уезжал, «афганец» уже менял воду в бассейне и заносил чешское пиво в сауну.
– Вот и хорошо! – обрадованно сказал Хуршид Азизович и, хлопнув шофера по плечу, добавил: – С меня причитается за хорошую весть.
Машина в это время уже тормозила у сторожки. Камалов вышел из машины вслед за шофером.
Человек, давно и тайно поджидавший машину у шлагбаума, увидев Камалова, тихо сказал в переговорное устройство лишь одно слово: «гостиница».
Хан Акмаль встречал высокого гостя у ворот сам, может, оттого, чтобы меньше было посторонних глаз, а может, решил уважить, все-таки прокурор республики, знал, что Камалов прибыл в Ташкент разобраться с наследием его друга Шурика. Накануне хан Акмаль долго беседовал с Сабиром-бобо и решил: возможно, Камалова рекомендовал в Ташкент кто-то из его московских друзей, и наконец-то из Белокаменной протя нули руку помощи. Могла быть и такая версия, не простые друзья у него в Москве, и им не резон отдавать хана Акмаля в руки правосудия. А что встреча тайная, тому тоже легко находилось объяснение: Камалов, наверное, быстро понял, что в Узбекистане решили отдать его без боя, да и человек он новый, откуда ему знать расклад сил, и как человек неглупый и смелый, решился выйти напрямую, это-то более всего и подкупало хана Акмаля, вселяло надежду, зачем же иначе, если не помощь, нужна рискованная встреча для прокурора? Если бы он замышлял недоброе, то Сухроб Акрамходжаев из ЦК, который в прошлом году увез отсюда чемодан денег, предупредил, обязательно предупредил, ну теперь не резон уступать его правосудию. А арест подобных людей, Героев Соцтруда, депутатов без ведома ЦК не делается, вот почему с большим волнением Акмаль-ака ждал встречи с прокурором республики. И любую услугу со стороны такого человека, как Камалов, они оценили в миллион и подготовили дипломат с щедрым подарком, Сабир-бобо должен был внести его в конце беседы, перед самым отъездом.
Не видно было в загородном доме и челяди, лишь только когда они входили в стеклянную галерею, случайно попался навстречу молодой человек, симпатичный парень, с тщательно выбритой головой и обвислыми восточными усами. Еще издали увидев гостей, он чуть ли не вжался в стену, не смея поднять глаза на сиятельных людей, правую руку он прижимал к сердцу. Жест не остался незамеченным Камаловым, чуть растопыренные пальцы означали – особой тревоги нет и что «афганец» готов сделать свой первый шаг. Значит, с самого начала им все-таки удалось перехитрить хана Акмаля, усыпить его чрезмерную бдительность.
По галерее они шли одни, посредника у ворот перехватил какой-то тщедушный старик во всем белом, и они направились к небольшому зданию напротив, видимо, человек из обкома присоединится к ним за столом, как только закончатся переговоры с глазу на глаз.
Хан Акмаль провел высокого гостя в краснознаменный зал, тот самый, где он встречал, также тайно, Сухроба Ахмедовича Акрамходжаева. Была и тут своя тактика, конечно, живя в Москве, Камалов вряд ли мог слышать об успехах агропромышленного объединения, хотя о нем периодически печатали хвалебные статьи в центральной прессе, а тут представилась возможность показать успехи в сконцентрированном виде, так сказать. Всякого входящего в зал поражало обилие тяжелых, шитых золотом знамен, и хан Акмаль знал сей эффект. Увиденное поразило и прокурора, и он по собственной инициативе прошелся вдоль стены, завешенной кроваво-красным ковром, свернутыми знаменами, и все они, как он понял, переданы на вечное хранение передовому хозяйству. Начало встречи обрадовало хана Акмаля, он почувствовал, что на человека из прокуратуры произвели впечатление его успехи, а успех предприятия он всегда связывал только с собой, оттого добивался от Шурика третьей Золотой Звезды, чтобы догнать единственного человека в крае, как Хамракула Турсункулова, который дружил с самим Никитой Хрущевым, и третья Золотая Звезда была просто-напросто подарена по просьбе хваткого старика с буденновскими усами. Не мог Шурик выхлопотать в Москве для хана Акмаля очередную Золотую Звезду, хотя и старался, и на этой почве между ними даже возникли трения, обидчивым человеком слыл хан Акмаль.
– Прошу. – И хозяин жестом пригласил за дастархан, скромно уставленный фруктами и чайными приборами на двоих, все вокруг, и тишина в доме, располагало к беседе.
«Некогда рассиживать, чаи гонять с тобой, отцвели твои хризантемы», – усмехнулся про себя прокурор Камалов, но в последний момент занял курпачу у стены с тем, чтобы хан Акмаль расположился спиной к входной двери и не сразу среагировал на появление своего «афганца», а тот должен был войти минут через десять – пятнадцать, как опустеют коридоры. Хозяин дома, разлив чай, как всегда, уверенно повел разговор, сначала издалека, с самой Москвы, пытаясь скорее определиться, не друзья ли из белокаменной столицы пытаются принять участие в его судьбе, и не этот ли седеющий прокурор их посланник. Хотя хан Акмаль и поднаторел в застольной дипломатии, но, видимо, волнение, поспешность подвели его на этот раз, цель оказалась так плохо замаскированной, что гость сразу разгадал тайные надежды обладателя двух Гертруд. Представлялась еще одна возможность расслабить, отвлечь внимание хана Акмаля, и Камалов осторожно повел разговор вокруг тех людей в Москве, на кого мог рассчитывать Арипов, и видел, как оживлялось отекшее от волнения лицо хана Акмаля.