открыл. В полутьме на лестничной площадке стояли двое — из тех, что раскланялись с ним недавно из-за соседнего столика в 'Лидо'.
— Добрый вечер, Амирхан Даутович, — приветствовали ночные гости хозяина дома. — Проезжали мимо, видим огонек, решили зайти проведать, не возражаете?
Теперь, лицом к лицу увидев этих мужчин — каждому едва ли было за сорок, Амирхан Даутович убедился еще раз, что он их не знает. Нельзя сказать, чтобы бывший прокурор обрадовался ночным визитерам, но он не испугался и не растерялся. Терять ему в этой жизни больше было нечего: все дорогое уже потеряно или отнято. Поэтому он шире распахнул картонную дверь своей квартиры и пригласил нежданных гостей в дом.
Те прошли в комнату, представились. Повыше ростом, голубоглазый, уверенный, назвался Артуром Александровичем, а другой, чернявый, вертлявый — Икрамом Махмудовичем. Амирхан Даутович предложил сесть, но гости усаживаться не спешили. Оглядев более чем скромную обстановку в комнате, Артур Александрович сказал:
— Что ж так бедно живете, Амирхан Даутович?.. — Видимо, вопрос был приглашением к разговору, но прокурор промолчал. — Не жалеете, что отказались от компенсации в сто тысяч?
Наверное, гость ожидал, что Азларханов удивится неожиданному вопросу, но прокурора уже ничего не удивляло после того, что произошло с ним, поэтому он ответил бесстрастно:
— Нет, не жалею. — Усмехнувшись, в свою очередь, спросил: — И много вы знаете таких подробностей из моей жизни, Артур Александрович?
Гость оживился, довольный тем, что сумел заинтересовать хозяина дома.
— Думаю, что много. Пожалуй, ничью биографию я не изучал так досконально — ни в школе, ни в институте, как вашу…
— За что же мне выпала такая высокая честь? — поинтересовался Амирхан Даутович — разговор начинал вызывать у него интерес.
— Не спешите, все узнаете в свое время. Одно могу сказать, прокурор… — не возражаете, если я буду вас так называть? — изучал я вашу биографию по личной инициативе и, не скрою, с симпатией. Хочу надеяться, что мы с вами будем друзьями, по крайней мере нам этого очень хочется.
Амирхан Даутович не понимал, куда клонит гость, но то, что он сразу попытался расположить к себе, настораживало. Ему уже ясно стало, что никакие это не бывшие его коллеги и не работники партийного или советского аппарата, за кого он принял их тогда в 'Лидо'. Но вот кто они, он и предположить не мог.
Артур Александрович, видимо, желая быстрее перейти к делу, выложил еще один козырь:
— Мы даже знаем, кто убил вашу жену, и можем сообщить, что Анвар Бекходжаев с прошлого года работает прокурором в районе, где некогда совершил преступление. Ну а чтобы вы не сомневались, что мы знаем о вас все, Икрам зачитает то, что нам удалось собрать о вас. Пожалуйста, Икрам.
Чернявый, подвижный Икрам Махмудович, все время зыркавший глазами по сторонам, явно отрепетированным жестом открыл кожаную папку и достал бумаги.
— Итак… Азларханов Амирхан Даутович, родился в 1933 году, в Сибири. Воспитывался в детском доме, так как родители, юристы, были репрессированы в 1937 году. Служил четыре года в военно-морском флоте на Тихом океане. Закончил в родном городе университет с отличием и аспирантуру в Москве. Был женат. Жена — Лариса Павловна Турганова, искусствовед, собравшая частную коллекцию восточной керамики, которая неоднократно выставлялась за рубежом. В 1978 году…
Ликург остановил жестом чернявого — читать тому еще предстояло много, и бывший прокурор не сомневался, что знают о нем все или почти все.
— Зачем вам это? — спросил он устало. — Вряд ли я нынче представляю для кого-то интерес, даже шантажировать меня нет смысла…
Артур Александрович нетерпеливо перебил хозяина:
— Мы не шантажисты. И, пожалуй, вы правы, что едва ли для кого-то представляете нынче интерес. Время такое: интерес, внимание только к тем, кто на коне, то есть в кресле. Однако хотелось бы, чтобы вы не принимали нас и за филантропов — у нас совсем другие цели, но они не могут принести вам худого, наоборот, изменят вашу жизнь в лучшую сторону. А то, что нам пришлось столь тщательно изучить вашу биографию, этого требовали обстоятельства — вы потом это поймете и, надеюсь, не будете в претензии. Слишком многое мы собираемся вам вверить, оттого и не хотели бы подвергать себя неоправданному риску.
— Нельзя ли яснее? — перебил незваного гостя Амирхан Даутович.
— Нет, яснее пока нельзя. Только в общих чертах, яснее и подробнее, когда получим ваше принципиальное согласие на сотрудничество.
— Что же вам от меня нужно?
— Не гоните лошадей, прокурор, дело серьезное. Я представляю местную промышленность. Нам позарез нужен юрисконсульт, если уж вы так настаиваете на краткости.
— Юрисконсульт? — удивился Ликург. — Да нашего брата сейчас развелось хоть пруд пруди — разве это проблема?
— Не скажите. Проблема, да еще какая. — Артур Александрович тяжело вздохнул, удивляясь непонятливости бывшего прокурора, и пояснил: — Нам ведь не всякий юрист требуется. Нужен юрист с большим опытом, юридическим и жизненным. Больше того, человек, изощренный в законах, знающий и понимающий их противоречия. Ведь недаром же ваши коллеги называли вас Законником и Ликургом. И притом человек не робкий, привыкший к коридорам власти, знающий дорогу в Москву, — и туда простираются наши интересы. Нужен человек немолодой, внушающий доверие и уважение, образованный и эрудированный. В общем, нужен человек с умом и характером. Отсюда и столь подробное ваше досье, прокурор… Признаемся, доля риска, и немалая, свяжись мы с вами, имеется. Но в случае удачи, если мы найдем пути к сотрудничеству, — выигрыш для нас несомненен: ваш юридический опыт, ваши связи сослужили бы нам неоценимую пользу.
— И что же все-таки толкнуло вас на риск? — спросил Амирхан Даутович, еще не понимая, чего от него хотят ночные гости.
Видимо, Артур Александрович ожидал такой вопрос, поэтому ответил не задумываясь:
— Логика, уважаемый прокурор, логика… и обстоятельства вашей жизни. — Гость выразительно повел взглядом.
— Не понимаю вашей логики, нельзя ли конкретнее.
— Что ж, можно и подробнее, если уж так настаиваете. Я даже рад: вы, кажется, не утратили прокурорской хватки. Но мы ведь не зря зачитали ваши анкетные данные. А логика такая, хотя и придется кое в чем повториться. Нам кажется, государство никогда не ценило и теперь уже вряд ли когда оценит вашу верность идее или долгу — затрудняюсь, как это точнее назвать. Как не оценили в свое время ваших родителей, скажем так. Они сгинули без следа, сами вы росли сиротой. Вашу жену убили, вас лишили дома, работы, честного имени, здоровья… Убийца и его покровители не только на свободе, но и процветают на тепленьких постах. Так что у вас, на наш взгляд, должны уже сложиться свои взгляды на отношения личности с государством. В то же время то, что вы не взяли сто тысяч у Бекходжаевых, вызывает наше уважение.
Амирхан Даутович, выслушав это откровенно циничное признание, опешил, мелькнула даже мысль показать гостям на дверь. Но какое-то внутреннее чувство удержало его от такого поступка. Кто знает, может, жизнь предоставила ему редкий, последний шанс послужить правосудию, и хоть запоздало, но искупить, пусть частично, свою вину перед обществом? Вину эту Амирхан Даутович, как прокурор, с себя не снимал. А выгнать непрошеных гостей он всегда успеет, не в этом геройство.
Ему кстати или некстати припомнился один толковый хозяйственник, поднявший разваленное предприятие, не вылазившее из прорыва лет десять. Привлекался он за то, что без документации, без государственных строительных организаций построил ремонтную базу и утепленные гаражи для своего автохозяйства. Нарушение с точки зрения закона было налицо, хотя корыстных целей он не преследовал. Так этот хозяйственник сказал ему однажды с горечью:
— У нас никогда не судили за несделанное, судят постоянно за сделанное.
Так и в данном случае: легче всего и, видимо, безопаснее было бы, пылая праведным гневом, указать пришельцам на дверь, и это был бы искренний поступок; но разумнее выходило сдержаться, ждать,
