уже провел в трех местах планерки, посетил два ремонтных завода и нанес визит в горисполком.
Ритуал обеда, похоже, тоже был выработан давно и носил деловой характер: суеты не было, все чинно, размеренно, но в этой размеренности чувствовался ритм, и Адик с ног не сбивался — он хорошо владел своим ремеслом, не зря же ценил его Артур Александрович. На обед они затратили ровно столько времени, сколько и в первый раз. Амирхан Даутович обратил на это внимание — отныне он должен был свыкаться с ритмом жизни Японца.
Когда они поднялись из-за стола, прокурор увидел, что Ашот тоже в зале, и обедал он за тем же столом, где и в прошлый раз. Видно, Артур Александрович все, что мог, доводил до системы, до автоматизма, подвергал все тщательному учету и анализу, ничто в его поступках не было случайным, и это следовало учитывать, если задумал разобраться в конструкции его системы…
— Давайте пройдемся до службы пешком — вам ведь вчера не удалось погулять, — предложил Артур Александрович и подал знак Ашоту, уже дожидавшемуся их в машине. 'Волга', медленно вырулив на дорогу, тут же уехала. — Это совсем недалеко, да и после обеда, пройтись не мешает.
Идти пришлось действительно недолго и не совсем туда, куда предполагал Амирхан Даутович.
Они подошли к внушительному зданию бывшего рудоуправления.
Поднявшись по мраморной лестнице, Ликург увидел респектабельную, золотом на граните вывеску: 'Управление местной промышленности'.
— Да, теперь это наше здание, — подтвердил не без гордости Шубарин, заметив удивление прокурора.
В просторной приемной на втором этаже слева и справа располагались кабинеты бывших руководителей рудоуправления. На одной массивной дубовой двери, что слева, столяр прилаживал ярко начищенную бронзовую табличку: 'Азларханов А.Д.'. На противоположной двери на такой же табличке значилось: 'Шубарин А.А.'. Туда и пригласил своего юриста Артур Александрович.
'Помещение не по рангу. И тут наш 'хозяин' пожинает, что не сеял', — успел подумать Азларханов, переступив порог роскошного кабинета.
У Артура Александровича, видимо, день был расписан по минутам: он не дал возможности ни толком разглядеть кабинет, ни порассуждать о нем, тут же распорядился по селектору:
— Татьяна Сергеевна, будьте добры, пригласите ко мне тех, кому я назначил на четырнадцать двадцать. — Обращаясь к прокурору, пояснил: — Сейчас я представлю вас нашим главным специалистам, они помогут вам войти в курс дела. Есть несколько неотложных исков по штрафным санкциям к поставщикам, есть материалы, которые, на мой взгляд, стоит передать в Госарбитраж; но таких дел мало, и у вас будет время спокойно ознакомиться и со структурой, и с отчетной документацией. Если вам будет не ясно, эти товарищи помогут разобраться.
Распахнулась высокая дверь с тамбуром, вошли двое. Первым Артур Александрович представил Александра Николаевича Кима, а вторым — Христоса Яновича Георгади. У каждого в руках было по три- четыре увесистые папки.
И главный бухгалтер, и главный экономист управления оказались людьми преклонного возраста, чего Амирхан Даутович никак не ожидал. Не исключено, что старый кореец застал еще времена нэпа, по крайней мере, имел о них не книжное понятие, в этом можно было не сомневаться.
Георгади, судя по выговору, принадлежал к тем грекам, что приехали к нам в страну в конце сороковых. Этот тоже, видимо, знал рыночную экономику отнюдь не по учебникам, да и 'Капитал' Маркса, наверное, трактовал несколько иначе, чем предполагал автор.
И прокурор лишний раз убедился, что айсберг Шубарина, безусловно, создан умом и потопить его будет непросто. В таком составе мозговой трест, конечно, представлял силу, изощренную силу, — таких голыми руками не возьмешь.
Вся церемония представления прокурора высшему совету управления заняла не больше десяти минут. Оставив папки с документами для ознакомления новому юристу, старики удалились, пообещав Амирхану Даутовичу всяческое содействие в работе.
— У вас, я вижу, интернациональный коллектив, — не преминул заметить Амирхан Даутович, надеясь, что хозяин кабинета несколько шире представит своих главных специалистов.
Но Шубарин, видимо, в рабочее время редко пускался в пространные разговоры, потому и ответил коротко:
— Видите ли, у меня несколько иной принцип подбора кадров, чем, положим, в обкоме. Я не раздаю должности ни по номенклатуре, ни по связям, тем более для меня не важен пятый пункт в анкете, то есть национальная принадлежность, я подбираю людей по деловым качествам — иных критериев у меня нет. И пусть моему бухгалтеру уже восемьдесят, я не променяю его и на двух сорокалетних и мирюсь с тем, что он работает два-три часа, да и то не каждый день.
Наверное, заметив, что юрист удивлен краткостью церемонии представления, счел нужным добавить:
— Не удивляйтесь, что они ничего у вас не спрашивали. Они знакомы с вашим досье, как и я, и я не один решал, пригласить вас на эту должность или нет. Они знают, чем вы будете заниматься и чего мы от вас хотим. А теперь я покажу ваш кабинет, и приступайте… с Богом…
Артур Александрович поднялся из-за стола, чтобы помочь Амирхану Даутовичу перенести оставленные для него папки.
Столяра в приемной уже не было. Послеобеденное солнце било в окно, надраенная табличка с именем сияла отражением. Привинчено было основательно, на четыре медных шурупа. Надолго ли? — мелькнуло у прокурора. С Шубариным шутки плохи!
А тот широко распахнул дверь:
— Добро пожаловать, — и пропустил Амирхана Даутовича в кабинет первым.
Кабинет по размерам, по убранству походил на тот, из которого они только что вышли, но там чувствовался стиль самого хозяина — он был строг, официален, а этот как бы еще не имел лица.
Амирхан Даутович положил папки на двухтумбовый стол, крытый зеленым сукном, и огляделся. И сразу же на боковой стене, как прежде у себя в прокуратуре, увидел привычный рекламный плакат выставки Ларисы. Амирхан Даутович невольно шагнул к стене и долго молча вглядывался в лукавое лицо старика на ишачке, возвращающегося с базара с голубым ляганом. Неожиданное волнение охватило бывшего прокурора; не оборачиваясь, он сказал:
— Спасибо, я тронут вашим вниманием. — Затем, возвратившись к столу, спросил: — Интересно, кто занимал этот кабинет до меня?
Артур Александрович, поправляя белые сборчатые занавески, очень красившие высокое окно, ответил:
— Икрам Махмудович. — Заметив удивление в лице Азларханова, пояснил: — Нет, это не должно вас волновать. Он даже рад, что так вышло. Мне кажется, он всегда тяготился соседством со мной. Он хотел иметь свою приемную, собственную секретаршу. Человек он шумный, общительный, у него всегда много народа — у меня же несколько иной стиль, и порою он чувствует мое недовольство. Иногда, я догадываюсь, он не хотел, чтобы я видел и знал, кто к нему приходит. Татьяна Сергеевна всегда на работе, даже если меня не бывает здесь неделями, и он хотел уйти из-под такого контроля. Хотя я, разумеется, знаю обо всех его делах, которые он проворачивает за моей спиной.
— Например, если не секрет? — поинтересовался прокурор.
— Пожалуйста… Например, он завел свой частный таксопарк, купил десять 'Жигулей', и молодые люди денно и нощно левачат. С властями у него проблем нет — его старший брат начальник областного ГАИ.
— Интересно, что же он с этого, кроме хлопот, имеет?
— Да вы знаете, немало. Ежедневно каждый должен выплачивать ему по пятьдесят рублей — почти государственный тариф. Это из расчета трехсот рабочих дней в году. Работал, не работал — это твое личное дело. И так в течение трех лет, после чего машина отходит в собственность таксиста. Поэтому все проблемы, связанные с ремонтом, эксплуатацией, резиной, бензином, его не касаются — он вмешивается только в случаях скандала или аварии.
— И водители с этим согласны?
— Еще бы! Условия выгодны для обеих сторон. Желающих сколько угодно! Машина окупается и
