что это и к лучшему. Моей возлюбленной из Сант-Бержера уже хватило неприятностей и потрясений, пережитых по моей вине. Пусть пока поживет мирно и спокойно, хотя бы до тех пор, пока я не сведу счеты с той, кто посмел напасть на нее.
На кухне я обнаружил три упаковки с готовыми блюдами. Приоткрыв одну из алюминиеввых коробочек, я увидел кусок рыбы под зеленым соусом. Стол показался мне пустоватым; чтобы не подавать рыбу всухомятку, я решил покопаться в холодильнике и поискать то, из чего можно сделать салат или подать как закуску.
Мне удалось разыскать немного латука, пару помидоров и полбанки маслин. Не густо, прямо скажем, и, главное, абсолютно неоригинально. Но я решил, что на столе будет не так пусто.
Я как раз заканчивал резать салат, когда негромкий мелодичный звуковой сигнал мобильника известил меня о получении текстового сообщения. Я отложил нож на мраморную столешницу и достал из кармана телефон. Умеренная радость по поводу предстоявшего визита художника мгновенно куда-то испарилась, как только я прочел имя отправителя. Это был Роберт.
Срочно нужно поговорить. Обязательно сегодня. Жду тебя на кладбище.
У меня не было сомнений в том, что это ловушка. Милейший джентльмен из «Retrum» в этом деле служил всего лишь приманкой. Мне было ясно, что на назначенную встречу он придет не один, и я буду убит, как только окажусь за воротами кладбища.
Нож, лежавший на столешнице, казалось, кричал: «Возьми меня с собой!»
Я протер его и завернул в чистое кухонное полотенце. Воспользовавшись тем, что отец увлеченно смотрит телевизор, я сходил к себе в комнату и положил нож в карман пальто, висевшего на вешалке.
Перед тем как спуститься обратно в гостиную и продолжить накрывать на стол, я коротко и сухо ответил на полученное приглашение:
Приду.
Я поставил на стол в гостиной чашу с салатом, тарелки и бокалы под вино. Для этого вечера я решил взять из наших запасов лучшую бутылку из тех, что имелись в доме, — семнадцатилетнее «Приорато».
Это густое, красное, как кровь, вино угодило в бутылку в год моего рождения. Теперь настал час пролить содержимое этого сосуда.
«Что ж, отличный финал ужина, который вполне может оказаться для меня последним на этом свете», — подумал я.
Выставка
Цель искусства заключается не в изображении внешнего облика вещей, но в отображении их глубокого внутреннего смысла.
Ужин прошел для меня как-то странно. Я толком ничего не запомнил. В другой ситуации я был бы рад видеть Жирара, но в тот вечер, естественно, не мог сосредоточиться на чем бы то ни было, кроме предстоявшей мне смертельно опасной встречи на кладбище. Кстати, сама возможность выйти из дома в столь поздний час у меня появилась именно благодаря художнику, заглянувшему к нам в гости.
— У меня для тебя есть небольшой подарок, — сообщил Жирар, доставая из сумки вертикально вытянутый параллелепипед, завернутый в бумагу. — Думаю, тебе понравится.
К этому времени мы уже разделались с десертом, который любезно принес с собой наш гость, и неспешно потягивали выставленное мной на стол вино. Несмотря на все мои тревоги и беспокойства, подарок Жирара заинтересовал меня, и я с нетерпением стал срывать с него оберточную бумагу. Вскоре моим глазам предстала прозрачная коробочка, внутри которой на аккуратной подставке была закреплена небольшая статуэтка. Увидев ее, я просто онемел от изумления.
Это был юноша в длинном черном пальто, развевающемся под порывами ветра. Его густые черные волосы были отброшены назад, и взгляду зрителя открывалась неестественно бледное, неживое лицо, на котором выделялись губы, ярко подведенные темно-лиловой помадой.
«Похоже, он видел меня в этом маскарадном наряде», — подумал я, глядя на довольно улыбающегося Жирара.
Отцу, похоже, подарок художника пришелся не по душе.
— Зря ты ему эту куклу притащил, — заявил он Жирару. — У парня и так крыша едет. Возомнил себя чуть ли не вампиром, того и гляди, совсем свихнется.
— Ничего, даже когда поправится, пусть хранит эту статуэтку как напоминание о том, каким он был, — возразил художник, потягивая густое вино из бокала. — Не зря Герман Гессе писал: «Каждый из нас хранит в своей душе частичку скорлупы яйца того первобытного, изначального мира, из которого мы все вылупились».
Отец удивленно вскинул брови. По выражению его лица было видно, что он ничего не понял из цитаты, озвученной Жираром.
В этот самый миг художник произнес фразу, которая стала для меня пропуском на свободу, к моей судьбе:
— Такая статуэтка у меня не одна. Их целая коллекция, штук двадцать. Я собираюсь сделать выставку в нашем культурном центре. Все персонажи из этой серии — жители Тейи. Хочешь посмотреть на остальную часть? — спросил он меня.
— Конечно, с удовольствием! А когда? Можно прямо сейчас?
— Не нравится мне эта затея, — перебил меня отец. — Кристиан, у тебя завтра занятия в институте, ложись лучше спать пораньше.
— Да мы ненадолго, — успокоил отца художник — К полуночи Кристиан будет дома.
Я убрал со стола и попрощался с отцом, абсолютно не уверенный в том, что нам с ним еще суждено увидеться.
Мастерская Жирара представляла собой целый мир, полный маленьких сюрпризов. Статуэтки, которые он готовил к выставке, были расставлены по столам в разных углах помещения. Работа над большей частью из них еще не была закончена, и прозрачные колпаки не отделяли их от зрителя.
Разумеется, среди выбранных художником персонажей были классические типажи нашего городка — официант Мерфи, продавщица фруктов с рынка, местный полицейский.
Другая группа представляла собой скульптурные изображения дам, посещавших занятия по живописи, которые вел сам Жирар. Эти статуэтки художник расположил так, как если бы дело происходило на уроке. Более того, на холсте, закрепленном на крохотном мольберте, стоявшем перед одной из начинающих художниц, я разглядел гротескный, больше похожий на шарж портрет самого Жирара.
— А твоя статуэтка должна была находиться здесь, — сказал он, показывая мне на группу из трех силуэтов в черном и фигурку в голубом, стоявшую чуть поодаль.
Я с ужасом подошел к столу, чтобы получше разглядеть этот своеобразный рождественский вертеп, представляющий собой толкование и, быть может, даже предсказание последней драмы моей жизни. Первым делом, еще издали, я узнал Лорену — по ярко-рыжим волосам и скрипке у плеча. На ее лице застыло благостное, умиротворенное выражение, не имевшее ничего общего с тем, как она выглядела, когда сыпала угрозами в мой адрес во время нашей последней встречи.
Рядом с Лореной увлеченно играл на гитаре долговязый, худющий черноволосый парень. Выражение лица этого персонажа было на редкость печальным, я бы даже сказал, трагическим.
Прежде чем перейти к последней черной фигуре, я удивленно посмотрел на художника. Судя по
