— Совсем вы с Ингой тронулись на этих достопримечательностях, — заметил Ариель, и тема на этом была исчерпана, а Кузниц, пока они ехали к Ретимнону, все более укреплялся в своем сентиментальном желании посетить место незаметного подвига лейтенанта Краучбека.
«Полна неожиданностей жизнь армейского человека, особенно во время войны, — думал теперь Кузниц, сидя на твердой железной скамье английского транспортного самолета, державшего курс на Мальтийские острова, — нельзя строить планы — вот планировал в Сфакию поехать, а вместо этого лечу на Мальту, неожиданно и поспешно».
Их остановка на Кипре оказалась короткой — не успели ни суточные получить, ни насладиться комфортом отеля, который хвалил натовец. Кузниц оставил свой чемодан в номере и пошел к Ариелю покурить, но тут позвонили из штаба и приказали собираться. И вот он уже сидит на скамье военного самолета, и самолет летит в «страну пребывания». За месяц он отвык от формы и теперь ерзал на скамейке — и там жало, и тут натирало. Рядом сидел и тоже ерзал и чертыхался Ариель. Хосе сидел ближе к кабине пилотов и о чем-то разговаривал с английским сержантом, хотя как можно было разговаривать под рев турбин, оставалось загадкой.
Из разговоров в штабе стало ясно, что на островах ситуация изменилась и, похоже, к худшему. «Правоверные» высадились ни остров Гоцо и смогли там закрепиться, и сейчас на острова перебрасывали подкрепление.
Еще говорили, что арабы уже оправились от первого шока, вызванного превращением современной боевой техники в старую рухлядь, и довольно успешно эту рухлядь осваивают. На острова уже было несколько серьезных налетов, бомбили в основном Валетту, но бомбы были сброшены и на город Моста с его огромным собором, который был хорошей мишенью и бомбили его много раз и в прошлую мировую войну. Там даже чудо тогда произошло: огромная бомба пробила крышу, упала чуть ли не на алтарь, но не взорвалась.
Раньше Кузниц к таким вещам относился скептически, но после явного вмешательства провидения, уничтожившего самые смертоносные игрушки, стал думать, что, наверное, и правда, что-то там есть, сила какая-то, которая иногда не позволяет людям творить особенно страшные вещи.
Из-за неприятельской авиации, хотя и старой, но все же представляющей некоторую опасность, их самолет шел на большой высоте и при посадке должен был резко спикировать, а не снижаться постепенно. Об этом их предупредил сержант, с которым разговаривал Хосе. Сейчас этот сержант обходил сидящих в самолете солдат и проверял привязные ремни. Подойдя к Кузницу с Ариелем, он сказал, обращаясь к Кузницу:
— Buckle up, sir.[21]
Кузница удивило это американское выражение в устах английского сержанта, он хотел было поделиться с Ариелем, но тут началось снижение и все его усилия сосредоточились на том, чтобы удержать свой желудок, который рвался выскочить наружу, на подобающем ему месте.
Самолет завывал и трясся, пару раз тряхнуло особенно сильно, Кузниц покосился на согнувшегося пополам на сиденье Ариеля, решил, что больше не выдержит и умрет, но в этот момент раздался удар, потом еще один, послабее, и Кузниц понял, что они сели.
Почти сразу наступила оглушительная после всего этого рева и свиста тишина — пилот выключил двигатели. Кузницу показалось, что он оглох, но потом он услышал, как рядом бормочет ругательства Ариель, а сержант кричит, чтобы отстегивали ремни и готовились к высадке.
«Почему пилот не включает реверс? — подумал Кузниц. — Ведь врежемся куда-нибудь по инерции». Только он это подумал, как самолет резко развернуло, он проехал еще несколько метров и остановился, накренившись на бок. Со скрежетом опустился пандус, и солдаты, подгоняемые сержантом, стали выходить из самолета. Кузниц отстегнул ремни, встал на трясущихся ногах, подтянул сползшие до пупа брюки и взял лежащий на полу рюкзак. Ариель уже подходил к пандусу, волоча за собой рюкзак, и Кузниц побрел за ним, надев лямки рюкзака на одно плечо.
У пандуса его догнал Хосе:
— С боевым крещением, сэр! — Он выглядел если не браво, то достаточно пристойно, особенно по контрасту с Ариелем.
«Да и у меня, наверное, вид соответствующий, — подумал Кузниц, спускаясь по пандусу на землю. — А Хосе молодец — вот что значит кадровый военный».
— С чем это ты меня поздравлял? — спросил он его.
— Как с чем? — удивился Хосе. — В нас же попало два раза.
— Так вот почему нас так тряхнуло, — вспомнил Кузниц, — а я-то думал, что это какие-то ямы воздушные.
— Слегка только задели — повезло, а то была бы всем яма, точнее, и ямы не было бы, — сказал Хосе, достал сигареты, повертел пачку в руках и опять спрятал в карман — они стояли у самого самолета, и курить тут явно было нельзя.
По летному полю к ним бежал Цьома, личный шофер полковника Ярошенко.
— Смотри-ка, кто к нам идет, — заметил Хосе. — Встреча по высшему разряду.
— Поехали-поехали! — крикнул Цьома, еще не добежав до них. — Полковник приказал срочно вас привезти!
— Ты почему не приветствуешь офицеров? — полушутя спросил Хосе.
— Здравствуйте, товарищ Мартинес, — Цьома махнул рукой, что должно было изображать салют. — С приездом, товарищ лейтенант, — сказал он Кузницу и взял у него рюкзак. — Срочно надо ехать — брифинг сегодня, а без вас какой брифинг?!
— Без нас вообще никуда, — усмехнулся Хосе, — это ты верно сказал, но ехать пока нельзя — ты посмотри на лейтенанта Зарембу.
— Надо ехать, — повторил Цьома, посмотрел на Ариеля и покачал головой.
Лейтенанта Зарембу выворачивало наизнанку. Он стоял, судорожно вцепившись в край пандуса, и даже в тусклом свете аварийного освещения было заметно, как он бледен. Хосе с Кузницем подошли к нему, за ними плелся Цьома, приговаривая:
— Срочно надо ехать, полковник сказал: срочно.
Кузниц поднял рюкзак Ариеля, валявшийся рядом на бетонке, и спросил:
— Что, баба, плохо?
Ариель, не отвечая, тоскливо посмотрел на него, а Хосе сказал:
— Давай, давай. Поехали в расположение. Босс требует, — и добавил: — Там найдем, чем тебя подлечить.
Они отдали все рюкзаки Цьоме, взяли Ариеля под руки и поволокли его по летному полю к машине, которую Цьома умудрился подогнать чуть ли не к самолету. Ариель был уложен на заднее сиденье вместе с рюкзаками, а Хосе с Кузницем устроились на переднем рядом с Цьомой.
Шоссе, ведущее в столицу Островов, было забито военной техникой, и джип еле полз. Ариель сначала только стонал и изредка ругался, но когда въехали в город, оживился, посмотрел по сторонам и вдруг произнес слабым голосом:
— Ну-ка, тормозни здесь.
Цьома заворчал, но остановился, и Ариель с неожиданной для его состояния прытью скачками пересек дорогу и исчез в баре, над входом в который был изображен веселый джентльмен в цилиндре — надо понимать, тот самый Happy Harry,[22] который дал название этому заведению. Сидеть втроем на переднем сиденье было неудобно, и Кузниц перебрался назад, положил в ноги свой рюкзак и стал смотреть в окно.
Затемнение в городе было относительное: уличное освещение было выключено, но у входа в многочисленные бары горели вполнакала разноцветные фонари; тусклые лампочки светились и в подъездах домов.
«Не идет война этому городу, — подумал Кузниц, — как-то не к месту выглядит «воинство Христово» на фоне всех этих старинных зданий».
Только он это подумал, как «воин Христов», лейтенант Заремба-Панских, бодро вышел из «Счастливого Гарри». В своей мешковатой полевой форме он никак не вписывался в эту улицу с ее средневековыми каменными домами, опоясанными решетчатыми венецианскими балконами, — в таких
