возишься так долго? Готово, что ли? А ну-ка дай посмотреть, что у тебя получилось. Ого-го! У, какой ёж- ежище! Вот это здорово! А если надо будет срочно отцепить, тогда как?
Базиль показал хитроумное устройство — патрон, присоединенный к тросу. Перебрался на другую сторону, щелкнул патроном — и пожалуйста: трос разъединяется на две части, и никакие преследователи тебя уже не догонят.
— Дай и мне забросить разок, — сказал Боб. — Ну что тебе стоит? Ну я прошу тебя, Базиль!
— Ладно, бросишь разок и больше не проси. Сильно не замахивайся. Если зацепит, оставим так и спать пойдем, а завтра утром придем. Сейчас отмотаю, чтоб не запуталось. До трех считать буду, на счет «три» бросай… Раз… два…
В синем проеме неба сверкнул белый трос. Послышались стоны. Мальчики присели на корточки. Они потянули трос на себя, пытаясь оторвать его, но трос сопротивлялся.
— Ёлки-палки, так и знал, что-нибудь случится…
— Вот это да! — Голос Боба клокотал от страха и ликования. — Я ведь говорил, что кто-то за нами следит!
В каменном грохоте реки возникли новые звуки — свист и гудение. В небе повисла комета, вспыхнула сиреневым облачком и рассыпалась на звездочки. Мальчики двигались у обрыва, то подступая к пропасти, то отступая.
— Кого-то поймали! — сипел Боб. — А вдруг, Базиль, это чудище с другой планеты?
Трос вдруг ослаб, и мальчики упали на спину. Они осторожно вытянули трос из ущелья и осветили фонариком — еж был весь в тине и клочьях травы.
— А я-то думал… — разочарованно протянул Боб.
— Ладно, пошли спать. Завтра разберемся…
Скрип веток. Удаляющиеся шаги. В небе погромыхивало.
— Собирается дождь, — сказал Рустем. — Ты поспи, а я покараулю.
Броня сняла очки. Глаза ее, беспомощные, сонные, закрывались от усталости. Она растрясла косу и укрыла ею голову, как пуховым платком. Сквозь шум реки слышалось тонкое позвякивание колокольцев. Дрема, тяжелая, тревожная, спутала шумы и разомкнулась черной пропастью сна…
НА ЭКРАНЕ — ЦИРВАЛЬ
Ракета заискрилась и пошла на сближение с планетой. Она опускалась ощупью, как слепая, то задерживаясь, то рывками устремляясь в обследованные участки, пока не вошла в атмосферу. И тогда сквозь туман, сменяя друг друга, закачались коричневые, зеленые, синие пятна. Медленно раздвинулись ангары спуска, и гравилет, выдавливаясь, как паста из тюбика, двумя гибкими отростками выполз из корпуса ракеты. Рывок, еще рывок — и вот гравилет пошел на снижение…
Это было чем-то вроде парашютного спуска в пропасть, о которой ничего не было известно, кроме того, что она состоит из трех физических сред — газообразной, жидкой и твердой. Но отступать было поздно. Мосты сожжены. Последнее «прости» орбитальной ракете, звездочкой мерцавшей в космическом мраке. Доведется ли ещё вернуться на нее?
Не будем, однако, предугадывать события и последуем эа Муком и Лаюмой, которые с волнением взирали на незнакомую планету Цирваль, цветным клубком проступавшую на экране, и медленно, как в теплую ванну, погружались в плотные, по виду белые, дымчатые, розовые торосы облаков. Данные микрозондных ракет, выпускаемых из гравилета, успокаивали: столкновения с облаками были безопасны. Внизу темнела холмистая поверхность планеты. Рядом с лавообразным жидким потоком раскинулась лагуна, где в скалах можно было спрятать гравилет. Выйдя из него, они смогут свободно парить в своих мягких скафандрах, связанные электромагнитным тросом. На экране уплотнялись сочные массы зелени, ослепительно яркие после галактической ночи. Лихорадочное щелканье приборов. Мягкие пробные толчки. Выключение всех двигателей. И наконец — остановка.
На этом месте наши герои могли бы радостно вздохнуть, прокричать «ура» и обняться, если бы хоть в отдаленной степени походили на людей. Увы, это было не так. При всем при том Мук и Даюма были предельно возбуждены. Бешеный поток биометрических сигналов свидетельствовал о том, что они достигли своей цели: планета Цйрваль, на которую они совершили посадку, была мощным источником жизни…
«Я СЧАСТЛИВА, Я ПЛАЧУ!.»
Мук и Лаюма долго молчали.
— Мук! Мук! Мук! — наконец застучала Лаюма, выходя из обморочного состояния и посылая серию сигналов. — Отзовись, умоляю тебя!
Мук не сразу оторвался от приборов, поглощенный анализом и обработкой информации, поступающей с поверхности планеты.
— Я слушаю тебя, Лаюма. Что-нибудь случилось?
Ему не надо было расшифровывать сигналы Лаюмы, в которых были робость, нежность и волнение, вызванные удачей, так блестяще увенчавшей их долгое и трудное путешествие. Он бросил беглый взгляд на ее проводники, разогревшиеся от возбуждения, не нашел ничего опасного и снова погрузился в сложные расчеты.
— О Мук! — продолжала Лаюма, успокаиваясь. — Я сейчас, приду в себя. Я взяла себя в руки. Мне уже лучше, Мук! Теперь совсем хорошо. Подумай только: сколько бесстрашных клиаргов [2] не вернулось, для того чтобы мы оказались здесь! Я счастлива, я плачу!.. И что бы ни случилось с нами, я хочу — ты слышишь, Мук, я хочу, — чтобы ты знал, что последней моей мыслью будет мысль о тебе. Я благословляю тебя. Мук! И если мы погибнем, если нам не суждено вернуться на Клиасту…
Поневоле приходится прибегать к высокому стилю, чтобы хоть как-то передать характер их сигнальной связи, не имеющей ничего общего с языком в нашем понимании слова. Мук оторвался от приборов и прокрутил в своем сознании последние сигналы Лаюмы.
— В чем дело, дорогая? — ласково спросил он. — Почему ты вдруг заговорила о гибели? Мы в преддверии победы, а ты вещаешь о гибели! Я настаиваю — ты слышишь? — я требую, чтобы ты перестала сомневаться. Ты должна верить в удачу! Подтверди, что ты слышишь меня! Но почему я не вижу на экране твоих сигналов? Что случилось, наконец?
ЭТОТ ХАОС, ЭТА СТИХИЯ
Долгая пауза, задержка связи. И наконец тихие позывные Лаюмы:
— Мук, я не понимаю, что творится со мной. Я не могу унять тревогу. Она уходит из бипсов, но появляется в плексах и рагдах [3]. Я боюсь, чтобы она не передалась тебе, любимый. Ты слышишь, как бушует жизнь на Цирвале? Этот хаос, эта стихия! Я боюсь! Знай, мой
