трудно.
Когда нашли тело красавицы королевы Ванды на берегу Длубни на расстоянии мили от Кракова, народ ее тоже оплакивал, как и отца, и насыпал ей такой же курган, как и ему. Однако, если в сказе про королеву Ванду есть элементы «курганной легенды», в ней нет «чудовища» Крака — символизированной борьбы, а есть война. Так как войну тоже почтил народ насыпанным курганом, то это подтверждает наше мнение о Краке-отце, ведшем победоносные войны.
Хронисты, по словам Крашевского, обнаруживают тенденцию использовать чешские предания и связать их с хорватскими или хорватско-чешскими. Этим они хотели подчеркнуть идею Славянского единства народов.
Длугош говорит далее, что нападения врагов — Венгров и Моравов — вынуждают Полян выбрать себе вождя. Здесь мы видим, что, вероятно, среди врагов Польши — Германцев (при Ванде), Венгров и Моравов — надо искать «Вавельского Дракона». «Великая Моравия» была Славянской Державой, а потому вряд ли она была большой опасностью для Польши. Такой опасностью могла была быть либо Венгрия, либо Германия. Тем более, что пока были Крк и Ванда, было Чешско-Польское государство, и вряд ли Моравия стремилась бы в это время нападать на него. Она начала борьбу, когда увидела, что Польша без Крка и Ванды не может удержать Чехов в своей орбите. Значит, врагом, который мог бы напасть на Польшу при Крке-отце, могла быть лишь Венгрия, либо Германия. Для Германии это было труднее, ибо надо было проходить через Славянские земли. Венгры же были рядом, за Карпатами. Таким образом, вернее всего можно предположить, что «Дракон» Вавельской скалы — это именно Венгры.
«Был в те времена среди Полян рыцарь по имени Пшемыслав (имя Лехито-Чешское или Старославянское), — говорит Длугош, — который славился сноровкой в военном деле, не знаменитый родом, но ловкий, остроумный, известный кроме того честностью и множеством почтенных качеств и потому пользовавшийся общим признанием». Он был кроме того опытен, ибо участвовал во многих походах. В этом месте мы должны остановиться: если при Ванде была всего одна война с Рытогаром, какие же могли быть «многие походы»? Они могли иметь место только до царствования Ванды, значит во времена Крка-сына, Леха-братоубийцы и Крка-отца. О войнах Крка-сына и Леха мы ничего не слышим в легенде. Только при Крке-отце есть события с «Вавельским Драконом»; значит, эти «многие походы» имели место скорее всего при Крке-отце.
Слависты, как проф. Л. Нидерле и др., легенд не разбирают и не принимают их в расчет. Конечно, гораздо легче основываться только на фактах, источниках и документах, но легенды являются тоже материалом Истории, и они тоже должны быть изучены с максимальной тщательностью.
Из легенды о Пшемыславе видно, что он «пользовался общим признанием». Такое признание приходит обычно в зрелом возрасте. Значит, в момент, когда о нем говорит легенда, ему было лет 50–60. Это значит, в свою очередь, что военный опыт «во многих походах» он мог получить только при Крке- отце.
Дальнейшие слова легенды подтверждают наши предположения. «Он внушал своим землякам особенное доверие, ибо с врожденными способностями сочетал опыт, полученный во многих походах и битвах». В этом пункте рассеиваются последние наши сомнения насчет правильности наших выводов. Легенда говорит: «И вот он, заметив, что неприятель ведет себя неосторожно, придумал план скорее остроумный, нежели смелый. Утром с восходом солнца он приказал развесить на расположенных напротив неприятельского лагеря холмах большое количество похожих на шишаки блестящих предметов, вид которых, когда на них упали солнечные лучи, привел неприятельские войска в такое исступление, что схватив поспешно оружие, без должного порядка и строя, они устремились в великой запальчивости, вслепую, в ту сторону, где сверкали мнимые шлемы, алча новой победы над Поляками».
Здесь из слов «новая победа» мы заключаем, что Поляки перед тем потерпели хоть одно поражение. Вероятно, их было уже несколько, потому что вождей не меняют из-за одного поражения, а лишь тогда, когда начинают бояться за исход войны. Длугош рассказывает с подробностями, как Пшемыслав, наведя врага на засаду, бросил последнюю на него и разбил его наголову. За эту победу Пшемыслав был избран королем и получил имя Лешека.
Историки, разбирающие эту легенду, считают, что она запутана хронистами, что имя Лешека слишком часто повторяется и что это обозначает, что было множество вариантов легенд, из которых они составили одну, недостаточно ее склеив, так что запутали смысл событий.
Мы не думаем так и позже объясним, почему так не думаем. Если критики легенды думают, что его назвали так, чтобы связать его имя с Лехом и Лешками первых сказаний, то это будет верно лишь отчасти. Лешком назвал его народ, потому что в его воспоминаниях Лешки были теми, кто Поляков объединил и от кого пошла Польша. Назвать короля Лешком было в его представлении равносильно тому, как если бы он его назвал героем, отцом или основателем Польши. Мы знаем, что в прошлом часто давали правителям титул «отца отечества». Связывать имена можно не только физически, но и морально.
Кроме того, вероятно, род Лешеков (или Лешков) был главным в государственном отношении в Польше, вроде как впоследствии были Рюриковичи на Руси. Вместе с тем легенда дает предпочтение Пшемыславу за его простое происхождение, что ставит ее в родство с Чешской легендой об избрании короля Юрия из Подебрад. Король Юрий был королем-пахарем. Если о Пшемыславе мы не можем сказать с уверенностью, что он был пахарем, то зато знаем, что он был незнатного рода. В легенде о Пясте народ тоже отдает предпочтение личной заслуге, а не родовитости.
Пшемыслав тоже бедный и незнатный воин, что заставляет некоторых комментаторов думать, что ударение на незнатности сделано хронистом, и, так сказать, неудачно. Эта придирка нам кажется напрасной. Во-первых, по соображениям, высказанным выше, а во-вторых, фамилия Лешеков была знатной в Польше. Она имела отношение к управлению в Родовой Период. Название, следовательно, короля из подчеркнуто незнатного рода преследовало цель уподобления с Лешеками, а не идентификации с ними. Тут критики не поняли главной мысли легенды, которую можно высказать следующими словами: «Не за знатное происхождение назвали короля Лешеком, а за его личные заслуги, ибо Лешеки были тоже, хотя и знатного рода, но имели все личные заслуги».
При нем, как будто, правят и Двенадцать Воевод Польши, отголосок Родового Правления. Пшемыслав-Лешек, по легенде, умирает без потомства. Последнее обстоятельство подтверждает еще раз нашу идею, что в момент избрания он уже был в зрелом возрасте. То обстоятельство, что упоминаются Двенадцать Воевод, говорит об известной демократичности правления, а тогда станет понятно, почему легенда подчеркивает незнатность Пшемыслава. В ней народ хотел показать, что королем избрали никак не аристократа, а мужа хоть незнатного, но храброго воина с личными заслугами.
В те времена пахари (кметы) хотя и не правили больше, но имели еще сильное влияние. Их же (пахарей) мировоззрение все сказано в словах фламандского крестьянина, М. Деландтсгеера: «Мои предки, конечно, сеяли… Ну, приду я в поле и скажу: «Мать наша, земля! Деды мои и прадеды тебя засевали! Дай мне урожай в этом году без посева!» Ничего не выйдет. Надо самому что-то делать, а тогда и все будет… А что делали мои деды, не играет роли…» Вот еще почему подчеркнута незнатность Пшемыслава-Лешека. Нам приходилось говорить с фламандцем-пахарем (Пэд Сэнт-Анн Ле-Брюссель), и его мысли иной раз поразительно совпадают с тем, что нам казалось примитивным периодом истории, когда люди думали просто, без искусственной цивилизованности.
После смерти короля Пшемысла-Лешека Поляки должны были избрать нового.
Появляется много претендентов на корону, возникают споры, интриги и скандалы, и выбор благодаря этому необычайно труден, так как сейчас же начинались возраженья. Длугош пишет, что «после долгих споров они пришли к такому решению: поставить столб, и пусть все, кто добивается владычества, в определенное, заранее назначенное время скачут к нему наперегонки на конях разной масти; и кто в этих гонках первым достигнет столба, признать за тем, невзирая на его происхождение, княжеское достоинство». Происходило это возле Кракова на берегу Прондника, где было ровное место. Один хитрый юноша по имени Лешек вбил ночью в землю железные шипы, присыпал их песком, а себе наметил безопасную дорогу. Судьями на состязании должны были быть Старейшины Родов.
Проделку Лешека раскрыли двое юношей, которые бегали взапуски для забавы к столбу и обратно. Заметим, что хитреца звали Лешек, ибо это будет играть в дальнейшем большую роль. Юноши никому ничего не сказали. Гонки имели место 15 октября. Собрались большие толпы народа. Для Старейшин были поставлены длинные лавицы, где они, сидя, заранее обсуждали шансы состязающихся. В этих рассуждениях
