Почему человек, точно капризное дитя, извечно стремится заполучить именно то, чего ему не должно касаться?!
До сих пор Гаал полагал служение Повелителю благословением и особенной привилегией своего рода. Но сейчас он впервые увидел в нем подлинное проклятье. Да и чего же еще заслуживал род вора, погубившего чудесный остров?
Он постарался немедленно прогнать крамольные мысли. Искушение, вот как это называется! Стоит поддаться таковому, и вся жизнь потеряет свой великий смысл.
Ничего, он, князь Гаал, сумеет преодолеть недостойную слабость. В самое же ближайшее время он исполнит волю Повелителя, как делал это всегда. И выпустит его на Охоту.
Но сначала нужно все-таки убедиться в том, что собой представляет пленник. Дождавшись утра, Гаал направился к Тариэлю, которого застал спящим сидя перед таволой, накрытой полотном, так что сразу увидеть изображение князю не удалось; он протянул руку, чтобы отодвинуть завесу, но его кисть оказалась словно в железных тисках, перехваченная пальцами Тариэля.
— Похоже на воровство, князь, — осуждающе проговорил тот. — Хотя бы из вежливости стоило сначала спросить разрешения взглянуть.
— Я бы так и сделал, но не хотел нарушать твой покой, — невозмутимо отозвался Гаал. — Ты, похоже, очень устал. Долго трудился?
— Пару часов назад закончил.
— О! Почти целые сутки! И в какой стадии находится картина. Кстати, отпусти меня, ты мне запястье сломаешь. Хватка у тебя, как у молотобойца.
— Обещай не прикасаться к таволе. Отведенное мне время еще не истекло.
— Хорошо, хорошо! Тебе ничего не нужно?
— Поговорить с тобой.
— Да? О чем? Я весь внимание, — Гаал потер кисть, на которой начали отчетливо проступать синяки от пальцев Тариэля.
— О Тиаре.
Князь замер, ему показалось, что он ослышался.
— О Тиаре, мертвом острове великих мастеров, — уточнил Тариэль, следя за его реакцией. — Поскольку ты считаешь себя знатоком и ценителем живописи, то должен хотя бы слышать о нем.
— Это так, — подтвердил Гаал, — да, конечно, я немало слышал об острове. И что же?
— В таком случае, тебе также известно, что никто из его жителей не спасся после извержения вулкана, а тиарийская живописная школа погибла вместе с ними.
— Увы, — согласился князь. — Поэтому созданные там произведения весьма сложно приобрести.
— Но почему-то я уверен, что тебе это удавалось.
— Да, и тиарийские таволы — жемчужина собранной мною коллекции, предмет моей особенной гордости. Но почему ты спрашиваешь?
— Что бы ты сказал, если бы тебе предложили дешево приобрести столько таких тавол, сколько пожелаешь иметь?
— Это невозможно. Большинство из них навеки погребено под слоем пепла на Тиаре. А если речь об искусных подделках, мне они не нужны. Я признаю только подлинники.
— И все же? Ты поспособствовал бы тому, чтобы такой человек вошел в узкий круг членов твоего Ордена, Магистр?
— Не понимаю, о чем ты… — начал было Гаал, выигрывая время, чтобы успеть оценить ситуацию, но в этот момент, не дав ему опомниться, Тариэль рывком сдернул завесу с таволы.
— А это понимаешь?
— Где ты взял ее? — Гаал схватился за сердце.
— Это — подделка?
— Нет… она очень похожа на настоящую! Но откуда…
— Я написал ее за прошлые сутки, князь. Краски еще не до конца высохли, да и вообще работа не завершена, кое-где не хватает нескольких штрихов…
— Ты тиариец… — прохрипел потрясенный князь.
— Ну, да, до некоторой степени, — буднично отозвался Тариэль, разумеется, не подавая вида, что сам узнал эту новость не далее как прошедшей ночью. — Тогда погибли не все, нескольким людям удалось спастись и продолжить род. Так что я, действительно, прямой потомок тех самых мастеров.
Гаал пошатнулся и, наверное, не устоял бы на ногах, если бы Тариэль не успел его поддержать.
— Представляешь, какое богатство само плывет тебе в руки, если я стану работать на тебя? — продолжал тот. — Ты многократно преумножишь свое состояние, продавая мои таволы и выдавая их за те, древние. Мне нужен толковый посредник. Что скажешь? Взамен я не потребую ничего, кроме того, чтобы вступить в Орден Воплощения.
— Зачем? — слабым голосом спросил Гаал.
— Ради власти, — пожал плечами Тариэль. — Достаточное основание?
— Как ты узнал о существовании Ордена?
— Глупый вопрос. Человеческая природа такова, что не всякому удается совладать со своим длинным языком и сохранить тайну неприкосновенной. Кое-кто проболтался…
Тариэль полагал, что безупречно ведет игру. Гаалу просто некуда деваться! Он примет его условия, а тогда удастся выявить всех служителей Вундворма и уничтожить вместе с их демоном.
Гаал, кажется, уже вполне овладел собою. Задумчиво разглядывая Тариэля, он потер подбородок, перевел глаза на таволу…
— Видишь ли, я решаю многое, но не все, — изрек он. — Не только в человеческой власти определять, кто может принадлежать к Ордену, а кто нет.
— Ну так сведи меня с тем, кто это определяет, — решил Тариэль.
— Ты уверен, что хочешь этого? — поинтересовался Гаал. — Полагаю, твое желание не является невыполнимым.
'Выдел бы Конан, как мне удается поворачивать события в свою пользу!' — подумал Тариэль.
Вряд ли он вполне понимал то, но самым страшным врагом Тариэля было непомерное самомнение, замешанное на потребности в признании его заслуг. Наверное, привычка наслаждаться публичным вниманием возникла у него еще в детстве, когда он танцевал перед толпой — или просто так, или на канате, что особенно впечатляло людей, ибо нет ничего более привлекательного для человека, нежели когда кто-то рискует жизнью ему на потеху; либо жонглировал остро отточенными кинжалами, и они летали над его головой так быстро, что казались одною серебристой дугой… О, как сладостно было тогда находиться в центре всеобщего внимания и видеть обращенные к себе изумленные и восторженные лица! Ради этих мгновений Тариэль был готов на смертельный риск и ежедневный изнурительный труд тренировок. Позже он вновь нашел себя на арене Халоги, где происходило, по сути, то же самое. То, что Тариэль стал взрослым мужчиной, мало что изменило — он, как и прежде, по-детски жаждал признания и оваций со всею страстью, на какую способна человеческая душа.
Даре это было отлично известно. Она не упускала ни малейшего повода, чтобы выразить свое восхищение мужем, сказать ему о том, что он, Тариэль, самый лучший, сильный и умный человек, какого она когда-либо знала. В ее словах не было ни капли лести, поскольку Дара, кажется действительно именно так и считала. Тариэль всегда был героем в ее глазах! Но увы, слепой и жестокий мир в целом вовсе не разделял ее мнения, а одного-единственного восторженного зрителя Тариэлю было недостаточно.
На белом коне и с головой Вундворма он, уж точно, окажется тем самым героем, каким Тариэлю хотелось, чтобы его видели все. И Конан. Конан, который пока еще не понял, кто был лучшим в Халоге и сколько он потерял, отвернувшись тогда от Тариэля и не взяв его на путь поиска подвигов.
— Ты совсем не привык, чтобы за тобой ухаживали, — сказала Джахель, передавая Конану одуряюще пахнущее мясо, приготовленное Дарой по какому-то особому рецепту: хотя в доме было более чем достаточно прислуги, в том числе и для работы на кухне, Дара редко доверяла кому-то другому в вопросах приготовления пищи, предпочитая заниматься этим сама. И надо сказать, у нее получалось прекрасно.
