Господин Оден не прав насчет замечания о названии кошек — оно принадлежит Сэмюэлю Батлеру, а не Лиру, — но в остальном его утверждение кажется мне правильным, за исключением того, что проводимое им различие между поэтом и прозаиком представляется мне бессмысленным. По крайней мере в области фэнтези выдумывание имен и названий — нахождение Надлежащего Имени — имеет первостепенное значение. Создавая вымышленный мир с помощью слов, писатель невольно выступает в роли Адама. Назвать надо все: королей, богов и людей, а также королевства, города, реки, океаны, горы, леса, пустыни, острова и всех зверей и птиц, обитающих в этом мире. Адаму?то было легко: ему требовалось назвать всего лишь зверей!
И вдобавок это особенные имена и названия, их вес, цвет, музыка и вкус тоже имеют огромное значение. Признаться, я фанатик в этом плане: всегда отличался сверхчувствительностью к звучанию, виду и привкусу выдуманных имен и названий. У некоторых людей превосходный слух для их выдумывания: Дансени — старый мастер по этой части, а Джек Вэнс — гений. Другие менее компетентны. У некоторых такое умение вообще отсутствует. У этих несчастных писателей либо вовсе нет слуха, для звуков неокогномики, либо они не готовятся заранее, составив список в пятьдесят — шестьдесят вымышленных имен и названий, чтоб иметь их под рукой, когда возникнет необходимость, — именно такую систему я рекомендую всем новым труженикам в искусстве фэнтези. Более торопливые из таких писателей (а к ним я могу отнести и Гарднера Фокса), столкнувшись с необходимостью вставить в абзац выдуманное имя или название, делают одно из двух: либо беззаботно выхватывают существительное из истории, географии или легенды и видоизменяют его, выкинув слог или изменив гласную; либо с ходу лепят имя и название, обычно неудобоваримое, полное «x», «z» и «q».
Ни то ни другое начинающему автору делать не рекомендуется. Что касается выдирания имени и названия из истории, то к этой нездоровой практике пристрастился и сам Роберт И. Говард, из?за чего пострадало качество его произведений. Позвольте мне рассказать об этом чуть подробнее. Говард отлично умел создавать оригинальные имена и названия, но чересчур часто имел склонность скорее заимствовать их, чем выдумывать самому. Ввиду частично исторического характера произведений о Конане Говарду пришла в голову неудачная мысль использовать часть существующих названий. То есть, хотя Хайборийская эра и была предположительно задолго до нашей древней истории и все достижения тех цивилизаций были уничтожены в катаклизме, память о том времени дожила до исторических времен в виде смутных и искаженных легенд [2].
Идея эта совсем неплоха при правильном подходе. Для мрачных, сильных названий, напоминающих о темном зле, Говард пощипал классическую мифологию и употребил их для наименования древних царств, где жители предаются первозданной черной магии. Полагаю, он ставил целью зародить у читателя мысль о том, что названия этих империй черных магов стали в более поздние времена практически синонимами зла и ужаса, оставшись в памяти людей на века, и вошли в «ранние» мифы как полузабытые символы. Поэтому в «Боге в чаше» он упоминает царство Ахерон, а далее Стигию и Дагонию. Обе страны названы в «Дьяволе из железа» (Ахерон— «река печалей», одна из пяти рек Аида; Стигия происходит от Стикса, еще одной реки во владениях бога подземного мира усопших. Слово это стало синонимом тьмы. Дагония же — производная от филистимлянского морского бога Дагона, храм которого разрушил Самсон (Книга Судей 16: 23–30)).
Так вот, как я сказал, это была очень хорошая идея — фактически одна из лучших идей Говарда. Но когда он отступил от применения такой техники «наименования для конкретной цели» (то есть для намека на царство зла, столь ужасное, что само его название веками жило в мифах как синоним тьмы или ада) и начал применять его просто потому, что это легкий способ лепить имена и названия, это стало изъяном его стиля, и притом бросающимся в глаза.
Например, положение Греции на его карте воображаемого мира в Хайборийскую эру занимает королевство Коринфия. Название выбрано явно потому, что оно похоже на название древнегреческого города Коринф, и, следовательно, ему предназначено «намекать» читателю на древнюю Грецию. Мысль эта совершенно неудачна. Коринф был маленьким, незначительным городком, расположенным на небольшой неплодородной полосе перешейка между Сароническим и Коринфским заливами. До тирании Кипсела и Периандра (657–581 гг. до н. э.) он не знал ни могущества, ни процветания, не играл никакой важной роли. Даже во времена Гомера это был мелкий городишко, во всем послушный Микенам. Намекать, будто первозданная Греция была известна под названием Коринфия, — значит совершать логическую нелепость. Говард сделал бы лучше, назвав свою Протогрецию Элленика или Ахайя (так называл Гомер древних греков). Такие названия были бы более удачны, но Говард не задумываясь набивал текст на печатную машинку и схватился за первое пришедшее в голову греческое название. На размышления о нем он времени не тратил. На это он просто плевал.
И повторял эту же ошибку вновь и вновь в своих рассказах о Конане на самый неуклюжий лад, какой только можно вообразить. В «Черном колоссе» он знакомит нас с городом Абатани. Это всего — навсего Экбатаны — историческая столица Древней Мидии. В «Королевстве Черного берега» он упоминает город под названием Асгалун, а это всего — навсего древний библейский город Аскалон. Еще хуже фигурирующий в повести «Алая цитадель» город Хоршемиш — чуть искаженное название древнесирийского города Каршемиш.
Говард применял названия, находившиеся под рукой. Он не давал себе труда пойти на лишнее усилие и создать собственные названия. Точно так же это относится к большей части имен его персонажей, и многие читатели считают это одним из самых крупных его изъянов. Обсуждая в письме к Дональду А. Уоллхейму знаменитое эссе Говарда «Хайборийская эра», Говард Филип Лавкрафт отметил:
«Единственный изъян в этом материале — это неисцелимая склонность Мастера (Роберта Говарда) изобретать имена и названия, слишком сильно напоминающие действительные имена и названия из древней истории — имена, вызывающие у нас совершенно иной ряд ассоциаций. Во многих случаях он делает это с умыслом, считая, что знакомые названия происходят от описываемых им легендарных царств. Но только такой умысел губится тем, что мы четко знаем этимологию многих исторических понятий и поэтому не можем принять предложенное им происхождение слов».
Л. Спрэг де Камп тоже обсуждал эту досадную черту Говарда в предисловии к своему эссе «Толкование Хайборийских повестей Говарда», впервые опубликованному в знаменитом журнале «Амра». Подытоживает он его так:
«Многие из личных имен, использованных Говардом в рассказах о Конане, — обыкновенные личные имена латинские (Публий, Констанций, Валерия), или греческие (Дион, Пелий, Тиберий), или их современные итальянские версии (Публио, Тито, Диметрио). Остальные — азиатские или арабские имена, иногда видоизмененные (Арам Бакш, Яр Афзал, Джунгир Хан и так далее), а иные… ацтекские или псевдоацтекские и псевдоирокезские».
Даже само имя Конан — имя самого могучего героя Говарда — было позаимствовано, а не выдумано.
Это обычное кельтское имя. В средневековой Бретани было сколько угодно герцогов Конанов плюс король фоморов Конан в ирландском мифе. И оно, конечно же, появляется и в современную эпоху, как, например, первая половина фамилии создателя Шерлока Холмса.
Это действительно не тот метод. Невыгодно чересчур облегчать читателю угадывание источника происхождения ваших имен и названий. Речь здесь идет о замечательных рассказах про варвара Брэка, которые пишет Джон Джейке начиная с 1963 года. Эти рассказы являются очень привлекательными образчиками хорошего меча — и-магии, насыщенного живостью, смаком и колоритом. Но они не могут служить образцом хорошей техники выдумывания имен и названий. К примеру, бродячий воин — варвар Джейкса ищет «золотое царство Хурдисан», лежащее где?то на юге. Ну, Хурдисан — достаточно миленькое название, но не требуется очень больших знаний в географии, чтобы догадаться, что Джейке небрежно (и неосторожно) срисовал его с Курдистана — плоскогорья в юго — восточной Турции, северо — западном Иране и северном Ираке. Как только обнаруживаешь источник этого названия — пшик! — вся романтичность и таинственность, которые стремился вплести автор в свое повествование, вылетают в трубу.
Схожим образом Джейке насаждает две противоборствующие религии в своем параллельном мире (которые про себя я называю Пра — Земля): темный культ поклонения богу — дьяволу Йод-Хагготу и псевдохристианских последователей «экстатического козопаса Несториамуса». Опять же идея в сущности хорошая, но неумение Джейкса продумать проблемы неокогномики препятствует читателям охотно забыть о недоверии. Ибо Йод-Хаггота Джейке позаимствовал из лавкрафтовской мифологии Ктулху, где присутствует
