призывающий полюбоваться и этой обнаженной пухленькой ручкой тоже. С мелких изумрудиков бесчисленных Лидочкиных колец брызнули колкие отблески, от которых у Померанского зачесалось в глазах. Пытаясь спастись от ослепляющего эффекта, бедняга вынужден был неудобно скосить взгляд и уткнулся в весьма соблазнительное декольте. Поняв, что птичка угодила именно туда, куда следовало, Лидочка глубоко вздохнула и трепетным голоском начала повествование о несуществующих недостатках Серафимы Алешиной.
«Твою мать! — с непривычной для себя тоской думал Померанский. — Если эта шлюшка — её лучшая подруга, то как же ошибся я в прекрасной Серафиме!»
В налоговых документах господин Померанский числился весьма скромным владельцем весьма скромной фирмочки. Фирмочки-ширмочки. Но все, кому следовало это знать, знали, что с господином Померанским шутки плохи. Он — мужчина серьезный. Серьезность эту можно было заметить лишь по необычайно внимательному, даже пристальному взгляду, скрупулезно изучающему собеседника. Правда, взгляд этот чаще всего прятался за притемненными стеклышками обманчиво простеньких очков. За исключением же взгляда, внешность господина Померанского была ординарная, хотя и в меру презентабельная — внешность интеллигентного профессора лет шестидесяти. На самом деле Алексею /Владимировичу было за семьдесят и образование его ограничивалось дипломом ремесленного училища, оконченного в незапамятном послевоенном году. Впрочем, официальная биография была вполне причёсана. Ну, был судим! А кто в этой стране не сидел? По крайней мере, из умных людей?
Разумеется, у него была целая служба, занятая сбором сведений об интересующих босса людях. Но что-то этакое оказалось в рыженькой Серафиме, что впервые за многие годы не позволило ему довериться даже самым проверенным спецам. Что-то, что сделало его где-то внутри непривычно беззащитным. И теперь, слушая откровения мадам Серовской, он ощущал, как растет там же, в уязвимой глубине, разочарование и злость. Как будто он действительно был обманут. Симочка, Симочка…
Ему приходилось не раз быть обманутым и преданным женщинами. Особенно в молодости. Казалось, что презрение к этому лживому, изворотливому, жадному зверьку — женщине защищает его чувства надежнее брони.
— Ах, я вспомнила! Хотите, я расскажу, как мы с Симочкой впервые поехали отдыхать на юг?
— Что? — Он вынырнул из собственных мыслей, как из забытья. — Ах, да. Да-да-да, рассказывайте.
— Так вот…
История была забавная, вполне с точки зрения этой глупой потаскушки невинная, но отчетливо грязная подспудно. Убил бы, суку. Ту, рыжую. А чего он хотел? Оказывается, как мальчишка, он все еще ждал от жизни какой-то необыкновенной встречи. Раскис, Алексей, раскис! Что ему теперь делать с Симочкой? Пусть достается дураку Ледянникову. Так и надо этому безмозглому барану. Чтобы потом всюду встречать ее снова и снова? Больно, чертовски больно! Нет, раздавить, уничтожить, изгнать раз и навсегда отовсюду, чтобы не попадалась на глаза, не травила душу. Хотя всегда найдется дурак, который снова потащит ее наверх. Пусть лучше исчезнет навсегда. Потому что нельзя вот так запросто растревожить старого волка, заставить мечтать, как мальчишку, и оказаться банальной… Да, рыжая Симочка должна исчезнуть, сгинуть, пропасть. Жаль глупую и милую потас… Чёрт, не поворачивается язык даже мысленно. Эх, Симка, Симка!
Не подозревая, какие тучи над не сгустились, Симочка, сопровождаемая не замеченным ею эскортом приставленных Померанским охранников, мчалась на долгожданную встречу с возвратившейся Томой. Таксиста она едва не поколотила за медлительность. В Тамарин подъезд она ворвалась так стремительно, как будто за нею гнались все московские маньяки. Маньяки, то есть померанцевские охранники, действительно поспешили, чтобы не упустить, в какую квартиру она войдёт. И засветились. Юрий Малышев, все эти дни пребывавший в постоянной тревоге, получил очередную порцию информации к размышлению.
— Померанцевы подснежники зашевелились, ё-моё! Идиоты. Не они охотники, на них охота.
— Твою мать, Симка! — Тамара встретила подругу страшно встревоженная. — Знала б ты, куда мы вляпались! Тихо! Ни слова! Поговорим лучше не здесь.
А Ирочка Шибанова жила незаметной жизнью. Даже близкие подруги, первые за всю ее жизнь, Тома, Сима и Алла, все-таки мало обращали внимания на незаметную Ирочку. Почти с самой их ноябрьской памятной встречи на мосту Алла Волынова жила с нею практически одной семьей. Но погруженная в свои прошлые обиды, Алла тоже не вникала в то, чем живет Ирочка, что она любит или ненавидит, чего хочет. Ирочка была не только человечек без лица, она как бы не существовала в материальном мире вовсе. Зато мир ее грез был полностью в ее распоряжении. Там она царила и правила. А какая же королева без любви? Любви в ее душе были полные закрома.
Теперь-то она точно была королева. То есть особа не бедная. Но что ей было делать с пухнущим не по дням, а по часам чемоданом «Корейко» под кроватью? Ни жилье, ни тряпки ей были не нужны. От рождения робкая и зажатая, она когда-то на краткий срок в своей жизни освободилась от пут и сверкнула звездочкой, чтобы после катастрофы еще глубже погрузиться в пучину комплексов. От простого внимания незнакомого человека ее начинала бить дрожь. Ей казалось, что все видят, как она никчемна, жалка, уродлива. Ступор и заикание были ещё самыми легкими проявлениями. Ей запросто могло сделаться дурно от того, что на нее накричали. Наверное, если бы Алла была не так погружена в свои собственные мысли, она бы, как человек сведущий, могла сообразить, что все проблемы подруги в простой нестабильности гормонального обмена. Уж Алла-то не могла не знать, что в наши дни эта патология легко излечима. Ирочке просто нужен был хороший эндокринолог. Но Алле не приходило в голову копаться в заботах Ирины, хотя она считала её самым близким своим человеком. Просто принимала как должное восхищение и привязанность подруги. Сама Ирина очень бы удивилась, если бы ей сказали, что подруги о ней и не думают. Никогда у нее не было таких верных и замечательных подруг. За которых не жалко умереть. Да умереть — это ерунда. Ради подруг она была готова на всё.
Но куда же, куда деть деньги? Хотя бы часть, а то скоро из-под кровати полезут, как каша в сказке про волшебный горшок.
18. Крысы побежали не туда
Маленький камешек начинает падение с горы в одиночестве, а подножия достигает в тысячетонном обвале. Если знать, в каком месте столкнуть маленький камешек, можно направить обвал в нужное русло. Так рассуждала Тамара Тоцкая, задумав дело аптекаря Ледянникова. Если крысы заподозрят, что корабль пойдет ко дну, они не просто с него побегут, они потащат с собой накопленные сокровища. То есть начнут прятать в норки и щелки накопленные капиталы. И тут важно не проморгать, где эти самые норки. А можно вовремя прикинуться надежной норкой и щелкой. Чтобы крыса сама пришла и вручила ключи от сокровищ. И что может быть более надежным, чем большая любовь?
Одного не учла умная Тома: прежде чем сбежать с сокровищами, крысы начинают убивать себе подобных, чтобы не осталось свидетелей. Банкир Ледянников вместо того, чтобы перевести в испуге капиталы на любимую Симочку, на поверку оказался пустышкой. А настоящий хозяин миллиардов не станет переводить денег на женщину. Умен. Силен и осторожен.
Сам того не зная, генерал Камарин во время отдыха в санатории оказал им неоценимую услугу.
— Знаешь, кто это? — подсунул он Тамаре как-то вечером свежую газету. Делать было нечего — по телевизору Толик смотрел мультяшки. Тома нехотя взяла листок.
— Вон тот, лысоватый хорек на заднем плане, — показал Сергей и назвал имя человека, о котором она непрерывно думала все эти дни в санатории, выстраивая в уме комбинации — одну за другой.
А Камарин знал о таинственном незнакомце, как оказалось, многое. И с удовольствием рассказывал, красуясь и гордо радуясь собственной значительности и осведомленности. Тамара, холодея, улыбалась
