сюда явился, никогда бы такого номера не выкинул. И мне это нравится. Хотя тебя, знаешь ли, занесло. Тем не менее, сделку я с тобой заключу. Не думаю, что ты здесь у меня надолго. На сей счет я осведомлена куда лучше тебя. Мне кое-что известно о титанидской любви и о том, насколько она отличается от человеческой. Твоя подружка очень скоро начнет раздвигать свои стройные ноги для других… брось, пожалуйста. К чему повторять пройденное? — Она подождала, пока Крис несколько успокоится. — Вот видишь — твоя реакция доказывает, что я права. Не стану отрицать, что Валья тебя любит, но она будет любить и других. Этого ты снести не сможешь. И свалишь отсюда с великой горечью на сердце.
— Можешь побиться об заклад?
— В этом и состоит сделка. Возвращайся через… ну, скажем, через пять мириаоборотов. Нет, буду великодушна. Скажем, через четыре. Это примерно четыре с половиной года. Если ты и тогда захочешь быть излеченным и по-прежнему будешь хотеть петь, я сделаю для тебя и то и другое. Ну как, идет?
— Идет. Я вернусь.
Впоследствии Робин не могла припомнить, сказал ли Крис еще хоть слово. До нее вдруг дошло, какую часть руки она сосет. В нарастающем ужасе поглазев на собственную руку, она дико завопила и прыгнула. Гея снова покатилась со своего кресла. Следующее, что помнила Робин, было то, как она сидит на полу, а первым ощущением оказалась боль в мизинце — том самом, которому там быть не полагалось. Она пыталась еще раз его укусить, а Крис силился оторвать ее руку ото рта. Не стоило ему так беспокоиться. Робин сама отняла руку и тупо уставилась на укусы.
— Не могу, — пробормотала она. — Не могу.
— И раньше не могла, — напомнила ей Гея. — Ведь ты его ножом отрезала, помнишь? А широкой общественности потом наплела, что откусила. Тогда тебе такие фокусы славно удавались; ради крутого имиджа ты бы самое себя выпотрошила и высушила. Да, Робин. Ты была такой засранкой, которую разве что только мать родная любить станет. — Богиня слегка запыхалась. — Впрочем, почему «была»? Нет, детишки, вы это прекращайте. Черт возьми, уже дважды на дню колотят! Мне что, и дальше сносить насилие и побои? Какая богиня такое бы потерпела? А? Я вас спрашиваю!
Робин уже не интересовала болтовня Геи. Грустный факт — который ей, как и многие другие, предстояло встретить лицом к лицу — заключался в том, что Гея оказалась отчасти права. Она уже не была Робин Девятипалой.
— Можете не прощаться, — сказала Гея. — Поцелуи и объятия не обязательны. Просто уходите.
Крис помог Робин встать, и всю обратную дорогу к лифту, который снова мог отправить ее полетать по спице Реи, Робин думала только об одном — осталась татуировка на животе или нет. Единственное, в чем она была уверена, это то, что она постарается как можно дольше туда не смотреть.
ГЛАВА ХLII
Битва ветров
Сирокко сидела на плоском скалистом выступе над Местом Ветров, самой границей похожего на столовую гору образования, что заставляло трос, известный как Лестница Сирокко, так напоминать руку, вцепившуюся в почву Восточного Гипериона. Под ногами у нее от земли расходились пальцы-жилы, чьи узловатые костяшки разгладились за миллионы лет беспрестанного ветра. Между жил — там, где между пальцев находятся перепонки, — разевали пасти эллиптические провалы. Жадно глотая воздух, они нагнетали его в промежуточные воздуховоды в тросе — гнали наверх, чтобы выдуть в далекой ступице и бросить обратно в спицы в грандиозном цикле восполнения, что составлял само существо жизни Геи. Земля здесь была голой, и все же жизнь, бурлящая под ней и вокруг нее, а порой пробивавшаяся до самой дальней молекулы, заставляла кости Сирокко вибрировать.
Гея казалась такой невообразимо громадной, что легко было впасть в отчаяние.
Наверное, за всю историю Геи нашлась одна-единственная, которая осмелилась открыто бросить ей вызов. Сирокко, великая Фея, объявила об этом во всеуслышанье, будто и впрямь могла разговаривать с Геей на равных. И только она сама знала, как легковесен ее вызов и только сама могла перечислить ненавистный список собственных преступлений. Для начала Гее потребовалось вытоптать всю землю вокруг Феи, чтобы поставить ее на колени. Пройдет время, и Сирокко будет корчиться под нею как червь и воспринимать любой нажим как истинное благо.
То, что курс богини мудр, уже было очевидно. Единственная, кто осмеливалась вести себя вызывающе, была теперь мертва, а труп ее пожрала гневная земля — тело Геи. Весьма наглядный урок. Не могло быть никакого сомнения, что эта Габи была всего-навсего идиоткой. Бунт ее, прискорбно мелкий и ничтожный, сгинул вместе с ее жизнью. Не успела она сделать и первых шагов, как гнев Геи уже на нее обрушился. Убийство Габи вызвало у Геи не больше забот, чем их бывает у спящего слона, навалившегося на муху.
Сирокко уже много часов не двигалась, но, когда сзади послышался крик, обернулась. Потом встала. Сначала ангел казался крылатым пятнышком, но быстро вырастал в размерах. Его разноцветные крылья умело изгибались под коварными ветрами — и, наконец, опустили причудливое существо в двух метрах от Сирокко. Сзади летели еще пятеро.
— Они вернулись в Титанополь, — сообщил ангел. Они явно предлагали ей отправиться в путь. Но слишком малы были плечи Сирокко для гнева Геи. Ангел, прищурившись, разглядывал ее.
— Ты уверена, что тебе этого хочется? — спросил он.
— Я никогда ни в чем не уверена. Идем.
Они вместе дошли до края обрыва. Прямо под Феей оказалась заборная дыра, именуемая Великой Плакальщицей, а также известная как Передний Пах Геи.
Ангелы пододвинулись к Сирокко сзади. Двое с обоих боков взяли ее под локти своими жилистыми руками. Остальные четверо должны были обеспечивать страховку опасного полета в кромешной тьме.
Сирокко ступила за край, и ветер подхватил ее словно сухой лист. Влетев прямо в трос, Фея устремилась к ступице.
ГЛАВА ХLIII
Тонкая алая линия
Сирокко называла это действо Безумным Чаепитием, но сама понимала, что сравнение хромает; просто когда-то она чувствовала себя там примерно как Алиса. Свита отчаяния, окружавшая Гею, скорее подошла бы для экзистенциалистской сцены Беккета, чем для кэрролловской Страны Чудес. И все же Сирокко не удивилась бы, предложи ей там кто-нибудь чашку чая.
Толпа исключительно тонко чувствовала настроение Геи. Сирокко никогда не видела лизоблюдов более нетерпеливыми, чем пока она приближалась к пирушке, — и столь резко насторожившимися, когда Гея наконец ее заметила.
— Вот радость-то! — сочно прогудела богиня. — Да неужто это капитан Джонс? Чем же мы обязаны чести столь внезапного и необъявленного визита? Эй, ты, как там тебя, принеси-ка Фее самый большой стакан чего-нибудь холодненького. Неважно чего — только чтобы воды было поменьше. Садись вон в то кресло, Сирокко. Быть может, тебе еще чего-нибудь хочется? Нет? Хорошо. — Казалось, Гея не знает, что сказать дальше. Сидя в своем широком кресле, богиня что-то бубнила, пока Фее не подали стакан.
Сирокко посмотрела на стакан так, будто в жизни ничего подобного не видела.
— Наверное, тебе лучше сразу бутылку, — предположила Гея. Сирокко посмотрела ей в глаза. Потом опять взглянула на стакан, перевернула его и стала водить по кругу, пока не образовалась на полу лужица. Пустой стакан Сирокко швырнула вверх — так, что, покинув круг света, он все еще взлетал. Сфера сплющилась и начала расплываться по ковру.
— Никак ты хочешь сказать, что завязала? — осведомилась Гея. — А как насчет ширли-темпла? Я только-только получила от одного поклонника на Земле чудненький миксер. Весь керамический, и в форме тела свеженького мистера Америка. Клянусь, кучу денег стоит. Особенно удается коктейль мартини. Джин мистеру льешь до подбородка, а вермут — до…
— Заткнись.
Слегка наклонив голову, Гея поразмыслила — и сделала, как было сказано. Потом сложила руки на брюхе и стала ждать.
— Я здесь, чтобы заявить о своей отставке.
— Но я тебя о ней не просила.
— Я сказала, ты слышала. Быть Феей я больше не желаю.
— Ты больше не желаешь. — Гея сочувственно прищелкнула языком. — Все, знаешь ли, не так просто.
