достоинства.
— Этому месту и впрямь не хватает достоинства. Но у меня тоже нет лишнего, чтобы делиться.
— Ты себя недооцениваешь. То, чего ты требуешь, невозможно. Ты не первая Фея, назначенная мною за три миллиона лет. Есть один-единственный способ оставить эту должность — вперед ногами. Никто ее не пережил, и никто никогда не переживет. Но я могу кое-что сделать. Я могу ее вернуть.
Прижав ладони к вискам, Сирокко очень долго молчала. Потом сцепила руки под своим бесформенным одеялом и стала медленно покачиваться взад и вперед.
— Только этого я и боялась, — ни к кому не обращаясь, сказала она.
— Я могу воссоздать ее точно такой же, какой она была, — продолжила Гея. — Тебе известно, что у меня есть образцы ткани вас обеих. Когда вы проходили предварительное обследование и когда отчитывались для процедуры «обессмерчивания», я записала все ваши воспоминания. Теперь это может оказаться очень кстати. Я могу вырастить ее тело и наполнить его ее жизнью. Клянусь, она будет собой; невозможно будет заметить разницу. То же самое я сделаю и с тобой, если, несмотря ни на что, мне все- таки придется тебя убить. Я могу вернуть ее тебе, и лишь с одной маленькой переменой. Я удалю ее побуждение уничтожить меня. Только это — и ничего больше.
Она ждала, но Сирокко молчала.
— Ну ладно, — сказала Гея, нетерпеливо махнув рукой. — Я даже этого не стану менять. Она во всех отношениях будет собой. Сверх этого я вряд ли могу что-нибудь сделать.
Сирокко смотрела в одну точку чуть выше головы Геи. Теперь она опустила глаза и уставилась на ее кресло.
— Только этого я и боялась, — повторила Фея. — Я даже не хотела сюда являться, чтобы мне не пришлось выслушать это предложение и искуситься. Слишком уж это заманчиво. Как славно было бы со многим смириться и найти оправдание тому, чтобы жить дальше. Но затем я прикинула, что бы по этому поводу подумала Габи, и решила, что все это просто грязная, подлая дьявольщина. Ей жутко было бы подумать, что она выживет в виде куколки Габи, слепленной тобой из твоей же гниющей плоти. Она бы обязательно захотела, чтобы я сразу прикончила это отродье. Подумав еще немного, я решила, что всякий раз, как его увижу, я вытягивала бы из себя по жиле, пока бы их совсем не осталось.
Вздохнув, она взглянула вверх, затем опять на Гею.
— Так это твое последнее слово?
— Да. Не надо…
Грохот пяти выстрелов слился в одно. Пять дырок возникли рядом друг с другом на одеяле Сирокко, а ее тяжелое кресло отъехало на два метра назад, прежде чем она перестала палить. Из затылка у Геи хлынула кровь. По меньшей мере три пули вошли ей в грудь. Сброшенное с кресла, ее обмякшее тело катилось еще метров тридцать — и только тогда замерло.
Не обращая внимания на столпотворение, Сирокко встала и подошла к трупу. Там она вытащила из-под одежды тяжелый кольт Робин, приставила его к голове Геи и сделала три последних выстрела. Действуя стремительно во все нарастающем затишье, она достала металлическую банку, открыла ее и облила труп прозрачной жидкостью. Потом бросила спичку и отступила, когда пламя, вначале взметнувшись в воздух, стало красться по ковру.
— С красивыми жестами пока все, — процедила Сирокко. Затем повернулась к толпе и качнула пистолетом в сторону ближайшего собора.
— Теперь у вас один выход — бежать к спице, — сказала она толпе. — Когда доберетесь до края, прыгайте. Там вас подхватят ангелы и благополучно опустят в Гиперион. — Сказав это, Сирокко выкинула лизоблюдов из головы. Ее не интересовало, выживут они или нет.
Задыхаясь от спешки, она выбросила пустую обойму и достала из потайного кармана полную. Аккуратно ее вставила — а потом зашагала прочь от разгорающегося пожара.
Наконец, оказавшись достаточно далеко, чтобы дым не мешал обзору, Сирокко пошире расставила ноги и подняла пистолет над головой. Целясь почти вертикально вверх, она принялась стрелять в тонкую алую линию. Фея не торопилась, делала промежутки между выстрелами, и перестала палить, только опустошив всю обойму.
Потом достала следующую.
ГЛАВА XLIV
Гром и молния
В середине четвертой обоймы Сирокко стало беспокоить странное чувство. Поначалу даже палец на крючок не ложился. Покачав головой, она все-таки прицелилась и выстрелила. Потом сглотнула сухой комок. Вполне возможно было, что «красивые жесты» все еще продолжаются; точно она знать не могла. Даже если она попадает в эту штуку, ее пули могут оказаться слишком мелкими и безвредными. Тем не менее, Сирокко выстрелила и готова была стрелять еще.
Что-то подсказывало ей: беги. В другое время необычное ощущение могло бы ее развлечь, но теперь, в ее нынешнем положении, ничего веселого тут не было. Сирокко выстрелила еще дважды, и патронник вновь оказался пуст. Вытащив пустую обойму, она отшвырнула ее. Та шумно застучала по полу.
И опять то же самое чувство — еще сильнее. Невесть отчего хлынули слезы. Чертыхаясь, Сирокко стала ждать смерти, но та что-то не торопилась.
Тут она вдруг поняла, что сейчас чувствует, — и ледяные мурашки побежали по всему телу. Неизвестно почему Сирокко обрела внезапную уверенность, что это Габи велит ей уходить.
Не иначе, тут какой-то фокус Геи. Сделав несколько неуверенных шагов, Сирокко ощутила облегчение.
Стоило только остановиться, как это чувство вернулось.
Но почему она решила умереть? С начала ничего такого в планах не было. После совета лизоблюдам она собиралась смываться вслед за ними. Не тут ли сработал фокус? Не могла ли Гея вложить в нее голос Габи, чтобы сбивать ее с толку, пока не прибудет орудие мести?
Внезапно Сирокко доверилась этому чувству и двинулась в сторону соборов.
Сам воздух, казалось, раскололся, когда молния внезапно ударила в то место, где она только что стояла. Сирокко бросилась бежать, а гнев Геи изливался на нее отовсюду. Алая линия наверху сияла куда ярче обычного.
«Прыгай!»
Сирокко повиновалась, резко взяла влево — и еще одна молния чуть-чуть ее не накрыла.
В ничтожно малой гравитации ступицы можно было развить страшную скорость — только вот росла она медленно. Ноги не имели достаточного сцепления с полом, чтобы сразу развить хорошее ускорение. Сирокко начала с мелких, семенящих шагов, постепенно удлиняя их до метра. И скорость, раз набранная, уже не падала. Сирокко неслась вперед, редко касаясь земли, — а кругом буйствовали молнии.
Главную трудность теперь представляла смена направления. Когда Сирокко решила вильнуть вправо, сложно оказалось воплотить желаемое в действительность. Она все-таки справилась, но на сей раз не могла сказать, помогло это или нет. Туда, куда она направлялась прежде, молния не ударила.
Некоторые соборы, сотрясаемые постоянными ударами молний, а теперь подвергнувшиеся атаке снизу, рассыпались. Каменные гаргульи падали вокруг Сирокко, пока она обгоняла отставшую часть толпы. Шпили медленно покачивались, дробились на куски — и чудовищные каменные блоки неотвратимо плыли вниз. Хотя весили они здесь всего несколько килограммов, их массы вполне хватило бы сокрушить все на своем пути.
Уже не в силах свернуть, Сирокко вдруг поняла, что несется прямо на копию Нотр-Дам. Тогда она поджала ноги, опустилась на несколько сантиметров, потом резко оттолкнулась и взмыла вверх. Облетев островерхую крышу, медленно опустилась и оттолкнувшись, снова поднялась. Внизу, будто растревоженный муравейник, беспорядочно кружили остатки Безумного Чаепития. А впереди уже виднелся покатый склон и жерло спицы Реи. Сирокко решила больше не касаться земли — инерция и так должна была пронести ее над пропастью. Несколько людишек из свиты богини добрались до края и теперь глазели на прыжок, который никому из них и не снился.
Сунув руку в потайной карман, Сирокко достала оттуда баллончик сжатого газа. Потом развернулась лицом к алой линии, одним концом прижала цилиндр к животу, а на другом открыла клапан. Газ шипел, постоянное давление угрожало развернуть ее, но Сирокко держала равновесие. Вскоре она поняла, что
