— Не дурачь ты старину Джина, Габи. — Он, похоже, смутился, затем фыркнул, пожал плечами и посмотрел на Габи так, как смотрит собака на своего хозяина, когда не там, где надо, кучу сделает.
— А ты, Габи, всамделишная? Хотел это, значит, тебя поискать. Хотел сказать это... ну, значит, жаль мне... — Старик еще больше смутился. — ... что тебя убил.
— Все в прошлом, Джин, — отозвалась Габи.
В первый раз прозвучал неподдельный смех Джина.
— Все в прошлом. Вот любо-дорого. Знаешь, я чего скажу... — Он слепо оглядел темноту. Затем, с огромным трудом, восстановил свою зыбкую связь с настоящим.
— Пожалуй, ты сможешь кое-что сделать, — сказала Габи. — С Геей.
— С Геей?
— Но будет опасно. Честно тебе скажу. Ты можешь погибнуть.
Джин неотрывно на нее смотрел. Сирокко сомневалась, что он хоть что-то понял. А потом заметила, как из единственного глаза текут стариковские слезы.
— Значит... я что, смогу больше не думать?
ЭПИЗОД XV
Габи перенесла их в залу Океана посредством той же головокружительной телепортации, которой она воспользовалась в предыдущем сне. Когда Сирокко сориентировалась, то огляделась и вдруг почувствовала, что уже здесь была.
Хотя она здесь никогда не бывала. Просто все здесь казалось так похоже на залу Диониса. Единственное серьезное отличие составляла большая зеленоватая труба, что уходила от того места, где прежде был мозг Океана, во тьму над головой. Почти у самого пола труба разделялась на две части, одна из которых шла на восток, а другая — на запад. Сирокко попыталась сообразить, что это ей напоминает, и наконец поняла. Старые многоквартирные здания со свисающими с потолков голыми лампочками — и с удлинителями, чтобы подключать сразу и тостер и телевизор.
Глубокий ров давно высох. И очень давно здесь не было ничего живого. Сирокко повернулась к Габи:
— Что случилось?
— Всего мы, наверное, так и не узнаем. Частично это по-прежнему в мозгу у Геи. Частично уже утрачено. Как она и сказала, все случилось тысячу лет назад. Но мозги никогда не существовали раздельно. Думаю, Океан просто... умер. А Гея не смогла с этим смириться. Нельзя вести человеческие аналогии дальше той точки, где они перестают действовать, но иначе мне никак не объяснить. Гея как бы почувствовала, что ее предали. Она отказалась поверить в нечто, на ее взгляд, столь фантастическое, как смерть Океана. Тогда-то разум Геи в самом прямом смысле и раскололся. Она отрастила сюда этот нерв — вон то ответвление идет к мозгу Гипериона, а другое к Мнемосине — и она... стала Океаном. Причем эта ее часть принялась играть роль негодяя. Какая-то физическая борьба действительно происходила, хотя наверняка не столь драматическая, как Гея тебе рассказывала. В любом случае Гея всегда разговаривала сама с собой. И когда ты обращаешься к любому из региональных мозгов, на самом деле ты всегда обращаешься к фрагменту личности Геи. Ее разум раскалывался все больше и больше. Она... я по- прежнему не могу всего тебе сказать, но она ввела... некую систему, которая поддерживала общее функционирование. Та пятнадцатиметровая женщина, с которой ты собираешься сражаться, — часть этой системы. Ты тоже. И я — хотя лишь по случайности. Вот все, что я пока могу тебе сказать. — Габи повернулась к Джину: — Если я скажу тебе, что делать, ты это сделаешь? Сможешь запомнить? Если будешь знать, что этим причинишь вред Гее?
Единственный глаз Джина засверкал.
— Еще как. Джин запомнит. Джин навредит Гее. Габи вздохнула.
— Что ж, тогда все встало на место, — сказала она.
Габи покинула их у самого лагеря, но внутри наружного кольца охраны — чтобы обойтись без недоразумений. Сирокко и Конел пошли на свет.
Конел споткнулся. Сирокко потянулась, чтобы его поддержать, — и вдруг поняла, что он плачет. Немного поколебавшись, решая, что для него сейчас будет лучше, она его обняла. Конел безудержно рыдал. Впрочем, он довольно быстро взял себя в руки и смущенно отстранился.
— Уже лучше?
— Я просто вспомнил... зачем я сюда прилетел.
— Не будь кретином. Я сама не знала многого из того, что мы только что услышали.
— Этот бедняга. Этот бедный, несчастный сукин сын.
— Ничего — проснешься, полегчает.
Конел как-то странно на нее посмотрел, затем пожал ей руку и направился к своей палатке.
Сирокко пошла к своей. Охранник заступил было ей дорогу, но затем узнал и отдал честь. Казалось, его нисколько не тревожит та мысль, что Сирокко сумела выскользнуть из своей палатки, несмотря на его дозор.
Вот бы ему заглянуть в палатку, подумала Сирокко. Потом вздохнула и откинула клапан, готовясь к той метаморфозе, которую уже проделывала дважды, но привыкнуть к которой так и не смогла.
Однако другой Сирокко на койке не оказалось.
Постояв немного и подумав, Сирокко села на койку и подумала еще. Наконец, она решила, что нет смысла пытаться проснуться, если не спишь.
Взглянув на часы, Сирокко увидела, что приближается оборот, когда нужно будет выступать, и вышла из палатки, чтобы начать приготовления.
Армия вошла в Гиперион.
Объект их наступления в ясную погоду стал виден еще из центра Мнемосины. Невозможно было не заметить южный вертикальный трос, что указывал в самое сердце Преисподней. Теперь же, пока армия легко одолевала покатые холмы Юго-Западного Гипериона, люди порой могли видеть круглую стену, что окружала Киностудию.
Мост через реку Урания был одним из немногих на Кружногейском шоссе, сохранившихся в целости и сохранности. Однако Сирокко велела саперам его проверить — сначала на предмет мин-ловушек, затем на предмет структурной прочности. Когда ее заверили, что все в порядке, она тем не менее приняла предосторожности, пошире растянув фургоны и приказав солдатам идти не в ногу. Мост выдержал.
Мост через Каллиопу обеспечила армии сама Гея. Богиня велела насыпать там плотину. Турбины, по земным гидроэлектрическим стандартам, были невелики.
Военно-Воздушные Силы подвезли еще динамиту, и, когда плотина была пройдена, Сирокко велела ее взорвать. Все смотрели, как в земляном валу появляется солидных размеров дыра, и от души порадовались, когда воды хлынувшего туда озера оставили от плотины одно воспоминание. Сирокко уничтожила и турбины.
Плотину никто не охранял, не считая шестерых инженеров из железных мастеров, которые без всяких эмоций наблюдали, как уничтожают плоды их кропотливого труда.
Сирокко не знала, добрый это знак или не очень. Она выслала патрули — следить за перемещениями гейского воинства. Но те никаких перемещений не зафиксировали.
ЭПИЗОД XVI
Уже долгое время Гея не смотрела почти ничего, кроме фильмов про войну.
Электричество вырубилось в такой момент, что хуже и не придумаешь. Как раз когда шла последняя часть «Моста через реку Квай». Как раз когда нарастало напряжение в преддверии роскошной, немыслимо дорогущей финальной сцены. Из-за поворота уже доносилось шушуканье япошек, и похоже было, что тот парень совсем рехнулся, раз стал помогать япошкам в поисках прикрученных к мосту бомб, и...
«Алек Гиннесс, мать твою», — мрачно подумала Гея. Все выглядело почти как знамение. В знамения Гея, конечно, не верила...
Тогда-то электричество и вырубилось. Какая-то смутная и отдаленная часть рассудка Геи понимала, чем это вызвано, однако думать об этом не хотелось. Да, все начиналось с отличной забавы, но с каждым днем все больше надоедало.
И, если уж по правде, Гее вообще стало приедаться кино. Ей надоели и этот мелкий сопляк Адам, и этот вонючий алкаш Крис. Но больше всего ей осточертело дожидаться, когда же наконец появится Сирокко
