— Даже она. Она знает, что я задыхаюсь дома. Я живу так с тех пор, как мне исполнилось двадцать шесть. Уже восемь лет.
Тони отдал хлеб обратно Руби, и она положила нарезанные кусочки в тостер.
Мария облокотилась о кухонный столик и, потягивая сок, спросила:
— Где ты обычно путешествуешь?
— Везде. Хотя мне больше по душе север страны, но я был и во Флориде, и в Бостоне, и в Новом Орлеане.
— Мария родилась и выросла в Новом Орлеане, — заметила Руби.
Тони улыбнулся.
— В Новом Орлеане мне нравится Французский квартал. Работа там идет всегда очень хорошо. Не знаю, что это, атмосфера, что ли, такая особенная!
На мгновение лицо Марии просветлело и смягчилось. Слова Тони разбудили в ней самые приятные воспоминания. Ей не хватало ее родины.
— Почему ты переехала в Техас? — спросил он.
В это время готовые тосты выскочили из тостера наружу.
— Я люблю васильки, — задумчиво сказала Мария, имея в виду, что василек — символ этого штата. Тони это ни о чем не говорило. Допив сок, Мария поставила стакан в раковину. — Ладно, мне пора бежать. До вечера! — Она направилась к двери.
Тони внутренне напрягся.
— Мария, подожди!
Она остановилась, раздраженно глядя на него.
— Ты не подбросишь меня до гаража?
Мария скользнула взглядом по недоеденному тосту.
— Я уже ухожу.
— Дай ему доесть, дорогая! — вмешалась Руби.
Мария вздохнула.
— Я буду в машине. Пожалуйста, побыстрее! В девять часов я должна быть на работе.
— Есть, мэм! — ответил Тони.
Мария ушла, а Опал взяла бумажное полотенце и недоеденный тост.
— Я намажу его маслом, а ты пока одевайся!
Только сейчас Тони вспомнил, что спустился в кухню босиком и полураздетый. Он широко улыбнулся и стремительно помчался одеваться. Через несколько минут он влетел в кухню, обутый и одетый, схватил завернутый бутерброд, поблагодарил и выбежал на улицу.
Мария с нетерпением ждала его, но, когда он появился, ничего не сказала, только бросила мимолетный взгляд и включила мотор. Дорога до гаража заняла не больше пяти минут. За это время Тони успел проглотить свой бутерброд. Поблагодарив Марию, он вылез из машины и захлопнул за собой дверцу. Мария стремительно уехала, даже не оглянувшись.
Несколько секунд Тони задумчиво смотрел ей вслед. Ни одна женщина, которых он встречал, не была так упорна в своей неприязни к нему.
— Должно быть, я теряю форму, — покачал он головой.
Тони повернулся и медленным шагом направился к гаражу. Подняв глаза, увидел табличку, на которой было что-то написано. Подойдя ближе, он прочитал: «Выходной».
Итак, у него неожиданно оказался впереди целый свободный день. Тони дошел пешком до первой телефонной будки и позвонил домой.
— Привет, мам! — закричал он, услышав на том конце провода голос матери. — Узнаешь блудного сына?
— Ну, здравствуй, блудный сын! — Маргарет Мейсон была рада слышать его голос. — Где ты на этот раз?
— В маленьком гостеприимном городке под названием «Плезант-Рест».
— И ты, никак, там самый почетный гость?
Тони улыбнулся.
— Ну, вообще-то я оказался здесь случайно. У меня сломался грузовик. К счастью, нашелся хороший механик, и он скоро его починит. Так что увидимся дня через два, как и договаривались!
— Это и в твоих интересах. Тетушка Ирэн строит какие-то грандиозные планы по поводу рождественского ужина.
При этих словах у Тони потекли слюнки.
— Я приеду, даже если для этого мне придется ехать автобусом!
— Ловлю на слове!
— Обещаю! Передай всем привет!
— Обязательно!
— И если на мое имя придут письма, спрячь их куда-нибудь подальше, хорошо? А то эти любопытные вечно суют свой нос куда не надо.
Под «любопытными» Тони подразумевал своих многочисленных племянников и племянниц.
— На прошлой неделе было письмо из колледжа в Амарилло. Я хотела его прочитать, но отец не позволил. Оно лежит на холодильнике.
Тони издал вопль восторга.
— Это по поводу работы! Я подумываю о том, чтобы опять преподавать рисунок.
— Это же прекрасно, Тони! — В голосе матери послышалась искренняя радость.
Маргарет Мейсон сама была учительницей по рисунку и никак не могла понять, почему ее сын отказался от карьеры преподавателя.
— Ну, я, конечно, не думаю, что стоит рассчитывать на преподавание в высшей школе, и даже вряд ли в Амарилло, так что не особенно обольщайся!
— Я и не обольщаюсь, — солгала она. Несмотря ни на что, она не переставала надеяться, что когда- нибудь ее сын поселится рядом с ней и продолжит свою карьеру. А почему бы и нет? Все его сестры сделали именно так — спасибо отцу, который обеспечил их всех землей. Тони же все еще сопротивлялся.
— Ну, ладно, я пойду! Целую тебя, мам!
— И я тебя, сынок, целую и очень люблю!
От этих слов ему всегда становилось тепло и спокойно на душе.
В половине шестого вечера от Марии ушел последний посетитель, паренек, которому она регулярно ровняла машинкой затылок. Она перевела дыхание. День оказался на удивление насыщенным и тяжелым — отчасти из-за того, что набежало много клиентов, которые не записывались предварительно, отчасти из-за жары. К тому же весь день было как-то неспокойно на душе.
«Интересно, починил Тони Мейсон свой грузовик? — подумала она, садясь в машину. — Уехал ли уже в Амарилло из города и из моей жизни?»
Мария искренне надеялась, что да. Этот человек опасен для ее душевного спокойствия, и поэтому каждый раз, когда они встречались, она, ради собственного блага, вынуждена была изображать из себя ведьму. Мария, которая работала с людьми и умела, когда надо, быть приятной и очаровательной, сама испытывала неудобство от собственного поведения. К тому же это так расстраивало Руби и Опал!
Но Тони никуда не уехал. Вернувшись домой, она увидела его на крыльце их дома, рисующего Руби, которая сидела в тени олеандра в плетеном кресле в образе красавицы времен старого Юга. Тони расположился на некотором расстоянии от нее, работая с мольбертом, который он, должно быть, принес из грузовика.
Одного взгляда на набросок было достаточно, чтобы понять, что Тони наделен незаурядным талантом.
Вместо восхищения Мария почувствовала страх. Она отчаянно пыталась сохранить в себе чувство ненависти к нему. Она скрылась на кухне, где нашла Опал, стоящую у плиты. Приятный запах жарившейся свинины смешивался с ароматом выпечки.
— Фирменное блюдо? — спросила она вместо приветствия. От жара, идущего от плиты, у Опал