держа тетрадь на коленях, записывал в нее новые песни.
Учителя не осуждали этих «нарушений» юного музыканта, поскольку были уверены, что он приходит в класс, прекрасно зная не только заданный накануне урок, но и выучив новый.
Четыре года спустя его имя было знакомо всем семинаристам от мала до велика. Его прозвали «нотником Согомоном» —за свободное чтение с листа и запись мелодий на слух. Кроме того, он был лучшим певцом церковного хора и лучшим солистом. А по воскресным дням он пел духовные песни в храме, стоя за креслом католикоса, в такие минуты святейшему казалось, что до него доносится голос ангела.
Юный Согомон был также страстным почитателем армянской истории и литературы. На пытливого и любознательного юношу неизгладимое впечатление произвел роман «Раны Армении». Дочитав последнюю страницу, Согомон всю ночь не смыкал глаз: то вспоминались яркие эпизоды романа, то представал образ храброго Агаси, то вставал перед ним сам Хачатур Абовян, автор бессмертного произведения. Он был таким же, как и Согомон, жаждущим знаний юношей, так же, как и он, учился в Эчмиадзинской духовной семинарии. Перед мысленным взором Согомона проходили страницы жизни Абовяна: восхождение на вершину Арарата, годы учебы в далекой северной стороне, возвращение на родину и столь таинственное исчезновение...
Встреча с романом, личность автора, его жизненная судьба — все эти впечатления были настолько сильны, что Согомон решил на следующий же день с одним из своих друзей тайком отправиться в Канакер, чтобы своими глазами увидеть дом, в котором родился великий писатель и просветитель.
Раню поутру двое юношей, стараясь не шуметь, вышли из общежития семинарии и направились в сторону Еревана. Вскоре они присоединились к крестьянам, едущим на городской рынок. Однако неторопливый шаг осликов, груженных кладью, и ленивое поскрипывание телег никак не устраивало нетерпеливых друзей. Они ускорили шаг, оставив спутников далеко за собой, и после полудня были уже в Канакере. Без отдыха принялись они искать отчий дом Абовяна.
Это был одноэтажный глинобитный домик с плоской крышей, простой и скромный. Небольшой двор пуст, безлюден. Под стеной порожний карас с облупленными боками, чуть поодаль — заброшенная телега и несколько полусгнивших бревен. Дверь, ведущая в дом, закрыта, одиноко смотрят подслеповатые окна.
Эта картина наполнила сердца юношей грустью. Неужто вот в этом бедном доме жил человек, силой своего гения осветивший путь целого народа, заслуживший его глубокое признание?
Юноши, несколько разочарованные увиденным, но полные самых возвышенных чувств, покинули Канакер. Прежде чем вернуться, они долго бродили по живописным полям и ущельям, сидели на берегу Зангу, смотрели на бегущие
волны и, перебивая и дополняя друг друга, вспоминали страницы любимой книги. А когда их взору открылся седоглавый Арарат, покоренный в свое время молодым Абовяном, они поклялись служить своему народу так, как служил он, великий писатель и просветитель, -человек, которого они в этот день признали своим учителем на всю жизнь.
Первый урок, воспринятый Согомоном от великого писателя, заключался в любви к Простому народу и прежде всего к крестьянину, земледельцу, к созданному им слову, пеоне, в уважении к его благородному труду и нелегкой доле.
В семинарии учились юноши, приехавшие из разных областей Армении (как Восточной, так и Западной). Это были сироты или дети бедняков, в большинстве своем выходцы из деревень, крепко связанные с народом, его бытом.
Благодаря своему особому обаянию, Согомон легко и быстро сближался с людьми. Не последнюю роль в этом играл и его удивительный голос. Быстро выучившись диалектам своих однокашников — хойскому, мушскому, сасунскому, лорийскому, карабахскому, — он с удовольствием разучивал их народные песни, Когда тихими летними вечерами семинаристы выходили во двор на прогулку, Согомон по их просьбе пел выученную за день песню. Пел с чувством, с любовью. Друзья просили его спеть еще раз, после чего сами присоединялись к нему.
Среди семинаристов началось своеобразное соревнование — кто даст Согомону больше песен своего края, чья песня понравится ему больше других.
В семинарии учился юноша-курд. Он был очень рад, узнав об интересе Согомона к курдским песням, танцам, мелодиям, которые юный курд наигрывал на свирели.
Каждую осень, вернувшись после каникул, семинаристы спешили к своему другу, чтобы спеть ему новые песни, услышанные в родных краях. Так пополнялись записные книжки юного собирателя народных песен. Теперь в его собрании наряду с крестьянскими и городскими песнями можно было встретить песни армянских ашугов и гусанов, а также песни других народов.
Теперь уже увлечение Согомона музыкой стало настолько серьезным, а знания — настолько глубоки, что их уже не в состоянии были удовлетворить преподаватели семинарии. По этой причине юноша стал брать уроки у известного музыковеда Никогаёса Ташчяна, главным образом совершенствуя свои познания в области записи и исследования шараканов.
Когда в семинарию Геворкян преподавателем музыки был назначен известный армянский композитор Кристофор Кара-Мурза — музыкант, снискавший большую популярность в Закавказье, радости Согомона не было границ.
Во второй половине XIX в. формируется армянская профессиональная музыка, развивающаяся в русле европейской или русской профессиональной музыки, но лишенная органичной связи с национальным музыкальным языком. Между тем, армянский профессиональный музыкальный язык и стиль могли быть созданы лишь после разработки в армянской народной песне и музыке принципов многоголосия. Первым, кто попытался это сделать, был Кара-Мурза.
Приехав в Вагаршапат, Кара-Мурза сразу же организовал в семинарии Геворкян хор. Неудивительно, что опытный музыкант обратил внимание на Согомона, страстного любителя народной песни. Так молодой человек стал помощником выдающегося композитора.
1893 год стал важной и незабываемой вехой в жизни Согомона.
Прошло уже двенадцать лет с того дня, как он покинул Кутину. И вот первый приезд в город детства. Каким предстал он перед двадцатичетырехлетним Согомоном? Отчий дом покинут, полуразрушен, бабушки Мариам нет в живых, к щемящим душу воспоминаниям прибавилась боль новой утраты. Родной город был ему неинтересен. Единственным утешением стали встречи с друзьями отца. Согомон с волнением слушал рассказы о своих родителях, записывал сочиненные ими песни, не забытые в народе до сих пор. Это и было, пожалуй, единственной ценностью, доставшейся ему в наследство от родителей и привезенной в Вагаршапат...
Между тем, новый католикос Хримян Айрик, при первой встрече с Согомоном покоренный его голосом, произвел его в иеромонахи и дал имя Комитас — в честь знаменитого католикоса VII в. Комитаса, поэта, певца, композитора и ученого.
Через некоторое время высшее духовенство Эчмиадзина, с осуждением относившееся к деятельности популяризатора народного искусства Кара-Мурзы, уговорило католикоса принять решение об освобождении его от должности преподавателя музыки. Руководство церкви наложило запрет на внедрение многоголосия в духовные песни, мотивируя это тем, что единоверие должно воспеваться одним голосом. Кроме того, в жизнелюбии народных песен святые отцы видели угрозу нравственности своих воспитанников — будущих служителей церкви.
Кара-Мурза, которому был дан «совет» продолжать работу непосредственно в народе, покидал
