Она опасается его. Странно, что и он не доверяет ей.
– О! Что это?
– Это Его Величество Наполеон.
– О, какой уродец! Бедняжка! Oh, qu'il est moche, le pauvre!
– Заметь: тот, кто интеллигентен, не может быть красивым. – (Я чуть не сказал: «Посмотри на меня».) – Но есть и исключения.
Следующие строки я записываю с грустью и умилением.
Когда мы добрались до Буль'Миша, я сказал таксисту, чтобы он остановился. Я хотел зайти с Анн-Клер в небольшую кофейню, чтобы выпить с ней аперитив, так как мы условились поужинать вместе. Анн-Клер определенно не разрешит мне никаких черных рыбок. Она смотрит сначала на цены, а потом уже на блюда. Кроме того, дешевое ей почему-то кажется более вкусным. Когда я расплачивался с шофером и разменивал у него стофранковую купюру, коробка выскользнула у меня из-под мышки, упала наземь, раскрылась, и из нее выскочил бодрый и веселый Наполеон. Пятью секундами позже он уже помчался через мостовую, прямо в гущу уличного движения.
Приближается велосипедист.
– Опля! – кричит он, но переехать Наполеона ему не удается. Утенок издает громкий визг и шлепается брюхом о землю.
Сердце у меня бьется где-то возле горла.
Этот конопатый велосипедист нарочно хотел его переехать. Есть же такие подлые люди! Ну, погоди, на том свете, да… Я даже ничего с тобой делать не собираюсь. На небе все равно все твои грехи уже зафиксированы.
Между тротуаром и мостовой протекает небольшой канал. Сюда сгребают уличную грязь. Наполеон мгновенно обнаружил воду и уже, громко радуясь и хлопая крылышками, плещется посреди сигаретных окурков, клочков бумаги и прочего мусора. Ну, здесь с ним не может случиться ничего страшного. Дадим ему немного поплескаться.
Неожиданно Анн-Клер хватает меня за руку.
– Monpti! – кричит она.
– Да что там опять?
Автобус почти наехал на тротуар – водитель затормозил в самый последний момент. Восклицания, крики, ругань. Я совсем забыл про Наполеона. Когда я о нем вспомнил, он плыл уже далеко от нас. Я беру Анн-Клер за руку, и мы бежим за ним. Сточное отверстие канала недалеко. Быстрее! Мы должны предотвратить несчастье, чтобы… О Боже! Поздно!
Грязная вода просто-напросто втянула Наполеона в водосток. Ни о чем не подозревая, он плыл, весело крякая и руля лапками, к месту своей гибели, в западню. Мы тупо смотрим на место, где разыгралась эта трагедия. Наполеон уже плывет под землей, в кромешной тьме подземного русла. Что будет с ним дальше? Может, он уже мертв, разбился при падении, а может, и жив еще, отчаянно зовет на помощь там, внизу, в вечной ночи, и отвратительные черные крысы следят жадными глазами за каждым его движением, готовые к прыжку.
А здесь, наверху, жизнь идет своим чередом. Светит солнце. Ничто не напоминает о том, что происходит в глубине, под мостовой. И помощи никакой нет. Никакой помощи.
Наполеон! Милый Наполеон! Я знал, что однажды ты умрешь, но думал, что это произойдет у тебя от старческой слабости. Ты устало положишь свой клюв в мои руки, еще раз поглядишь на меня своими черными глазенками, и я в минуты твоих последних судорог поглажу тебя нежно, чтобы облегчить отход в мир иной. Но чтобы так внезапно? Какой ужасный конец! Я все еще стою перед водостоком – с коробкой с позолоченными кантами в руке, – перед черной пастью преисподней. Я стою, и руки мои ходят ходуном.
Здесь уже ничем не помочь.
Прощай, Наполеон. Ты был маленьким светлым пятнышком в моей жизни. Малюсенькая любовь глупой зверюшки… Непостижимая зависимость. Прощай! Сейчас ты ковыляешь уже где-нибудь вблизи охотничьих угодий Великого Духа. Будь счастлив, Наполеон, маленький Наполеон. Сейчас тебя уже наверняка сожрали крысы. Теперь тебе уже не может быть больно.
– Monpti, ты что – плачешь?
– Я? Глупышка!
– Ты можешь мне говорить что хочешь, я не рассержусь. Мы тоже едва не погибли. Ему хорошо. Он больше не страдает.
– Анн-Клер, у меня пропало желание идти ужинать.
– У меня тоже. Смотри, как я дрожу.
– Анн-Клер, попробуй понять меня. У тебя тоже есть сердце. Я хочу кинуть в водосток немного денег, чтобы доказать мою любовь к маленькому Наполеону. Чтобы показать, что он для меня значил намного больше. Дороже денег.
– Сколько ты хочешь бросить?
– Не смотри на меня так. Я не сумасшедший.
– Пойдем, дорогой. Лучше помолимся за него. Пойдем, мой малыш. Viens, Monpti.
Тридцать вторая глава
В газетном киоске на Буль'Мише я купил венгерскую газету. Она такая маленькая и смешная и сообщает помпезными буквами о своих ничтожных событиях: «Директор банка Икс-Игрек застрелился». В Париже это было бы маленькой заметкой в середине номера, но не на первой полосе. Но когда он застрелился? Говори же. Дальнейшее житье наверняка сулило ему одни неприятности. И это называется информацией?
