образовавшийся проем можно было просунуть Разве что руку, да и ту только по локоть. Разве что толщину стены удалось оценить.
Я устало выругался и уселся на пол рядом с девчонкой. Она сжалась еще больше, плотнее обхватив руками колени. В груди снова что-то кольнуло. Тысяча черепогрызов! А ведь у меня могла бы быть дочь ее возраста…
На душе вдруг стало еще гаже – хотя, казалось бы, гаже уже некуда.
– И как же тебя угораздило-то… – пробормотал я.
Диана лишь громко всхлипнула.
Мы довольно долго сидели молча, на меня снова начала наваливаться сонливость. И вдруг девчонка тихо, будто боялась, что могут подслушать, начала говорить:
– Я не хотела, правда. Я не думала, что так получится. А он… Он говорил, что другого способа нет.
– Кто?
– Тэнк… Друг Алекса.
– Это тот, с которым ты сюда отправилась?
– Нет. Он остался там… – она вскинула глаза к потолку. – Он только помог договориться с персоналом станции. И с Кирком. Это тот парень, с которым мы вместе спустились вниз. Тэнк обещал ему, что, если он поможет, мы его тоже вытащим, вместе с Алексом.
Я хмыкнул. Вот оно что… Ушлый малый, как я погляжу. Для того чтобы провернуть такое, нужно иметь нехилые связи. Кроуэллу и то, наверное, нелегко пришлось. Впрочем, надсмотрщикам на орбиталках платят за то, чтобы не выпускать никого с планеты. Насчет того, чтобы не пускать желающих на поверхность, ничего не говорится. Тем более что вряд ли кто-то в здравом уме и по собственной воле решит посетить эту гостеприимную планетку.
Впрочем, как обычно, находятся исключения.
Девчонка еще что-то лепетала сквозь слезы, но я ее уже не слушал. Снова смежил веки, но сон не шел – видно, выспался я уже на неделю вперед. Оставалось просто валяться и делать то, чего я терпеть не могу.
Ждать…
30
Лязг открывающейся двери выдернул меня из полусна, пробежал гроздью увесистых мурашек по позвоночнику. Снаружи ворвался ослепительно яркий свет, не дающий толком разглядеть появившуюся на пороге массивную фигуру. Я, щурясь и прикрываясь от света ладонью, поднялся. Девчонка забилась в угол за моей спиной и что-то запричитала шепотом. Мне, если честно, тоже было не по себе, хотя последние несколько часов я только и мечтал, чтобы хоть что-нибудь случилось. Бесконечное ожидание бесило.
Наш гость подался назад, освобождая нам выход, и я наконец понял, что это один из давешних роботов, только накрытый сверху этаким чехлом из черного плотного материала.
Он замер в паре шагов от двери, явно ожидая, пока мы выйдем. Нам ничего не оставалось, кроме как принять приглашение.
Роботов оказалось двое. Второй – без балахона, с мощной фарой на плече. Металлические уроды, как завзятые конвоиры, тут же взяли нас в «клещи» и повели по гулкому, как пустой контейнер, коридору. Прожектор второго робота был единственным источником освещения, так что тот вышагивал чуть впереди, громыхая по каменному полу не хуже легкого танка.
Шли довольно долго, но за все время мне даже в голову не пришло что-нибудь спросить у наших сопровождающих. Не говорю уже о попытке сбежать. Стальные монстры воспринимались как некое олицетворение слепого рока – бездумные, безжалостные, непоколебимые. Мне даже не очень-то интересно было, куда нас ведут. И так скоро узнаю. Единственное, чего хотелось, – это чтобы все побыстрее закончилось.
Я устал. Дико, смертельно устал. И не только физически.
Путь наш закончился в маленькой камере, почти такой же, как та, что служила нам пристанищем последние часы. Я вошел первым, и дверь проскрежетала в пазах, как гильотинный нож, отсекая дорогу назад, – только донесся снаружи испуганный возглас девчонки. Я остался в кромешной тьме – здесь не было даже пузыря-светильника.
Тысяча черепогрызов! Какого черта им понадобилось сажать меня в этот карцер? То, что комнатка маленькая – едва ли не меньше предыдущей, я успел заметить прежде, чем вошел. Но деталей уже не увидел – в коридоре тоже темно, а прожектор сопровождающего нас робота в такой близи скорее слепил, чем позволял что-то разглядеть.
Я вытянул перед собой руки, потом осторожно развел их в стороны, как пловец. Мелкими шажками двинулся вперед, все так же водя руками в воздухе. И вскоре коснулся решетки из толстых горизонтальных прутьев. В ту же секунду вспыхнул свет – и под потолком крошечной камеры, и снаружи, в большом зале, от которого ее отгораживает решетка.
Зал в форме правильного многоугольника, метров десяти-двенадцати в диаметре, стены черные, глянцевые – из того самого материала, что так понравился Головастику. Каждая стена, насколько я могу разглядеть, ведет в такие же камеры, как и моя. Вверху, метрах в трех от пола, весь зал опоясывает что-то вроде балкона с решетчатыми перилами. Что там, на балконе, разглядеть не удается – слепят прожекторы, установленные по всему периметру и направленные наискосок вниз.
– Алекс! – донесся откуда-то сбоку голос Дианы.
Я и правда увидел Зотова в одной из ниш напротив. В камере через одну от него стоит, вцепившись в прутья решетки, Джамал. Еще через одну – Головастик… Та-ак. Слева от меня – едва удается разглядеть – Диана. Ну а Муха, скорее всего, справа. Понятно. Зал – правильный двенадцатиугольник, и нас рассадили равномерно по всему периметру. В тех камерах, что разделяют нас, кажется, тоже кто-то есть – в глубине можно разглядеть какое-то шевеление. Но решетки более частые, так что кто там скрывается – не поймешь.
