твари, к счастью, знают), был уже не в счет. Хотя и второго мне хватило с избытком.
Поймав клещами жвал, ползун рывком подтянул меня к себе, намереваясь навалиться верхней половиной туловища и обхватить передними парами конечностей. Ногу залило чем-то горячим и липким и почему-то начало жутко щипать. Проклятье!! Судя по едкому запаху, тварь отрыгнула на меня изрядную порцию желудочного сока.
Я, рыча от затмевающей разум боли, долбанул пару раз по жвалам, но без толку – из такого положения трудно нанести достаточно сильный удар. Ну а потом, когда многоножка подтянула меня под себя, мне ничего не оставалось, кроме как выставить лом перед собой на манер копья.
Удалось протиснуть конец лома между жвалами и затолкать дальше, прямо в пасть. Ползун захрипел, в глотке его что-то забулькало.
– А, не нравится, паскуда? – злорадно проскрежетал я, сильнее налегая на железяку.
Жвалы разжались, и я, пользуясь слабиной, на добрые две трети затолкал лом в глотку твари, а потом дернул в сторону, с удовлетворением чувствуя, как что-то там внутри подается, лопается, хрустит.
Ползун рванулся, далеко отшвырнув меня в сторону, замотал башкой, отчаянно вереща. Я откатился подальше. Попытался подняться, но от новой вспышки боли едва не потерял сознание. Тысяча черепогрызов!! Похоже, колено раздроблено напрочь. Вся штанина пропиталась кровью, а сверху рана еще и сдобрена желудочным соком ползуна. Хотя это, пожалуй, даже к лучшему – разъесть толком не успело, только кожу обожгло, зато рану прижгло основательно, никаких коагулянтов не надо.
Я рухнул на спину, зажмурившись от бьющих в лицо прожекторов. Гам, царящий на арене – писк обоих ползунов, плач девчонки, ругательства запертых в камерах товарищей по несчастью, – поутих, и я слышал его будто бы через толщу воды.
Сейчас вырубишься – и все, конец. Хотя какое там вырубишься, когда колено будто бы буравят тупым сверлом.
Я перевернулся на бок, приоткрыл глаз…
Все не так уж и плохо. Оба ползуна трепыхаются, сплетясь в невообразимый клубок, и им пока явно не до нас. Тот, что с ломом в глотке, наверняка ранен смертельно. От второго тоже толку мало.
Как, впрочем, и от меня.
Я почувствовал, как что-то коснулось моего плеча, и дернулся как ошпаренный.
Девчонка. Размазывая слезы по испачканному лицу, теребит меня за рукав.
– Вставай! Вставай, что же ты… Ну, пожалуйста…
Ну да, действительно, что это я развалился? Жутко захотелось двинуть ей локтем в нос, но сдержался. Что было не так уж и трудно – сил не осталось даже на то, чтобы как следует выругаться. Боль отнимает последние крохи энергии, хотя она же и не дает окончательно впасть в забытье.
Я перекатился еще дальше, к самой стене. Что-то твердое и холодное уперлось в бок. А, второй лом. Я вытянул его из-под себя и, опираясь, как на костыль, приподнялся на одном колене. Девчонка подхватила было меня с другой стороны, но зацепила ботинком раненую ногу, и я взвыл, как аварийная сирена. Снова рухнул на пол, корчась от боли. Перед глазами все померкло, погрузилось в мерцающую багровыми сполохами кашу, по щекам, продираясь сквозь многодневную щетину, покатилась жгучая струйка. Слезы?!
Никогда в жизни, даже когда был сопливым мальчишкой, не плакал от боли. Вот и сейчас. Злость, бессильная ярость, нежелание мириться с неизбежным. И какая-то непредставимо огромная, просто вселенского масштаба, обида. Не хочется подыхать ТАК… Здесь… Да что там – вообще не хочется.
Я поднял голову, услышав лязг открывающейся решетки.
На арене снова появился робот в черном, парой мощных ударов добил корчащихся в муках ползунов. Подцепив крюком, утащил с арены – сначала одного, потом второго. Ну да, они уже не бойцы. Шевелиться еще шевелятся, но для шоу не годятся.
Подошел ко мне. Крюк с плоским, остро отточенным лезвием замер перед самым моим носом. Я, выругавшись, из последних сил отмахнулся от него своей железякой. Крюк от удара даже не дрогнул, а вот у меня лом чуть не вывалился из пальцев. Но намек был понят – робот, развернувшись, пошагал прочь.
Ну вот. Еще несколько минут жизни выиграны. Только вот зачем? Для того, чтобы шоу продолжалось?
Пузыри над камерами снова начали мигать – один за другим, с нарастающей скоростью.
– Держись, Грэг! – ободряюще выкрикнул Зотов.
– Меня, меня выпустите!! – как орангутанг, тряся прутья клетки, заорал Джамал, разражаясь своим демоническим хохотом.
Да уж, подмога не помешает. Сейчас я не то что с ползуном – с собственным телом управиться не в состоянии. Всему есть предел. Притока адреналина хватило на пару битв, но дальше – край. Несколько дней вынужденного голодания дают о себе знать.
Мигнул последний фонарь. Со скрежетом разошлись в стороны прутья решетки, и на несколько секунд в зале стало тихо. Неестественно тихо, будто все разом вымерли. Я же, повернув голову, чтобы поглядеть на свою «подмогу», закашлялся в приступе горького смеха.
Муха. Малыш еле держится на дрожащих, тонких, как сухие веточки, ногах. Повязки, наложенные Зотовым, превратились в еле держащийся на голове расхристанный тюрбан, темный от грязи и крови. Уцелевший глаз влажно поблескивает из-под этих лохмотьев.
Но парень – настоящий боец. Нетвердой походкой поковылял ко мне, и я чуть ли не физически ощутил накрывшую меня волну сострадания и желания помочь. Своими тонкими, невесомые пальцами, едва касаясь штанины, малыш ощупал мою раненую ногу и тут же начал сдирать с головы свой тюрбан.
Я отпихнул его в сторону. Все равно не успеет. Да и зачем? Еще несколько секунд – и нам конец. Вот он, скрежет трех одновременно открывающихся решеток…
