Все! Будто бы разом перегорели последние предохранители, удерживающие меня на грани сознания, и все вокруг вдруг померкло и унеслось куда-то в невообразимую даль.
А может, это я падал куда-то. Вниз, вниз… Ощущение полета, приятный холодок по позвоночнику, и мелкая, тоже не лишенная приятности, дрожь по всему телу.
А потом – какой-то грохот и истошный писк ползунов.
31
Это похоже на чуткий сон или, наоборот, на глубокую дрему. Полностью не отключился, и будто бы сигнальный буек колышется на поверхности сознания. Ни мыслей, ни эмоций, ни звуков, ни образов. Ощущаешь себя дрейфующим в безбрежном океане мрака. Если возникнет желание вынырнуть из него – не получится. Здесь нет расстояний, нет верха и низа. Нет движения.
Но выныривать не хочется. Потому что желаний тоже нет. И собственное тело не контролируешь, даже не чувствуешь. Есть лишь мрак и слабое ощущение… себя. Его достаточно лишь для того, чтобы понимать – ты жив. Остальное – неважно. Остального пока просто нет.
Постепенно, а может, наоборот, неуловимо быстро, так что я не улавливаю моментов смены состояний – добавляются новые ощущения. Пространство… Время…
Боль.
Вспышкой боли меня, как взрывом, выбрасывает на поверхность этого океана беспамятства. В мозг разом врывается огромный, оглушительный, ослепительный Мир, едва не размазывает меня своей громадой в первые же секунды.
Впрочем, шок длился недолго, и мир вскоре сжался до маленькой полутемной каморки с гладким, как зеркало, потолком и вяло мерцающим пузырем-светильником на стене.
– Извини, Грэг. Не хотел тебя будить…
Зотов, склонившись надо мной, осторожно разматывает сероватые бинты на искалеченной ноге.
– Повязки надо сменить. Потерпи.
Лежу, терплю, отупело таращась в потолок.
– Я сделаю поярче, раз уж ты очнулся…
Он коснулся кончиками пальцев пузыря, и тот загорелся на полную, высветив гладкие голубоватые, будто бы сделанные изо льда стены, покрытые незатейливым геометрическим узором.
Тихо. Светло. Чисто. Совсем не похоже на ту камеру, где нас с девчонкой держали до этого.
– Где мы? – прохрипел я, откашлявшись.
– Сам-то как думаешь? – хохотнул Зотов.
Я скривился. Тоже мне, хохмач нашелся. Ка-ак двинуть бы сейчас в морду…
Алекс, выпрямившись, с усмешкой взглянул мне в глаза.
– О, да ты начинаешь злиться, Грэг! Хороший знак. Будешь жить.
– Да пошел ты, – вяло пробормотал я. – Последний раз предупреждаю – не лазь мне в башку!
– Я ведь тебе объяснял уже… – начал было Зотов, но, вздохнув, оборвал сам себя и снова занялся повязками. Настал самый ответственный, а заодно и самый болезненный для меня этап – укладывание ноги в лубок из листа какого-то эластичного материала. Следующие пару минут мне было не до вопросов.
– Уф… Ну вот, готово. Как ты?
– Терпимо. А попить найдется?
– Конечно.
Он достал откуда-то из-под моего ложа бурдюк с водой. Я выпил почти все. Отдышавшись, уперся руками в край ложа, намереваясь сесть, но Зотов меня остановил.
– Не думай даже! Тебе еще пару дней отлеживаться, не меньше.
– Проклятье!.. Ладно, лежу. А ты давай рассказывай уже, что происходит. Я-то, если честно, рассчитывал проснуться уже на том свете.
– Да уж, ты пропустил самое интересное…
– Что, Муха с девчонкой уложили трех многоножек?
– Хм! Почти угадал. Разве что Диана тут ни при чем.
– Что – Муха?! Ты серьезно?
Зотов рассмеялся.
– Да нет, не совсем. Но малыш преподнес нам нехилый сюрприз. Оказалось, что он…
Тут он вдруг осекся и замер, будто прислушиваясь к чему-то. Я тут же подобрался – несколько дней на Аде научили меня отовсюду ждать самого худшего. Увидев мою реакцию, Зотов успокаивающе похлопал меня по плечу.
– Все в порядке, Грэг. Просто… Сейчас сам все увидишь.
Зашуршали в пазах створки дверей, и в камеру, ощутимо сотрясая пол своими тяжелыми шагами, вошел шипастый стальной монстр. Вслед за ним неслышно, будто бы скользя по гладкому покрытию, вплыл тощий субъект с меня ростом, в длинном черном балахоне, полностью скрывающем очертания фигуры. Капюшон – огромный, будто бы не по размеру, – прячет и лицо незнакомца. Как это он на стены не натыкается при ходьбе?
