сбившуюся, залитую кровью одежду, наткнулся на свиток за пазухой, развернул.
— Что там? — спросил Буслай.
— Князя найди.
Буслай сразу же ушёл, не спрашивая, зачем да почему. Не до того было: все в этот час говорили коротко, отрывисто, потому что в душах ещё не улеглась битва. Ещё воевала душа каждого, ещё кипела и пенилась, и покойными были только мёртвые.
Быстро подошёл Невский. Опустился на одно колено, снял шлем.
— Дядька мой… — Поцеловал Яруна в лоб, поднялся. — В Псков отвезёшь его. Там отпевать будем. Скажи Якову, Буслай, чтоб розвальни дал. Осиротила тебя судьба, Ярунович.
Сбыслав молча протянул Александру послание великого князя Ярослава.
Во всех соборах, церквах, а то и просто у братских могил на погостах отпевали погибших. И хоть великая была победа, хоть каждый и ощущал её, скорбно было во Пскове и в Новгороде. Невский старался попасть на все последние поклоны, ел урывками, почти не спал, почернел и осунулся настолько, что борода торчала клином.
— Простит меня княгинюшка моя, что не простился я с нею.
Князь Андрей свалился в горячке, Гаврила Олексич тяжко страдал от ран, и Александра повсюду сопровождали Сбыслав и Яков Полочанин да иногда Бус-лай, которого заметно приблизил Невский, будто увидел в нем знакомые черты погибшего Миши Пру-шанина. А как засыпали последнюю братскую могилу, сказал:
— Принимай Мишину дружину, Буслай.
— Не потяну, Ярославич.
— Потянешь.
На следующий день Невский выехал в Новгород, оставив отцовскую дружину на Будимира во Пскове. Это удивило Сбыслава, но Александр лишь буркнул в ответ:
— Отсюда до литовцев ближе.
— Дружину потрепали сильно, Ярославич.
— Этим Будимир займётся. А ты, боярин, отвезёшь Андрея во Владимир, расскажешь отцу о побоище и выпросишь для меня его дружину.
Невский был хмур и озабочен. Внезапное известие о кончине жены, большие потери и огромное напряжение последних недель выбили его из привычной колеи. Он понимал, что орден потерял ещё больше и тоже нуждается в мире, но велел Якову По-лочанину разговаривать с его послами как победитель, твёрдо отстаивая свои условия. Успех следовало закрепить, и, буркнув Сбыславу о литовцах, князь сознательно выдал свой замысел. Впрямую не поддерживая ливонцев, Литва косвенно помогала им, захватывая соседние русские княжества, и гибель Брячислава Полоцкого, помноженная на смерть его дочери, камнем висели на совести Александра. Сбыслав сразу понял причину такого решения, потому что знад о смерти княгини Александры, но Яков не знал и заспорил, утверждая, что и сил мало, и людям отдохнуть надобно.
— Я сказал!… — рявкнул Невский, и Литовский поход был решён.
— Трепал я литовцев многажды, — вздохнул великий князь Ярослав. — Воины они упорные, да и сил у них сейчас поболе, чем у Александра, но победы дух умножают. А такой, как победа ледовая, на много поколений хватит.
Этот разговор возник, когда князь Андрей уже настолько поправился, что начал принимать участие в беседах. А ещё до этого, в первый же день приезда во Владимир, он рассказал отцу, кто его спас, хотя сам Сбыслав об этом не обмолвился ни словечком. И в первый же вечер, когда Андрей, поведав о подробностях спасения, ещё метался в поту и жару, великий князь принёс ларец, открыл его и торжественно надел на шею Сбыслава тяжёлую княжескую цепь.
— Это цепь твоего отца, Сбыслав. Носи с честью. А ночью молился и плакал счастливыми слезами, поражаясь Провидению Господню, которое восчувствовал в переплетениях судьбы, гордился отважными сыновьями и глубоко скорбел о Яруне.
— Бог дал, Бог взял. Все мы в руце Его.
Андрей выздоравливал медленно, и великий князь с молодым боярином каждый вечер засиживались допоздна. Сбыслав подробно рассказывал о Ледовом побоище, а князь Ярослав жадно расспрашивал, восторгался, горевал и умилялся. Он всегда был человеком открытым, порою непредсказуемо импульсивным, но с годами растерял дерзкое своё упрямство, стал мягче, добрее и сентиментальнее. Постепенно отходил от общерусских дел, перестал видеться с Не-гоем, а после взятия Невским Пскова окончательно замкнулся на собственном княжестве. Строил церкви и монастыри, не только упорно насаждая христианство, но и, пользуясь ханской милостью, ловко пряча в их имуществе собственные доходы от татарских баскаков. И совсем уж неожиданно для многих в тот жестокий век открыл первый приют для вдов, сирот и обесчещенных девиц.
— Дружину Александру надобно заново собирать, отец, — сказал Андрей, впервые оставшись на вечернюю беседу. — Он её в лоб поставил, под удар самых отборных рыцарей.
— Подсоблю. — Великий князь долго смотрел на осунувшегося, повзрослевшего сына, улыбнулся вдруг: — В Переяславль не хочешь поехать? Отдохнёшь, поправишься.
— Да ну! — отмахнулся Андрей. — Скучно там.
— Там дочь Даниила Галицкого гостит. Приехала на похороны княгинюшки Александры да и задержалась. Девица красивая, собой видная, так что не заскучаешь. Вместе княжича Василия пестовать будете.
— А Сбыслав? — помолчав, спросил Андрей.
— Сбыслав мне нужен, — сказал великий князь. — Батый велел Александру после победы над ливонца-ми в Орду приехать, а он не сможет сейчас. Значит, о побоище Сбыславу придётся рассказывать. Да и мне пришла пора хану поклониться, от этого уже не отвертишься. А ссориться с ними нам сейчас совсем не с руки, сыны мои. Не с руки. Так что поезжай-ка, Андрей, в Переяславль один, а мы со Сбыславом — в Орду. Так-то оно вернее будет. И князю Невскому поспокойнее. Как рассудишь, боярин?
— Ехать надо, — сказал Сбыслав. — Татары обидчивы и злопамятны, особенно в мелочах. А там Чог- дар пока в чести.
— Стало быть, как воды спадут, так и выедем, — решил Ярослав. — А ты, Андрей, сейчас в Переяславль собирайся. Пока Даниловна там гостит.
Но в Орду выехали нескоро, и великий князь знал, что выедут они нескоро, а говорил так только для того, чтобы поскорее спровадить Андрея в Переяславль. Уж очень ему понравилась чернобровая рассудительная дочь Даниила Галицкого, а сватать Ярослав любил.
Да и дел было невпроворот. Отсеяться следовало с большим запасом, потому что вся тяжесть ливонской войны легла на Псков и Новгород, которым и в мирные-то времена не хватало своего хлеба. И беженцев с тех опалённых сражениями земель уже появилось немало, и князь полагал, что появится их ещё больше, когда подсчитают новгородские семьи потери своих кормильцев. Поэтому решил вдоль всех дорог, ведущих к Новгороду, засеять «сиротскую долю». Так тогда назывались посевы репы, гороха, редьки да брюквы, брать которые мог любой нуждающийся в пропитании. И о жильё для беженцев подумать следовало, а вопрос этот был сложным, потому что и своих бездомных да безземельных ещё хватало со времён татарского нашествия. И великий князь вместе с думными боярами да церковными иерархами давно уж ломал над этим голову. Привычный мир изменился как-то сразу, вдруг, и некогда беспечный, своенравный и своевольный Ярослав менялся вместе с этим миром.
— Господи, не покинь меня во дни мои многотрудные, — истово молился он вечерами. — Господи, вразуми меня…
Андрей вместе со Сбыславом уехали в Перея-славль. Впрочем, Сбыслав лишь довёз туда Андрея, распрощавшись чуть ли не на пороге. Уж очень боялся он столкнуться глазами с той боярыней, которой сказал когда-то о гибели князя Брячислава.
И опять вечерами они долго сидели за беседой. Исчерпав в конце концов тему самого побоища, перешли на его участников, которых знал великий князь и о которых подробно расспрашивал. Так дошли до
