– Ты, извиняюсь, кто? – справился Геральт, умудрившись совместить в тоне и нажим, и отстраненность.
– Боцман с «Железняка».
– «Железняк» – это буксир?
– Ну да.
– Отчего затонули?
– Отчего… – буркнул боцман уныло. – Течь открылась. Такую нам дыру в борту засветили, никакой пластырь не заведешь. Мослатые еле успели из машинного наверх повыскакивать.
– А откуда дыра взялась-то?
Боцман на мгновение замялся, а потом повернулся к маленькому чернявому орку:
– Беня, мож, расскажешь? Я ж сам не видел…
– А и расскажу! – решительно заявил Беня. – Шо видел, то и расскажу! И пиливать мине, шо вы все там скажете!
Орк изъяснялся неповторимым одесским говором, настолько же отличающимся от южного суржика, насколько сам суржик отличается от языка Центра.
– Так от, – продолжал Беня. – В машинном у нас не тиятр, свету мало, но и не погреб, усё просматривается нормально. Так шо усё я видел, хотя и стоял тухесом к процессу. Вдруг смотрю – стало светлее, токо свет какой-то зеленоватый, как в морге на Молдаванке. Оборачиваюсь, а от правого борта к левому зеленый такой лучик протянулся, и, что характерно, при этом наскрозь оба дизеля прошил. Один сразу и заглох. Потом лучик этот – р-р-раз! – делает по борту круг, как мой напарник Йося ручкой, когда прощается. Тут и второй дизель заглох, а кусок борта, круглый, как люк на тротуаре, и такой же толстый, внутрь водой впихнуло. На левый борт я уже смотреть не стал, но таки и ежу понятно, шо там наблюдалась аналогичная картина, токо смотреть ее было уже некому, потому шо мы с Йосей взяли ноги в руки и сыпанули вверх по трапу как ошпаренные! Йося орет: «Вода в машинном!» – а ему с бака отвечают: «Вода в трюме!» И крен уже такой, шо так и тянет сходить налево! Но налево мы не пошли, а заместо этого сходили за борт всем экипажем, и правильно сделали, потому шо «Железняк» потонул, как токо мы отплыли метров, извиняюсь, на полста!
– А ваши двое как погибли? – спросил Ламберт. – Видел?
– Как погибли – не видел, но у борта видел половину Миши-старпома, – угрюмо сообщил Беня.
– Половину? – не понял Ламберт. – Какую половину?
– Вэрхнюю, – пояснил моторист. – От пояса и выше. Токо не спрашивай за подробности, мне рассматривать было некогда. Помню токо, шо крови на палубе почти не было.
– Понятно, – кивнул Геральт. – А с водолаза есть кто?
– Есть, – отозвалось несколько голосов.
– У нас почти так же было, – сообщил очередной морячок. – Только нам не борт продырявили, а половину днища отняли. По корме. Чуть ниже ватерлинии. Ребята вовремя заметили и за борт попрыгали, а водолаз наш, Юра, к тому времени шлем уже снял, а башмаки с костюмом еще нет. А там грузила при поясе, почти центнер… Не выплыть ему было никак, бедолаге…
– А на плавкране чего?
Некоторое время живые у ближнего к выходу края стола нерешительно переглядывались, потом кто-то прогнусавил: «Давай ты, стропа…» Один из людей в видавшей виды спецовке неловко кашлянул в кулак и привстал.
– Это… Я, того, врать не стану. Никаких лучей не видел. Дернуло нас неслабо, когда стропы лопнули, – это да. Слышу – орет кто-то, вроде Степаныч, видно стропой шибануло наотлет. А потом гляжу – кран в воду падает и понтон из-под ног уходит. Ну и… того. В воду сиганул. Гляжу – наши вокруг плывут, а чуть дальше – морячки с буксира. Так до берега и догребли. Как на сушу выбрались, оказалось, Степаныча нет и Сани Бантика… И у морячков не все спаслись… Вот…
– Понятно, – вздохнул Геральт. – Кто-нибудь видел под водой что-нибудь необычное?
Повисло тягостное молчание. Геральт выжидательно шарил взглядом по толпе, но не мог никому заглянуть в глаза – работяги все как один смотрели в пол. Потом кто-то глухо произнес:
– Ты, ведьмак, ерунды-то не пори. Кто под воду угодил, тот там и остался. А кто плыл, тому некогда было по сторонам зыркать – выплыть бы.
– Я понимаю, – бесстрастно ответил Геральт. – Однако кто-то или что-то продырявило ваши кораблики и пустило ко дну плавкран. Это что-то шастало там, в толще воды. Кто-нибудь обязательно должен был заметить.
Один из работяг, совсем еще молодой орк, вытянул руку, будто школяр на уроке.
– Я видел, – ломающимся баском сообщил он. – Даже коснулся. Только в воду прыгнул, подо мной что- то проплыло, задело по ногам. Быстро так, шмыг – и нету. Вроде круглое…
– А размер? Большое? – уцепился за очевидца Геральт.
– Немаленькое… С тракторное колесо, даже больше.
– Ты в башмаках плыл или босиком? На ощупь оно какое? Гладкое, шершавое? Холодное, теплое?
– На понтоне я в шлепанцах был, но в воде они сразу слетели, так что босиком. Вроде эта хрень гладкая была, а вот теплая или холодная – не скажу. Пожалуй, как вода, ни теплее, ни холоднее.
– А потом оно не возвращалось? Больше не видел его?
– Не возвращалось. И слава жизни, что не возвращалось… не вернулось, то есть. А то – мало ли…
Геральт с Ламбертом снова переглянулись.
– Никто не хочет что-нибудь добавить? – поинтересовался Геральт. – Нет?
Никто не хотел.
– Похоже, больше мы из них не вытрясем, – тихо сказал Ламберт напарнику. – Идем отсюда.
– Угу, – промычал тот, вставая. И громко добавил: – Если кто-нибудь что-нибудь вспомнит – уж не поленитесь сбегать к нам, сообщить, ладно?
Ведьмаки ушли, не прощаясь и не оборачиваясь, хотя три десятка взглядов долго буравили им спины.
Минуты через три, когда свернули на аллею, ведущую к проходной, Ламберт словно бы с неохотой сказал:
– Знаешь, кого еще нужно потрясти?
– Кого?
– Комбинатских техников, – сообщил Ламберт невозмутимо.
Геральт встал, как будто на стену наткнулся.
– Тут есть техники? – выдохнул он, не скрывая удивления.
– Есть, как выяснилось. Двое.
– Шахнуш тодд, Лам! Да к ним нужно было идти в первую очередь!
– Не уверен. – Ламберт с сомнением покачал головой. – Если бы это были стоящие техники, руководство клана нас с ними давно свело бы. А еще вернее – вообще не стало бы обращаться в Арзамас.
В словах Ламберта имелся известный резон: громким словом «техник» нынче не стеснялся именовать себя любой пройдоха, наугад копающийся в железных потрохах разнообразной машинерии, которая перманентно вырастала на заводах Большого Киева. «Техники» эти в профессиональном смысле представляли собой примерно то же, что полуживая кляча на элитных бегах. Результаты их изысканий вполне предсказуемо стремились к нулю, а авторитет в среде, реально близкой к тайнам науки и техники, и вовсе располагался в области отрицательных значений.
– Если это плохие техники, много мы из них не вытрясем, – без особого энтузиазма произнес Геральт. – Но ты прав, наверное, сходить к ним стоит. Даже если это полные тупицы, они наверняка регулярно суют нос в такие места, куда нормальный комбинатский работяга либо поленится, либо поостережется.
– Вот и я о том же, – буркнул Ламберт. – Пошли, я знаю, где они обычно ошиваются.
– И где?
– В библиотеке. Шо-то роют. Геральт усмехнулся и передразнил:
– Шо-то! Ты начал говорить как южак, дружище Лам!
Ламберт лениво отмахнулся:
– Да и пусть. Это заразно, оказывается.
