— С Глухоманью я договорился, — пояснил он мне.
Он с трудом скрывал озабоченность, а наедине сказал, понизив голос до шепота:
— На площадь Ленина прибывают войска.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
1
В обычное время девочки домой не пришли. Забеспокоившийся Вахтанг, который твердо решил остаться, пока обстановка не прояснится, вознамерился было идти за ними на площадь и сказал Нине, чтобы приготовила какую-нибудь еду, однако Нина его отговорила. Но тут заглянул сосед и сообщил, что на митинге выступает сам католикос.
— Я иду туда, — сказал он. — Надо поддержать Его Святейшество и уговорить всех с миром разойтись по домам.
— Я пойду с тобой. — Вахтанг встал и начал одеваться. — Обожди меня внизу.
Сосед попрощался и вышел. Я вскочил, намереваясь следовать за ними, но Нина неодобрительно покачала головой.
— Пожалуйста, не надо. Вы гость, а это — наши беспокойства.
— Это — дети, — пояснил я.
— Нина права, друг, — сказал Вахтанг. — Это молодежный митинг грузинских националистов, большинство из которых и не подозревают, что оказались националистами.
— Тем более, — заявил я решительно.
— Тем менее, — еле заметно улыбнулся Вахтанг. — Ты — русский и можешь послужить раздражающей каплей. Извини, дорогой, но так сложилось, что тебе лучше посидеть дома.
— Ты надолго? — обеспокоенно спросила Нина.
— Я скоро вернусь, сестра. Как только разыщу девочек, так и вернусь с ними вместе.
— Только не ввязывайся ни в какой спор, — строго сказала Нина. — Ты горяч и несдержан.
Вахтанг ушел, и потянулись минуты ожидания, похожие на часы. Время вообще — понятие относительное. Время мы выдумали, оно чуждо природе, а потому, когда человек начинает вдруг ощущать его, ему делается не по себе. Вспомните о личном опыте ожиданий, если не верите мне.
Нина предлагала мне чай, кофе, вино, но я и глотка не мог сделать. Я пребывал в странном ощущении предчувствия. Какого именно — и до сей поры не пойму, я не прорицатель. Просто предчувствия, которое сковывало меня, мешало поддерживать разговор, даже думать мешало, и я, помнится, сперва ни о чем и не думал. Полагаю, что Нина переживала то же самое, а потому мы оба напряженно молчали.
Сейчас-то я понимаю, что ожидание матери не идет ни в какое сравнение ни с каким иным ожиданием. Оно — древнее, как само существование человечества, потому что, когда наши предки-мужчины действовали, женщины только ждали. И это «только ожидание» копилось в их душах миллионы лет.
Эпоха, целая эпоха. Думается, что эта эпоха и сотворила женщину как существо иного рода, нежели мужчина.
И я стал думать о женщинах. Не в мотивах банных муж-ских прибауток, а как об особом явлении человеческой культуры. Эти мысли пришли инстинктивно, пришли как спасение от растущей тревоги и лишенного времени ожидания.
И еще я почему-то подумал, что мужчины, как правило, ищут в разговоре мысль, а женщины ловят музыку. Поэтому они в отличие от мужчин, во-первых, слышат каждое слово, а во-вторых, пропускают его через собственное сердце. Потому-то их так легко обидеть словом. Особенно — солдатским…
В этом месте моих странных и довольно сумбурных размышлений я вскочил и пошел к выходу.
— Куда вы? — настороженно спросила Нина.
— На площадь. Я запомнил дорогу. Я найду Вахтанга, и мы приведем девочек.
— Нет, — кажется, так сурово могут ронять одно слово только грузинки. — Мы будем ждать здесь.
— Но…
— Мы будем ждать здесь, — еще тверже повторила она и встала. — Я поставлю чайник.
— Нина, послушайте…
— Вам нельзя на площадь, Вахтанг прав, не обижайтесь. Просто на митинге, как нам сказали, собралось больше десяти тысяч. В такой толпе трудно найти двух глупеньких школьниц. Поэтому нам лучше всего пить чай с булочками.
Пока вскипал чайник, Нина показывала мне семейный альбом. Я тупо смотрел в него, тупо слушал ее объяснения и почему-то запомнил только одно:
— Девочки такие разные, что никогда не будут соперницами. Хотя нет, я не права: будут, конечно же, все женщины — всегда соперницы. Но наши девочки никогда не влюбятся в одного мальчика, а потому всегда будут вместе… Извините, кажется, чайник запел свою песенку.
Я пил чай в таком всевозрастающем нетерпении, что не помню, ни с чем были эти булочки, ни причину, почему вдруг я вскочил и заторопился, и Нина больше не пыталась меня удерживать.
Ах, да, была внешняя причина: дождь. Вдруг хлынул довольно обильный дождь, и Нина сказала, что девочки пошли без накидок. А я сразу вскочил и начал собираться.
— Они — голодные, — сказала Нина.
