доставать.
— За знакомство.
Выпили за знакомство.
— За сотрудничество.
Выпили и за сотрудничество.
— Ладно, пообсуждайте проблему, а я от Танечки один звоночек сделаю, — сказал Спартак и тут же вышел.
— Поладим? — спросил Денисыч.
— Отчего же не поладить, — сказал я. — Только в чем проблема-то, Юрий Денисович?
— В патронах. Не все одинаково стреляют, а отпускают их на всех поровну. Неплохо бы запасец иметь, а?
Признаться, я тогда подумал, что Херсон Петрович кого-то посвятил в свое открытие. Но доказательств этого у меня не было, и я продолжал толочь воду в ступе.
— Мелкашками не занимаюсь. Не мой профиль.
— Вы явно оторвались от политической жизни, — покровительственно улыбнулся Юрий Денисович. — Мы проиграли «холодную войну», а побежденных ожидает экономический кризис. Неминуемо. Для того чтобы смягчить его, прикроют прежде всего затратные производства. То есть вас, уважаемый друг, в первую очередь. Горбачев не вылезает из-за границы, стремясь смягчить этот удар. Но у нас — самая большая и самая затратная армия в мире.
Вошел Спартак.
— Он говорит правду. В ЦК недовольны политикой Горбачева.
— Уважаемый Юрий Денисович говорит как раз об обратном, — сказал я.
— Не угадал! — Спартак с усмешечкой развел руками.
— Следовательно, нас ожидает и кризис политиче-ский, — как ни в чем не бывало продолжал Зыков. — В возбужденной стране, не понимающей, что такое свобода слова, знаете, чем это может обернуться?
— Перестрелкой? — Я улыбнулся. — Уже слышал.
— Хуже, — вздохнул гость. — Экономическим крахом. Рубль полетит в пропасть, меж собой начнем рассчитываться долларами, а чем вы будете платить зарплату своим рабочим? Патронами?
— Макаронами.
— Бросьте, уважаемый. Я предлагаю вам живые деньги.
— Которые завтра обесценятся, как вы предрекали.
— Могу сахаром. Он не обесценится никогда. Сладкое нужно детям.
Я почему-то вспомнил, как совсем еще недавно мы с Вахтангом прятали мешки с сахаром. И невесело улыбнулся.
— Вы имеете отношение и к сахару?
— Думай, — предостерегающе буркнул Спартак. — Думай, что говоришь.
— Прошу извинить, историю одну вспомнил. С покойным другом приключилась.
— Ах, выпьем, — сказал первый и наполнил рюмки. — За взаимопонимание.
Выпили за взаимопонимание.
— Но я не выпускаю мелкашек, — простовато повторил я. — Вы пришли не по адресу, друзья.
— В глухоманских лесах — лоси, кабаны, даже олени встречаются, их мелкашкой не возьмешь, — почему-то с глубоким вздохом отметил Юрий Денисович. — Наладим совместный охотничий туризм, это выгодное предприятие, готов взять вас в долю.
Дело принимало серьезный оборот, и я почему-то уже почти ощущал очередную пулю в заднице. Правда, на сей раз — полегче. Отечественного производства.
— У меня нет отдела сбыта, и Спартак это знает. У меня — отдел учета, я отпускаю продукцию по распоряжениям, а не по торговым связям. Будет что положить в папку, не будет вопросов. Хоть вагон.
— Будет, — уверенно сказал мой гость. — Туристический бизнес — штука верная.
— Вот на этом пока и порешим, — сказал я.
Гости ушли. Проводил, раскланялся. А на душе было паршиво. И я не понимал, почему так паршиво. Ничего я тогда не понимал.
ГЛАВА ВТОРАЯ
1
Что-то в Москве происходило, но до нашей Глухомани о происходящем там никакой ясности не просачивалось. Человек по природе своей консервативен, и чем дальше от центра, тем консервативнее. Даже газеты, по которым мы привыкли ориентироваться, стали куда больше путать, чем разъяснять. «Правда» давила на достижения социализма, «Советская Россия» ударилась в ностальгию по вековому величию России, называя нас чуть ли не мессианским народом, а всеми любимый «Труд» доказывал, что все наши социальные блага не завоеваны, как на Западе, а пожалованы, как на Востоке, а потому и легко отбираемы. К новым демократам, во главе которых вскоре обозначился Ельцин, Глухомань не очень-то тянулась, а многие были просто убеждены, что в их лице мы имеем дело с прозападной агентурой. Мы до
