новгородской бородой. Осмотрел тюки, чуть приоткрыл люк в трюм.
— Перед утренней зарей войдем в земли Волжской Булгарии. Готовься, великий князь.
Выгрузились на границе Волжской Булгарии. Великий князь построил войско, сказал Сфенклу:
— Скажи им мое «Иду на вы!».
И тут внезапно вмешался совершенно незнакомый мужчина.
— Прости, великий князь, но булгары убьют твоего побратима, если не сдадутся сразу. А они не сдадутся, и поэтому пойду я.
— Но тебя тоже убьют.
— Я — человек Неслыха. Он предугадал этот случай и повелел мне умереть.
— Прими мою благодарность, человек Неслыха. — Великий князь прижал руку к сердцу и склонил голову. — Мы справим добрую тризну на твоих похоронах. Ступай на подвиг и успей сказать мое слово.
— Что я должен сказать, великий князь?
— Иду на вы!..
Всю свою последующую боевую жизнь Святослав мучительно стыдился битвы с волжскими булгарами. Ударить с ходу одной, по сути, еще никогда не сражавшейся с профессиональными воинами личной дружиной, забыв про дружину Морозко, про непременное окружение противника, про разведку, наконец.
Спасла его только удача. В городе вдруг, сразу во многих местах, вспыхнул пожар. Заметались женщины и дети, все ворота, кроме тех, возле которых шла битва, оказались закрытыми, и жители в панике бросились в них, сметая собственных защитников и увлекая их за собою. Толпы ринулись к Волге, в то время как в городе полыхал пожар, металась брошенная скотина, с треском рушились обгоревшие скелеты зданий.
И тут из ворот горящего города вышел улыбающийся Морозко.
— Ты так остервенело работал мечом, великий князь, — сказал он, — что булгары растерялись и не заметили, как я с дружиной проник в город. Ну и запалил его со всех сторон, пока мои дружинники добивали там вооруженных мужчин. Все просто, только учти, что хазары и сами хитры. И ты, прежде всего, думай об их хитрости, а не уповай на собственное нахальство.
Великий князь на этот раз не обиделся. Морозко был прав, и он, виновато вздохнув, искренне поблагодарил его.
— Отдать дружинникам воеводы Морозко всю добычу, — сурово распорядился он — Кто позарится хоть на колечко, выгоню!
— Какая там добыча… — отмахнулся Морозко.
Святослав сурово глянул на него, и воевода сразу примолк.
— Похоронить человека Неслыха с великой честью. Как варяга, в ладье. Вокруг уложить сорок отрубленных голов вражеских воинов и одну заколотую женщину…
— Это уж слишком, великий князь…
— Они совершили неслыханное злодеяние! — выкрикнул Святослав. — Они убили посла, и пощады им быть не может. Исполнить, как я повелел!
Морозко вместе с дружинниками уложили убитого посла, бросили к его ногам сорок отрубленных голов воинов, мертвую девушку и три сломанных меча. Затем труп посла обложили ветвями можжевельника и берестой, подожгли и оттолкнули от берега.
Потрясая мечами, дружинники кричали «Слава!», пока горящая лодка не скрылась с глаз.
Три дня великий князь Святослав праздновал тризну по погибшему послу. А потом огнем и мечом прошел по всей Волжской Булгарии, сжигая дома и беспощадно убивая мужчин. Волжская Булгария практически перестала существовать.
После кровавого разгрома Булгарии Святослав велел дружинам грузиться на суда прежним порядком и сплавляться далее вниз по Волге. Движение громоздких судов и здесь было осложнено многочисленными блуждающими отмелями, а потому продвигались они медленно. С песчаных заносов насады вытаскивали новгородцы без оружия, чтобы не привлекать внимания посторонних глаз. Повелев дружинникам прятаться в сырых трюмах, великий князь вместе с Морозко лежал на палубе в холщовой рубахе и таких же портках. Лежал, прикрыв веки и делая вид, что дремлет, тщательно обдумывая, как бы поближе подкрасться к Хазарскому каганату. Поэтому и выслал вперед две лодки-однодеревки с глазастыми проверенными друзьями, Сфенклом и Радыпей, которого оценил в первых же стычках с булгарами. Они должны были не только находить дорогу среди отмелей, но главным образом приглядывать за берегами.
— Ну, куда дальше? — вздохнув, угрюмо спросил Морозко.
— Ты забыл, сколько буртасы убили русских витязей моего отца?
— Представляю, какую резню ты, великий князь, там устроишь.
— А ты знаешь, воевода, полководцев с мягким сердцем?
— Знаю. Свенельд.
Великий князь помолчал. Потом сказал:
— Свенельд хранит южные границы Руси.
— А ты? Мстишь сыновьям и внукам неразумных буртасов?
— А я завоюю себе собственное княжество! Собственное, воевода, собственное!
— Завоюешь, — согласился воевода. — Но в нем вряд ли найдется место для меня.
— Так… — великий князь растерялся, что очень редко случалось с ним. — Так без тебя я ничего не смогу сделать. Ты, воевода, не только моя правая рука, но и учитель.
Морозко не сдержал самодовольной усмешки. Но сказал:
— Жестокости я тебя не учил.
— С булгарами я погорячился, хотя они убили посла, а это — величайшее преступление. Но ведь буртасы перебили дружинников моего отца, что требует отмщения, воевода. И все же женщин я не трону.
— Княжеское ли это слово, великий князь?
— Слово есть слово.
Морозко помолчал. Потом сказал, основательно подумав:
— А если они сдадут город?
— Они знают, что их ждет.
— И все же, великий князь?
Теперь промолчал Святослав.
— Послом к буртасам поеду я, — твердо сказал Морозно.
— Не поедешь. Месть за погибших киевлян священна. И я возьму их город на копье.
— И не устроишь больше похорон варяга?
— Если они тебя не убьют.
Опять помолчали. Потом Морозко сказал:
— Напрасно ты, великий князь, своих друзей в дозор отправил. Буртасы давно знают, что ты идешь на них. И готовятся придержать нас, пока не разбегутся женщины и дети.
— Почему ты так решил?
— Потому что мы плывем среди песчаных отмелей по изгибам Волги, а жители разгромленной тобою Булгарии давно уже известили буртасов о нашем появлении. Их тропки куда прямее наших.
Дозорная лодка, плывущая впереди вдоль левого берега, неожиданно развернулась и направилась к первой насаде.
— Что-то приметили, — сказал Святослав. — Там — Радыпя из Новгорода. Парень старательный.
Лодка еще не подошла к насаде, как Радыпя, вскочив, закричал:
— Конный разъезд вдоль левого берега!
— Молодец! — крикнул великий князь. — Ступай к берегу, следуй далее под кустами!
— Ну, я же тебе говорил, что тропки всегда прямее реки, — сказал Морозко.
— Знают, что им пощады не будет.
— Не надо, — Морозко вздохнул и сокрушенно покачал головой.
— Что — не надо?
— Сирот плодить, княжич. Город ты спалишь, долг того требует, но мужиков-то подряд не коси. Не
