персонал был волевым решением разогнан, а гостей, оперативников и Штейна пригласили этажом выше, в бывший кабинет более не существующего Арика Турлянского.
Личных вещей Озхара там было немного. Лишь фотография Тамары в массивной эбеновой рамке да пара обойм к пистолету в сейфе.
Рабочие амулеты и артефакты оставались в наследство Шведу.
— Кто-нибудь, озаботьтесь выпивкой, закуской и сервировкой, — не то скомандовал, не то попросил Лайк, по тону и не поймешь. — Тамара, золотко, тебя это не касается.
Шампанское у шефа Дневного Дозора Причерноморья было запасено хорошее и в достаточном количестве. Но вкус его Озхар едва почувствовал.
— Ну, что? Коллега Озхар! Думаю, будет правильным, если первым своего преемника поздравишь именно ты. Давай! Волею Тьмы!
— Поздравляю, Швед, — выдавил Озхар, с трудом совладав с голосом.
Не так это легко проходит — обретение сумеречного имени. Впрочем, Озхар освоился достаточно быстро. Ведь ему благоволила сегодня сама Тьма.
Тьма — и еще что-то, но что именно, Озхар никак не мог понять.
Он понял это ближе к полуночи, когда глядел с борта обещанного Завулону гидрофойла на ночную Одессу. Но прежде произошло много чего.
Сначала отмечающие смену главы Причерноморья Иные нечувствительно перебрались из офиса Дневного Дозора в ресторан «Та Одесса» по соседству. Там невесть в какой момент и какими судьбами нарисовались Завулон и еще один московский маг по имени Юрий. В двери они точно не проходили, а когда Озхар во главе уже изрядно захмелевшей процессии вошел в зал, их еще не было за угловым столиком.
Лайк, невзирая на выпитое, оставался совершенно трезвым, а Озхар почти не пил. Не шло сегодня. Зато Тамара расслабилась и стала не такой печальной, как обычно. И улыбалась чаще. Озхару это нравилось, хотя и трудно было переключиться с собственных переживаний на окружающее. Потом все куда-то срочно подевались; в памяти почему-то осталось лишь угрюмое лицо недавнего помощника, Сени Кричковского. Похоже, Кричковский был единственным, кто остался недоволен назначением нового шефа: Озхар прекрасно сознавал, что заместитель давно метил в кресло шефа Причерноморья сам. Но Шереметьев Кричковского почему-то чурался, хотя личностью тот был вполне внятной и южанами-Темными уважаемой. Сознавал Озхар и то, что Швед действительно больше Кричковского подходил к новой роли, поскольку был если не сильнее, то уж точно опытнее.
В общем, в мыслях Озхара царили легкий сумбур и восхитительная нестройность. Он рассеянно гладил Тамару по незагоревшей руке и решил, что сегодня добровольно отдается течению жизни, тем более что озабоченные физиономии Артура-Завулона, Юрия и Лайка сулили какие-то близкие и скорее всего малоприятные сюрпризы. В общем, в очередной момент всеобщей активности Озхар просто пошел следом за всеми, оказался у желтого «опеля» с таксерными шашечками на дверях, открыл дверцу перед Тамарой, сел рядом и с удовлетворением обнаружил на переднем сиденье Лайка. Значит, все шло как надо. Потом куда-то ехали — Озхар даже не глядел куда. Тамара прижималась к нему, было легко, спокойно и хорошо. Вскоре запахло морем; Лайк скомандовал выходить, и Озхар, нисколько не удивившись, осознал себя у причала. Слева плескалось море, справа и чуть позади сверкал огнями морской вокзал, а еще дальше взбиралась к бульвару Потемкинская лестница. Команда гидрофойла, разумеется, ночевала на борту. Озхар с удовольствием помог пройти по трапу Тамаре, радуясь, что не пил. А мгновением позже обнаружил, что помимо них с Тамарой на гидрофойл попали только все те же Лайк, Завулон и Юрий. Даже Шведа не было, хотя кому, как не этому клабаутерману,[2] полагалось непременно пребывать на борту судна.
Отошли малым ходом, не вставая на крылья, хотя сонное, практически зеркальное море как нельзя более располагало к скоростным морским прогулкам. Как раз смеркалось, огни Одессы разгорались все ярче и праздничнее, и вдруг Озхар наконец осознал, что именно он смутно чувствовал с самого утра.
Одесса изменилась. Изменилась ее пестрая аура, изменилось само ощущение родного города. Стало более цельным и менее дремотным, словно город просыпался от векового сна.
Связать это с недавними событиями в Питере и озабоченными физиономиями суперов было уже несложно.
Они расположились в шезлонгах на кормовой палубной площадке. Юнга-стюард принес напитки и растворился в полумраке дежурного бортового освещения. Лайк, поленившись творить защиту с нуля, использовал один из заготовленных амулетов со спрессованным основным каркасом. Дополнить и усилить каркас ему не мешал никакой алкоголь.
Остальные ждали.
— Дисбаланс по воздуху на шестом… — буркнул Юрий спустя какое-то время.
— Это не дисбаланс, — в том же тоне высказался Завулон. — Погляди, любопытное решение. А тебе, Лаки, не следовало бы дважды пользоваться одной и той же находкой.
— Здесь все свои, — пожал плечами Лайк.
— Как знать… — неопределенно вздохнул Завулон.
Лайк не стал уточнять, что кажущийся дисбаланс под инверсное белое зрение был далеко не единственной находкой в его защитном колпаке. Впрочем, и Завулон, и Юрий, да и Озхар скорее всего это подозревали.
— Значит, ты и есть наша питерская героиня, — сказал Юрий, когда защиту сочли наведенной. — Хорошо выглядишь!
— Спасибо, — сдержанно поблагодарила Тамара.
— Только бледная больно. Лето ж на дворе.
— Ничего, Одесса это поправит. — Лайк закурил и прищурился на звезды.
— Если успеет, — каким-то нехорошим тоном сказал Завулон.
Лайк опустил голову: звезды, по обыкновению, молчали. А вот московский коллега явно имел что сообщить. Собственно, Лайк уже знал почти все, сообщить нужно было Озхару и Тамаре, поскольку дело касалось в первую очередь их.
— Что такое? — насторожился Озхар, непроизвольно сжимая руку девушке
— Сначала давайте все выясним, — предложил неприветливый Юрий.
Юрий был старым и опытным магом. С годами он безнадежно погряз во мрачности и цинизме и не считал нужным сдерживать себя даже с коллегами. Вместе с тем Лайк и Озхар знали его как умелого и тертого оперативника, на которого можно полагаться в любой передряге. Парадокс — в жизни на Юрия полагаться не стоило, а вот в драке — легко. Когда дело доходило до открытого столкновения, Юрий исповедовал простую, но бесценную философию: или победим все вместе, или все вместе поляжем. Этот жутковатый максимализм многих пугал, а Светлые Юрия побаивались не меньше, чем Завулона. А то и побольше.
— Спрашивай, — предложил Завулон.
Выглядело это немного комично, ибо повторяло традицию низшего звена дозорных: на операциях дознание часто поручали вести аименее опытному Иному, а старшие наблюдали и при необходимости помогали. Считалось, что это развивает самостоятельность.
Но Юрию было плевать — давно минули те времена, когда он стеснялся выглядеть смешным. Он-то знал наверняка, что последним смеется зачастую именно тот, кто с самого начала выглядит самым смешным. Поэтому слова шефа не произвели на него ровным счетом никакого впечатления.
— Скажи, Озхар… Ты много Иных инициировал?
Озхар припомнил:
— Около десятка. А что?
— Как ты это делаешь?
— Ну… — Тут Озхар малость смутился — его стесняло присутствие Тамары.
Завулон, от которого не могло укрыться ничего, сдержанно усмехнулся:
— Говори, чего уж там. Девочка поймет. Наивно полагать, будто столетний Темный Иной станет истово хранить невинность. Тем более что девочка тоже… не стеснялась у себя на алтаре.
Озхар покосился на Тамару — та ободряюще пожала ему так и не отнятую руку и чуть заметно улыбнулась.
