Странно она сказала, будто с грустной улыбкой, хотя и не улыбнулась. Он хотел было напомнить ей еще об одной детской забаве: игре в королеву русов, но Ольга опередила его:
— В твоих словах есть намек, будто я пленница в своем тереме. Но это не так. Идем, я покажу тебе его.
— Я знаю здесь все переходы. Я охранял его целый месяц, когда ты уезжала с князем Игорем на осенние ловы.
— Я покажу тебе то, чего ты не знаешь, но должен знать, — негромко сказала она, не глядя на него.
Провела его по всему дому, по саду, через скрытую калитку в частоколе вывела к прудам в кувшинках. А он старательно запоминал все ходы и переходы, будто сохранял надежду, что они когда-то могут понадобиться Но они не могли ему понадобиться. Он это понимал, однако переходы зачем-то запомнил. Равно как и потайную калитку.
А у пруда с кувшинками супруга великого князя совершенно неожиданно вдруг распрощалась с ним. Даже не пригласив отобедать или хотя бы выпить чарку доброго меду на дорогу. И странное смущение ее он тоже тогда запомнил.
Потом он часто вспоминал это неожиданное свидание, для чего-то дозволенное непредсказуемо подозрительным князем Игорем. Вспоминал все переходы, ходы и выходы, заросшие кувшинками тихие пруды и беззвучную калитку в дубовом частоколе. Но забот ему хватало, воспоминания эти приходили все реже и реже, и постепенно все забылось как в частых войнах, так и в хозяйских хлопотах. А в собственной семье подрастали дети, и все воспоминания со временем потускнели и почти изгладились в его памяти.
Великий князь Игорь нагрянул в терем супруги в тот же вечер и совершенно неожиданно. Если бы Ольга не умела жестко держать себя в руках, встреча эта могла бы иметь совершенно непредсказуемые последствия, но один из ее многочисленных природных талантов как раз и заключался в редкой для женщины способности не только скрывать свои чувства, но и вести себя с улыбчивым и хорошо контролируемым спокойствием.
— О мой супруг! Ты — нечастый, а потому особо желанный гость.
Знал бы «желанный гость» о чем думала, о чем мечтала за секунду до его появления его супруга! Но он был целиком захвачен внутренней борьбой с собственной тяжелой застенчивостью, а потому и не обратил внимания на ее лихорадочно блестевшие глаза. А когда малость пообвык, блеск этот в глазах великой княгини уже погас.
А горькие думы и сладостные мечтания пришли к ней после посещения Свенельда. Вначале, -увидев его, она растерялась, что ей было совершенно несвойственно. Она никогда, ни при каких обстоятельствах не теряла головы, но внезапное появление наиболее яркого друга детства оказалось сильнее всех ее нравственных оков, хорошо закаленных умными наставниками, готовившими ее не столько к материнству, сколько к руководству огромным государством. Так повелел ее отец, Великий Киевский князь Олег, и после его повеления женщины исчезли из числа ее воспитателей. Их заменили думцы, старые друзья отца, военные вожди и дипломаты. В совсем еще детскую голову девочки ежедневно вдалбливались законы, по которым существует государство, правила дипломатического этикета, основы управления народом и войском. Ее готовили к Великому Киевскому Столу, и за золоченой парчой этого будущего она перестала видеть, ценить и любить окружающих. Будущее было предопределено, маленькая Ольга готовилась к нему с недетским упорством и недетскими стремлениями, почему и неминуемую, как ступеньку к вершинам власти, свадьбу с князем Игорем, стариком, по ее детским представлениям, встретила не просто как должное, но — почти с восторгом.
Восторг исчез в первую брачную ночь. Остался долг. — родить наследника. И к исполнению долга Ольга тоже была отлично подготовлена.
И вдруг появился воевода Свенельд. О его личной отваге пели гусляры, а успехи увеличивали дани и земли Великой Киевской Руси, которая и так была весьма велика по тем временам.
Ему много приходилось работать мечом, метать копья и дротики, увертываться от ударов противника, управлять конем в сражениях одними ногами. Плечи его раздались, налившись мужской силой, а талия стала узкой, как у женщины.
И Ольга на какое-то время потеряла голову, коротко и невпопад отвечая на его вопросы. И поняла, только тогда и поняла, что с детства любила этого необыкновенного человека и воина.
А он достался другой. И она досталась другому.
Но он должен был достаться ей. Хотя бы тайно, хотя бы всего на одну ночь.
Она не думала об этом. Об этом безмолвно кричали все ее женское естество, вся ее женская тоска и неудовлетворенность. Только тогда, только тогда она испытала бы неземное блаженство и стала счастливой хотя бы раз в жизни. Именно поэтому она, повинуясь скорее не холодному разуму, а чувству, и показала Свенельду все тайные ходы и переходы и даже калитку в частоколе.
И — ждала. Безотчетно, даже не думая, кого она ждет.
Но вместо Свенельда заявился законный супруг. И Ольга играла в любовь и преданность, все время видя перед глазами своего Свенди. Свою неосознанную детскую любовь.
— Да, да, Свенельд утром привел иноходку. Благодарю тебя, супруг мой.
Она отвечала торопливо, порою путано, но смятение, охватившее ее, постепенно исчезало. Она освобождалась от него, стремясь как можно скорее перехватить беседу в свои руки.
«Он останется ночевать. Что же делать? Что делать? Сказаться больной?… Сослаться на женское недомогание и попросить прийти через три дня?…»
— Византия боится меня, — говорил тем временем Игорь. — Они-то знают, что я отошел только потому, что не хотел оставлять свои суда под греческим огнем.
— Я уверена в этом, супруг мой.
— Они прислали мне прекрасный подарок… Великий князь вовремя спохватился и замолчал.
— Ромеи очень коварны, супруг мой. Берегись их подарков, они — данайцы по натуре своей.
«Порошок!… — вдруг вспомнилось и обожгло — Дать кубок вина, а потом — приласкать…»
Игорь еще что-то говорил, но Ольга, обожженная внезапно мелькнувшей мыслью, перебила его:
— Челядь слишком долго возится в трапезной. Я сама подам тебе вина, супруг мой.
Не ожидая его ответа, поспешно вышла. Наткнулась на боярскую дочь, шедшую к ней с приглашением оттрапезовать, необдуманно сказала, что трапезовать они не будут, дождалась, пока девушка удалилась, и юркнула в свою спальню. Достала припрятанный там сверток с зельем ведуньи, вернулась в палату.
— Я отослала девушек, мой супруг, — она заставила себя многообещающе улыбнуться. — Но сначала мы выпьем вина.
— У тебя есть доброе вино?
Игорь спросил с оживлением, но не потому, что любил выпить — хотя, скажем прямо, уже начинал испытывать к этому излишнее пристрастие, — а потому лишь, что питье хоть как-то разряжало обстановку. И даже встал, выражая готовность помочь.
— Я сама налью и подам тебе, — сказала Ольга, стоя к нему спиной у открытого поставца.
Она изо всех сил пыталась развязать тугой узел мешочка, но он упорно не поддавался. А она говорила и говорила, больше всего боясь, что он окажется за ее спиной.
— Я никогда не ездила на иноходке, но я справлюсь. Главное, на ней не трясет. Это же обыкновенная кобыла, правда?
— Не знаю. Русские князья ездят только на жеребцах.
Наконец— то узел поддался. Ольга отмерила две щепоти дрожащими то ли от развязывания узла, то ли от страха, что старая ведьма подсунула ей отраву, пальцами. Борясь сама с собой -она очень боялась отравить Игоря, очень! — налила полные кубки густого вина. Кубки были подарены им на свадьбу воеводой Зигбьерном, выглядели совершенно одинаково, и Ольга твердила про себя, что ей надо подать князю тот кубок, который был в правой руке. В правой… В правой…
— Прошу, мой супруг. За нас двоих — до дна. Я так загадала, и гаданье мое, если оно сбудется, обрадует тебя больше любой победы.
«Правый!…» — строго наказала она себе и протянула мужу правую руку.
— Ох, уж эти гадания, — проворчал Игорь. — Перед походом на Византию волхвы нагадали мне легкую победу. Стой поры я как-то не очень верю во всяческие гадания и загадывания.