кинулся собираться, но повидать матушку ему было не суждено Едва отьехав от Игорева стана, Свенельд придержал коня.
— О чем скажу — тебе молчать Прямо отсюда, коня не жалея, поскачешь к древлянскому князю Малу. Передашь ему мой низкий поклон и — только ему! — сообщишь, что великий князь затевает поход. А меня с дружиной посылает в обход через Гремячий брод Я тот брод переходить не буду, но Мал пусть соберет против Игоря все силы Думаю, что Игорь в бой вступать не станет, потому что не в этом его цель Его цель руками славян уничтожить мою дружину. Запомнил?
— Запомнил, отец
— Слово в слово передай Малу. Постарайся стать его любимцем. Живи в Искоростени, пока я не разрешу вернуться в Киев. Ты все понял, Мстиша?
— Я все понял, отец.
— Скачи. И поспешай.
Воевода подождал, пока Мстислав не исчез в лесу, и медленно тронул коня. До Киева оставалось совсем немного, и он думал, где и, главное, как ему лучше всего встретиться с Берсенем. Об этой встрече непременно доложат великому князю, начнутся вопросы и уточнения, и… И уже въезжая в Киев, воевода сообразил вдруг, что мудрствует он понапрасну: Бер-сень был родным братом Всеславы, жены Свенельда, а потому его появление в усадьбе воеводы было вполне естественным даже для неестественно подозрительного князя Игоря.
Всеслава несказанно обрадовалась прибытию самых дорогих и любимых, но, увы, нечастых гостей. Тотчас же послала челядь накрывать стол в трапезной, сияла улыбкой на заметно пополневшем лице и все время махала руками. Она всегда была искренна и безгрешна в выражении собственных чувств, гости отлично знали об этой ее слабости, но сегодня Свенельда она почему-то раздражала.
— Ой, любезные мои! Ой, дорогие вы мои!
— Нам с Берсенем надо поговорить, — сухо заметил воевода.
— Потрапезуем, и поговорите. И ты с дороги, мой Свенди, да и брата вижу редко.
— Служба, сестра, — улыбнулся Берсень.
Трапеза была обильной, но мужчины знали, ради чего они встретились, и поэтому пили фряжское вино, сказав Всеславе, чтобы убрала подальше хмельные медовые перевары. Разговор шел о детях, семьях, здоровье. Оба избегали говорить об ином не только потому, что Всеславе нравилась сложившаяся беседа, но главным образом потому, что свои мысли оба предпочитали высказывать наедине. И как только приличие позволило поблагодарить хозяйку, тут же удалились в личные покои Свенельда.
— Как твой глаз? — спросил Свенельд, размышляя, как удобнее начать разговор.
— Которого нет? — усмехнулся Берсень.
Два года назад он выезжал с дружиной великого князя навстречу новой кочевой орде, прорвавшейся сквозь заслоны хазар в Дикую Степь. Кочевники называли себя печенегами. Игорь по совету Берсеня решил начать с переговоров, прежде чем хвататься за мечи. Печенеги от встречи не отказались, и великий князь выслал на переговоры Берсеня. Однако какой-то шальной степняк, то ли не разобравшись, то ли из несогласия, встретил посла стрелой на подъезде. Стрела угодила Берсеню в глаз, но переговоры все же состоялись, и Игорю удалось спровадить кочевников к Дунаю, чтобы вдосталь погарцевали перед болгарской и византийской пограничными заставами.
Свенельд коротко поведал побратиму свои опасения.
— То, что ты послал к древлянам Мстишу неплохо, — задумчиво сказал Берсень, внимательно выслушав воеводу. — Но одного этого может и не хватить. Великий князь в их глазах куда больше важит, чем мой племяш. Теперь и славяне взвешивать умеют, научили вы, русы, их взвешивать.
— Какой я рус, — усмехнулся Свенельд. — Мать — славянка, отца не помню.
— Для славян ты — всегда рус, — вздохнул Берсень. — Как любой начальник из Киева.
— Советуй. За тем и приехал.
— Мстиша — это неплохо, очень неплохо, — вслух рассуждал великокняжеский думец. — Только…
Надо искать прямой ход к князю Малу, Свенди. Мал умен, расчетлив, хитер, но ради пользы племени своего древлянского всегда готов шагнуть навстречу. У тебя есть такая «польза», которая может соблазнить князя Мала?
— Надо подумать.
— Вот и думай. И пусть эта дума станет главной для тебя. А то и впрямь угодишь на Гремячий брод меж двух сторон.
— Я собираю полюдье на древлянах, — задумчиво сказал воевода. — Его пожаловал мне Игорь. Правда, мне сначала пришлось разгромить древлян.
— Разгромы забываются, Свенди, — усмехнулся Берсень. — А полюдье не забывается никогда, потому что твоя дружина каждую осень напоминает им об этом.
— Но я не могу отказаться от полюдья, жалованного мне великим князем.
— Но ты можешь уменьшить его, воевода. При-мучь еще кого-ни6удь из славян. Кажется, уличи до сих пор все еще балуют по своей воле. Думай, Свенди, думай. И болыг всего думай о том, как упреждать каждый Игорг шаг. Ведь за ним — должок твоему роду внук Труьора Белоголового.
— И сын Сигурда, ослепшего в порубе, — тихо добавил Свенельд и вздохнул. — Дума твоя хороша, шурин мой дорогой, только как же я мимо Игоревых соглядатаев к древлянскому князю попаду?
— Отправить Игоря на войну, — подумав, сказал Берсень. — Небольшую, легкую. Такую, чтобы ему помощь твоей дружины не понадобилась и чтобы слава одному великому князю досталась. Значит, придется примучитъ кого-либо из славян. Они сейчас ослаблены, с любым племенем одна княжеская дружина справится. Кроме, пожалуй, яростных вятичей.
— Славяне безропотно платят дань и отдают полюдье. Игорь доволен славянской тишиной, Берсень. И воевать не пойдет, не за чтб ему их примучивать.
— А вот это, Свенди, уже моя забота. Ты не успеешь покончить с уличами, как Игорю придется собираться в поход на радимичей. И он повернется к тебе спиной, за которой ты и встретишься с древлянским князем.
— Уличи — это неплохо, совсем неплохо, — задумчиво проговорил Свенельд. — Только если я пойду на них, то подставлю спину тем самым печенегам, которых ты уговорил идти к Дунаю ценою собственного глаза.
— У меня был хороший толмач, родом из торков. Обычаи у них схожие, и он дал мне дельный совет.
— Что же за совет?
— Сказать их хану, что я изломал стрелу, когда вынимал ее из глазницы. А я ее сохранил, и ты ее передашь хану вместе с поклоном от меня. И если я правильно понял своего толмача, тебе не придется более опасаться за свою спину.
— Почему?
— На ней — три зеленые полосы, метка младшего из ханских сыновей. Возвращение ее означает не столько отказ от кровной мести, сколько передачу права этой мести в руки самого хана. А это важно, потому что хан стареет и,.что естественно, старается держать в своих руках все стрелы своих же родичей. Непременно навести его, Свенди. Раньше, чем пересечешь границу земли уличей. И подари хану меч.
— Меч?
— Если в ответ он одарит тебя своей саблей, можешь считать, что спина твоя надежно прикрыта.
Игорь выехал на войну с радимичами раньше, чем Свенельд успел поднять свою дружину в стремя, получив несколько сварливое и явно неохотное согласие Великого князя Киевского на второй поход против уличей. Дружина стояла в трех местах, ее требовалось не просто собрать, а и проверить, но помощников под рукой не оказалось. Горазд уехал с князем примучивать радимичей, а Ярыша Свенельд не хотел увозить далеко от княгини Ольги И внезапная свобода действий поставила его в положение затруднительное.
Дело в том, что, получив возможность воспользоваться иноходкой в любое время, он вдруг понял, что давно утратил юношеский пыл. Что не стремится к женщине тотчас же, во что бы то ни стало, а борется с самим собой, решая, спешить ему на тайное свидание или не тревожить Ольгу понапрасну. Боевая жизнь