Стража, переведя коней на шаг, почтительно остановилась, обнажив головы. Ярыш подъехал вплотную, и Ольга обняла его с седла.
— Все спокойно?
— Спокойно, великая княгиня. Здесь они не буйствовали. Ты тоже доехала благополучно?
— Асмус хорошо распорядился…
Ольга вдруг замолчала, глядя куда-то через плечо Ярыша. Он тоже оглянулся и увидел двух молодых дружинников в черных рубахах, которые в этот момент с огромным уважением приветствовали Асмуса.
— Он спас наши жизни, боярин Ярыш! — крикнул тот, который был постарше. — Когда великий воевода повелел нам ехать с берестой к боярину Берсеню!
— Асмус — мой личный дворянин, — подчеркнуто пояснила княгиня.
— Мы — добрые знакомцы, — улыбнулся Ярыш. — Приветствую тебя, дворянин. Что же ты нам с воеводой Свенельдом не рассказал о встрече накануне приезда?
— Дружинники разбежались сами, боярин, — улыбнулся Асмус. — Рассказывать было просто не о чем.
— Молодец, что помог волкам. — Ярыш добродушно, по-приятельски хлопнул его по плечу. — Их клыки помогут нам порвать кое-кому глотки, когда придет время.
— Когда оно придет, тогда и будем говорить, — с неудовольствием заметила княгиня.
— Значит, на пиру.
— На пиру?
— А ты думала, я тебя без пира с новосельем поздравлять буду? — усмехнулся Ярыш. — Вперед, к застолью веселому и песням дружинным!…
А на другой день нежданно-негаданно приехал Кисан. С очень небольшой охраной и в парадной одежде.
— Я приехал без твоего дозволения, великая княгиня, только того ради, чтобы узнать, нет ли у тебя каких-либо пожеланий, достаточна ли твоя охрана, полны ли твои погреба и не нуждаешься ли ты в чем- либо?
Этот продуманно длинный вопрос он задал после учтивого приветствия. Подробность вопроса предполагала какую-то беседу с княгиней Ольгой, возможно, с глазу на глаз.
Причина заключалась в том, что накануне первый боярин великого князя вынужден был провести неприятный разговор с самим владыкой Киевского княжества. Инициатива исходила отнюдь не от сорвавшегося со всех колков князя Игоря, а от самого Кисана, поскольку срыв со всех колков перепутал всю пряжу, которую так долго и любовно прял первый боярин.
В Киевском государстве было весьма неспокойно. Прорвавшаяся сквозь хазарские заслоны печенежская орда крепко оседлала пороги, где брала тяжкие пошлины с торговых караванов, а порою и просто грабила их. Внешняя торговля Киева хирела, что резко обострило отношения как со славянскими племенами, так и между родами русов, боровшимися за власть и влияние. Это подогревалось тем, что у правящей четы до сей поры не было детей, а князь Игорь старел и терял управление, срываясь в истерических припадках.
Возбуждение кровавым пробегом по усадьбам русов еще не покинуло великого князя. Когда Кисан вошел и, поклонившись, остался у дверей в ожидании дозволения пройти, Игорь продолжал метаться по личным покоям и бессвязно выкрикивать, словно и не замечая замершего у порога первого боярина:
— Я приказал повесить его, как собаку!… Я узнал, выведал, собственными ушами слышал признание!… Она, моя супруга, ходила к вещунье за приворотным зельем. Знаешь, для кого? Знаешь?… Для Хильберта! Для сына Зигбьерна, Олегова любимца!…
— Ты уже говорил об этом, великий князь, — очень тихо сказал Кисан.
— Что?…
Кисан знал, как успокаивать великого князя. Игорь перестал метаться и молча уставился на своего первого боярина.
— Ты рассказываешь то, во что не веришь сам. Следовательно, это — не истина. Об истине не говорят первым встречным, ее берегут, стерегут и постепенно понимают ее. Осознают и только тогда принимают решения, как действовать.
— Она… Она выгнала меня!…
— Выгнала не она, — все так же тихо пояснил Ки-сан. — Нас выгнала королева русов из дома ее отца, великий князь. Дозволь повторить то, что я тебе уже говорил.
— Не помню, — буркнул Игорь. — Я был так возмущен этой дерзостью, что…
Он неожиданно замолчал и развел руками.
— Ты сможешь противостоять боярским дружинам русов, в том числе и самому Свенельду? А ведь их тут же поддержат все славянские племена, которые ты примучивал с особым удовольствием.
— Ты смеешь указывать мне, холоп?!
— Я обязан удерживать тебя от поступков… — Кисан чуть помолчал. — Не очень продуманных, великий князь. Ты сам даровал мне это высокое право.
— Да?…
— Да, великий князь. Мы связаны одной грудью. Последний аргумент подействовал на Игоря. Он осторожно опустился в кресло, долго молчал, понурив голову. Кисан терпеливо ждал, зная, как медленно зреют в княжеской голове решения, противоречащие его настроению.
— Ну, и что же я должен делать?
— Навестить великую княгиню в Берестове и постараться уладить то, что произошло накануне.
— Да?… — Игорь вздохнул.
— Обещай, что сурово покараешь убийц и погромщиков, которые действовали против твоей воли.
— Они действовали по моей воле.
— Безусловно. Но пообещать великой княгине нужно именно в такой форме.
— Слишком много обещаний, — проворчал Игорь.
— Еще не все, — продолжал Кисан. — Если ты, великий князь, озабочен Киевским княжением и, главное, собственной жизнью, тебе рано или поздно придется выдать великой княгине левантийского истукана.
— Нет!… — дико заорал великий князь, вскочив с кресла и заметавшись по палате. — Нет, нет и нет!… Забудь об этом, забудь навсегда, слышишь?…
— Он стал условием твоей жизни, государь.
— А зачем мне жизнь без него?… Зачем, зачем, зачем?…
Он поднял лицо, глядя на Кисана как на спасение свое, и привычный ко всему первый боярин невольно вздрогнул и отшатнулся.
По неряшливо заросшим седой щетиной впалым щекам Великого Киевского князя текли слезы…
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Беседа наедине с великой княгиней состоялась, несмотря на нежелание Ольги. И беседой этой она, к собственному удивлению, осталась довольна, интуитивно почувствовав в ней тревогу первого боярина князя Игоря за себя и свою семью. Не давая никаких обещаний, она тем не менее весьма милостиво обошлась с первым боярином великого князя, что предполагало пока не столько ее покровительство, сколько намек, что это покровительство надо еще заслужить.
Об этом и говорили за столом, когда Кисан раскланялся и отбыл, не показав ни особой радости, ни особого расстройства. Великая княгиня проводила его до дверей, а до ворот провожал Ярыш, шепнув Ольге, что Кисан, с его точки зрения, чего-то не договаривает.
— Древние греки полагали, что перебежчики поклоняются богу Янусу, — заявил Асмус. — У них тоже два лика.
— Хотела бы я знать, какой лик показал мне Кисан, когда говорил о плохом здоровье великого князя, — сказала Ольга. — По его словам, это здоровье мешает князю принять верное решение, и нам следует постараться понять его.
— У стен есть уши, — сказал появившийся в дверях Ярыш. — Но это сущие пустяки по сравнению со сбором великокняжеской дружины.
— Ты полагаешь, что он осмелится напасть на Берестов?
