Дружина опять пошепталась, на сей раз тише и дольше. И снова Горазд выразил единое мнение:
— Веди нас, славный воевода. Наши мечи — в твоей деснице, наши стрелы — в твоем колчане.
Дружинники встали и склонили головы. Свенельд поблагодарил их и только на следующий день наконец-то посетил великую княгиню.
Он хорошо знал Ольгу. Она всегда либо навязывала свою тему беседы, либо перехватывала ее, если собеседник упорно говорил не то, что ей было угодно слышать. А поэтому решил начать с упреков, для чего заранее сдвинул брови, заведя ворчливую речь чуть ли не с порога.
— Объясни мне, почему ты отправилась с утешениями к великому князю?
— Я уже говорила тебе, Свенди, — недовольно вздохнула Ольга.
— Что ты говорила?
— Я сказала: «А если родится девочка?»
— Какая девочка?
— У нас с тобой, Свенди. Представляешь, что было бы, если бы после гибели Игоря родилась девочка?
— Наверно, под броней тупеют, — помолчав, сказал воевода. — Но я опять так ничего и не понял. Ну, родится девочка, вырастет, мы выдадим ее за хорошего воина…
— А кто будет править княжением, пока мы с тобой будем выращивать невесту для хорошего воина? — Ольга уже с трудом сдерживала себя от выплеска княжеского гнева. — Чьим именем мы станем управлять Киевскою землей? Да все славянские племена немедля восстанут, потому что в их глазах мы не имеем никакого права на правление в Киеве.
— У меня лучшая дружина…
— На всех славян ее не хватит, Свенди. — Ольга опять вздохнула. — Вот почему я призналась Игорю, что понесла.
— Что?!
— От него, от него, — поспешно пояснила Ольга. — И Кисан это подтвердил.
— Как подтвердил? — опешил Свенельд.
— Спасал свою шкуру, Свенди, — усмехнулась великая княгиня. — Я обещала жизнь ему и его потомству, и, кто бы теперь у нас с тобой ни родился, Игорь уже признал себя отцом.
— А я?… — помолчав, тихо спросил воевода. Ольга невесело усмехнулась. Потом сказала:
— Этой ценой мы узаконили наше дитя. Узаконили, мой Свенди. Смирись. Это не так трудно, у тебя есть дети. И будут внуки и правнуки. А кровь конунга Олега Вещего не должна угаснуть никогда. Ольгови-чи, а не Рюриковичи будут править этой землей, пока над нею восходит солнце.
— Да, королева русов. — Свенельд подавил вздох. — Пришла пора уйти в иной мир князю Игорю. И душа его будет бесконечно бродить во мраке и холоде, а не пировать вместе с воинами у священных костров Вальхаллы.
— Нет, Свенди, — твердо возразила Ольга. — Сначала должен родиться ребенок, которого Игорь поднимет на руках перед всеми боярами по закону русов. Вот после этого и пробьет его смертный час.
Свенельд долго ходил молча, несогласно хмурясь. Потом сказал:
— Прости, но я уведу из Киева дружину. Она вся кипит после боя Ярыша. Я уже говорил с Берсенем, и это — его совет.
— А что скажет великий князь? Воевода позволил себе улыбнуться:
— Он скажет то, что ты вложишь в его уста, королева русов.
Ярыш поправлялся медленно. Правда, он уже не кашлял кровавыми сгустками, но был еще очень слаб, почти ничего не ел, зато пил охотно и помногу. Ему подмешивали в питье снадобья, которые рекомендовал знахарь княгини Ольги, озабоченно качая при этом голым черепом с чубом на макушке. Больного прятали в дальних глухих покоях, о которых знала только старая, проверенная челядь самой Ольги. Великая княгиня навещала его каждый день, просила отлежаться, уверяя, что могучая сила непременно вернется в его избитое тело.
— Нет, наша королева, не надо со мной лукавить, — улыбаясь через силу, говорил Ярыш. — Это — плата за победу. Но ведь — за победу!…
В прерывистом голосе его звучала откровенная гордость, и княгиня страшилась признаться старому другу детства, что тотчас же после поединка помчалась утешать великого князя. Боялась, что Ярыш не поймет ее, не одобрит, а главное, будет глубоко разочарован. И повелела молчать всем, кто знал об этой поездке в византийском паланкине.
А возвращаясь от Ярыша, она непременно заходила к спасенным внукам Зигбьерна. Двум мальчикам, пока еще очень тихим и задумчивым, Сфенклу и Ик-мару. Они уже робко улыбались ей, но глаза были отсутствующими, и великая княгиня понимала, что сейчас видят эти глаза и какие звуки терзают детские души. Рев пламени горящего дома и рев неожиданно, среди ночи напавших вооруженных людей, и тонущие в этом реве, как в пучине, крики женщин и плач детей. Яркие вспышки пламени и отблеск мечей, внезапно им освещенных, вырванных из окружающего мрака. Мать с отцом, плечом к плечу с мечами в руках. Гибель матери и отца и длинный, мучительно страшный путь через поля и перелески подальше от родного дома…
Такое никогда не забывается, такое снится в беспокойных снах юности и в ночных кошмарах стариков всю оставшуюся жизнь. Княгиня знала об этом, почему строго наказывала старшей няньке Статне никогда не спрашивать мальчиков о той ночи и о родителях.
А яростно бесстрашной рабыне неизвестного племени, подаренной византийскими купцами, великая княгиня повелела защищать внуков Зигбьерна, не щадя жизни, и обещала за это свободу. Айри низко поклонилась ей в ответ на это обещание, но сказала:
— Воля твоя, великая княгиня, только я никогда не оставлю тебя.
— Никогда? — Великая княгиня улыбнулась. — Даже в обмен на свободу?
— Кто же оставляет королев на их пути к трону? — улыбнулась в ответ Айри.
Ольга очень надеялась, что великий князь непременно приедет к ней, показав тем самым, что принял ее признание и благодарно поверил в него. Она понимала, что Игорь тяжко переживает гибель своего любимца, что нужно время, зализывающее любые раны, но супруг ее что-то уж очень медлил с ответным поклоном. Пока еще легкое опасение, что он не поверил ей, только начало копошиться в глубинах души, и великая княгиня вполне успешно с этим справлялась.
Пока.
И еще ее очень заботила просьба Свенельда уговорить великого князя дать согласие на поход против ясов. Вообще-то такая мощная опора, как дружина воеводы, очень была нужна ей самой как возможный противовес в борьбе с вечно недоверчивым, хитрым и жестоким князем Игорем. С уходом Свенельда она лишалась этого противовеса, но… Но так сладостно было подчиняться хотя бы одному мужчине во всем Великом Киевском княжестве!
Великий князь навестил супругу не так скоро, как ей хотелось, но и не настолько затянул ответное посещение, чтобы она начала серьезно беспокоиться. Приехал он в сопровождении Кисана, и хотя княгиня Ольга терпеть не могла первого боярина великого князя, в этот раз его присутствие сняло с нее определенное напряжение. Она легче и быстрее взяла себя в руки, и ее радушие было столь мастерски разыграно, что даже осторожный и остро наблюдательный Ки-сан почти в него поверил. И еще раз восхитился в душе силой и умом великой княгини.
Она принимала супруга, как всегда, стараясь угодить его вкусам и его нраву. Именно в таком порядке Ольга и воспринимала великого князя, осознанно ставя его вкусы прежде его капризного норова. Так поступают с детьми умные воспитатели, но отнюдь не матери, и великой княгиней двигал расчет, а не материнский инстинкт. И этому отдал должное приметливый Кисан.
Угощая великого князя густым фряжским вином и любимыми им византийскими грушами, княгиня говорила без умолку. Но отнюдь не от растерянности, а чтобы не дать возможности князю Игорю с порога засыпать ее вопросами. И больше всего боялась, что он в гневе велит ей замолчать. Однако Игорь угрюмо помалкивал, и Ольга вдруг поняла, что он помнит о ее признании и по-своему бережет ее спокойствие.
А великий князь, поглощая яства и хмуро слушая ее, спросил вдруг:
— Где Ярыш?
Ольга ожидала этого вопроса, а потому ответила с полной искренностью:
