— Правильно, — согласился Мамонт, хотя не знал, что такое аренда.
ПОЛДЕНЬ
Часть вторая
— В бессрочную аренду, — все твердил Белоу. Вот так он не успокаивался уже несколько дней. — Или просто подарить? Нет, тоже налогов много. Лучше продать. За доллар. Ну, чего смотришь? Доллар я тебе взаймы дам. Согласен?
— Как хотите, — пробормотал Мамонт. Он понял, что его собираются высадить неизвестного где, на необитаемом острове.
'Ну и хрен с тобой. Нужны вы мне все…'
— Бумаг нужно будет оформить гору — но это ничего, на это у меня специальные люди есть, — продолжал Белоу. Тебе нечего волноваться. О кэй?
— Да не волнуюсь я.
Белоу все уговаривал Мамонта принять подарок, хотя тот еще ни разу не возразил.
Снаружи приближающийся остров был цельным и мягким. Не верилось, что внутри зачем-то — множество и множество подробностей.
'Строго говоря, его быть не должно. Все это может существовать только в воображении. Вот и добился права на одиночество?'
Мамонт смотрел на остров. Теперь он стал длинной полосой земли, неровной, холмистой, будто покрытой густой зеленой шерстью, с розовой скалой вдали.
'Лучшая доля… Это лучшая доля и есть? Скоро, сейчас… Вот она, настоящая заграница. Теперь настоящая.'
— Считай, вотчина тебе на кормление. С моего плеча, — заговорил Белоу. — Real estate.
С борта уже был спущен веревочный трап. Внизу трепыхался на волне, нетерпеливо стучался о борт давнишний водный велосипед.
— И транспорт тебе, — от Ленки остался. На всякий случай… Вот и живи, раз мизантроп. Тут и земля недалеко, материк. В хорошую погоду видно, — Белоу повернулся, собираясь уходить.
Прощание получалось холодным. — 'А чего я ждал?'
Непривычное ощущение плотного песка под ногами. Слегка кружилась голова. Чувство, что он наконец-то оказался где-то по ту сторону: то ли с другой стороны зеркала то ли вошел в картину.
Плавно изогнутый бесцветный берег с пальмами вдали. Между ним и пальмами — только, гладко отполированный прибоем, чистый песок. Как реагировать на все это. Засмеяться? Мамонт двинулся вперед, к волшебным деревьям. Странно, что это возможно: просто так, ногами, дойти до них. У кромки — невидимая вода, нагревшаяся так, что он едва заметил, что наступал в нее. Оказывается, он все еще сжимал в кулаке канадский доллар с бобром, тот самый — символический. Забыл отдать его. Карманов так и не было, он разжал кулак, металлический кружок упал в зеленоватую, чистую, как в ванной, воду.
Декоративность пальмового леса сохранилась и вблизи: никакого подлеска, никакого мусора. Тот же паркетно-ровный, с ненужной тщательностью отполированный волнами, песок.
'Как там? Первый день творения… Чем-то похоже на парк. А орехов, кажется, нет!'
Вверху виднелись только черные сгнившие остья. Оказалось, что забраться туда немыслимо. Подальше стояла еще одна кривая пальма, полу- засыпанная песком, свесившаяся над самой водой…
За изгибом берега показалась груда оставленных для него ящиков.
'Мушкеты? Запас пороха и дроби?..' — Стало любопытно: что мог оставить скуповатый до сегодняшнего дня Белоу.
Матросы уже уходили на шлюпке от берега, опять куда-то торопились.
'Это ясно, своя жизнь', — Уже чужая, чуждая, немного непонятная. Как ни странно, но Мамонт только сейчас разглядел название яхты. 'Светлый путь'.Он стоял в воде, под кривой пальмой, задрав голову. Орехов окончательно не было- вверху та же грубая черная солома. На 'Светлом пути' уже поднимали на тали шлюпку. Вот и яхта отделилась от него, чужая жизнь, упакованная в железную тару. Стоя по пояс в воде, он вдруг осознал, что ему некуда идти. Неожиданная проблема. Понял, что всегда куда-то торопился, часто его гнали куда-то, и вот теперь!..
'Некого спросить — куда идти Мамонту — налево, направо?..'
Очнулся от нечеловечески мощного голоса. С яхты кто-то что-то говорил в мегафон. Мамонт махнул в сторону голоса рукой, полез на берег. С яхты, кажется, о чем-то спрашивали. Мамонт закивал головой, прощально замахал руками. Голос замолчал, успокоившись.
'Вот и конец.'
Он повернулся к лесу. Где-то там, за спиной, поднимали якорную цепь. Это значит, очередное странное приключение — уже воспоминание.
'Вторая жизнь Мамонтова Онуфрия,' — Он вошел в лес, и сразу исчезла жара, будто кто-то выключил калорифер. И тут же оглушил галдеж птиц. Все живое наивно радовалось жизни, отнюдь не замечая Мамонта.
И дальше — вором, такой же чужой здесь, как на улице любого города, осторожно ступая по упругой земле.
'Лесной бомж', — ухмыльнулся он, глядя на свои грязные босые ноги.
Джунгли оказались неожиданно реденькими. Слишком все это было обыденным, чтобы называться тропическими джунглями. Мозг все искал вокруг знакомые ассоциации, неожиданно, кусочками, возвращались банальные пейзажи, запахи, прежние ощущения. Уже казалось, что он каким-то фантастическим образом очутился где-то в подмосковном грибном лесу. — 'Перенесся. Перенесся!' — прошептал вслух и вдруг остановился, замер, задев зеленую ветку, вдруг зашевелившуюся и оказавшуюся гигантским сложным насекомым.
'Как много цветов!'
Цветы росли здесь даже на стволах деревьев, гигантская бабочка пролетела у самого лица, отшатнувшись, он почувствовал на лице прохладу от взмаха огромных крыльев. Потом оказался вдруг среди гигантской травы и, глядя вверх, мысленно увидел себя, бесцельно спешащего куда-то муравья…
'Здесь растут бананы…'
Дальше опять что-то знакомое. Целые заросли туи. Когда-то такая росла в деревне, в горшке на подоконнике. А вот — лимонное деревце, усыпанное маленькими желтыми лимончиками. Посреди изумрудной полянки почему-то — гигантский фикус, просто так, без кадки.
Непривычный вычурный стиль. Кусочки, складывающиеся в одну картину, явно чужого жанра, не созданную для северного воображения. Кажется, он слыхал, где-то, в каком-то из языков это обидно называлось 'неискренней красотой'. Над полянкой пролетела стайка маленьких изумрудных попугаев. Осталось, повисло в воздухе белое перышко.
'И какой гад придумал зиму? Веселая жизнь. Конечно! Здесь для этого больше стройматериала — солнца. Закончив этот мир, боги витиевато украсили его бабочками и цветами. И даже немного театрально у них получилось. Но где же бананы?'
Пролезая между лианами, он почему-то вспомнил последний спектакль, в котором играл в самодеятельности, в поселковом клубе.
'Вот она, моя утиная охота!'
На лианах висели маленькие зеленые плоды, отдаленно похожие на бананы, но твердые и совсем несъедобные. Другим стал запах цветов — болотным.
'Параллельный мир запахов. Все нюхаю…'
На широких листьях задрожали неустойчивые блики света. Впереди было маленькое озеро. Он остановился, задохнувшись от непонятного волнения, через ноздри впитывая новый мир.
Застойный воздух гудел, густо, как суп, заполненный насекомыми. Странное чувство: казалось, что за ним, непрерывно, скрываясь за деревьями, идет кто-то легкий, эльф.
