купе, сопровождаемый двумя молчаливыми сотрудниками НКВД тоже в гражданском.
Это было мучительное путешествие через всю страну. Мало того, что поезд тащился с черепашьей скоростью, останавливаясь даже на полустанках: ехать пришлось в полном молчании. Сотрудники не спускали с него глаз, сопровождая даже в уборную, и никогда не разговаривали не только с ним, но и между собой. Они читали какие-то книжки, но когда Павел попросил дать ему почитать хотя бы что-нибудь, один из них буркнул, не глядя:
— Для служебного пользования.
Наконец, вышли на каком-то Богом позабытом полустанке. Кругом стояла мертвая тишина и еще более мертвая глушь. Здесь ожидал закрытый вездеход, в кузов которого посадили Павла с одним охранником. Второй сел с шофером, но охранники попеременно менялись, а Павел продолжал путешествие в абсолютно замкнутом, без единой щели фанерном кузове.
После неимоверной тряски, наконец-то остановились. Охранник, сидевший рядом с шофером, вышел, и вскоре вездеход куда-то въехал и остановился. Задние двери распахнулись, и Павел, покачиваясь, вышел и огляделся.
Картина оказалась знакомой. Длинный, плоский, как доска, параллелепипед, обнесенный высоким забором в два ряда, голая площадь перед воротами и ряды строгих одноэтажных бараков. Возле них стояли и ходили люди в одинаковой серой одежде, но никто из них даже не приближался к плацу, который начинался от ворот.
Старший из сопровождавших прошел в домик администрации лагеря, и вскоре вернулся в сопровождении немолодого майора и худощавого гражданского в больших роговых очках. Павел особенно запомнил его, потому что он напоминал специалиста по строительству концлагерей на его прежней работе. Звали специалиста по снабжению Юрием Андреевичем.
— Ваш подопечный, — сказал ему старший. — Использовать только по снабжению. Житье определите не в бараке, а караульном помещении. Обед — соответственно из караульного котла.
— Вопросов нет, — поспешно сказал сам начальник лагеря.
— Выход из лагеря для него свободный, но к вечерней поверке гражданин Берестов обязан быть в лагере, хотя и не подлежит общей перекличке, поскольку он находится под следствием…
А Павел смотрел на заведующего снабжением, и у него возникало странное убеждение, что он уже однажды сидел в этом лагере…
Вечером начальник лагеря в майорском звании пригласил к себе Павла. Именно пригласил, а не потребовал явиться, и Павел почему-то насторожился.
Но скоро успокоился. Майор с мельчайшими подробностями рассказывал, как оборудован лагерь, как охраняется, какие приняты меры безопасности.
— Кормежка заключенных, конечно, маловата, и тут то хорошо, что нас поняли и прислали на подмогу тебя, товарищ Берестов. Думаю, наладишь какой ни есть, а приварок. Тут неподалечку крепкий мужик живет, из высланных кулаков. Однако обжился. Нам — не для лагеря, конечно, а для руководства — рыбу поставляет копченую, икру красную. Но знаю, что для общего стола и капусту поставит, и картошку, и рыбу соленую…
Тут внесли кипящий самовар, молча накрыли стол на две персоны. Хозяину и гостю, как того требовал обычай. Хозяин пил чай с блюдечка, громко дуя на него и со всхлипом всасывая. Отдувался, вытирал пот. Вероятно поэтому и мысли его приобрели иное направление.
— Я сам — из местных, село мое — верстах в трех отсюда. Удобство, конечное дело, семья там живет, дети учатся в школе-десятилетке. Только, вот, иностранного языка там нету. Местных учителей с такими знаниями у нас не водится, а из России кто же за тридевять земель поедет? И тут повезло мне. Полгода назад с этапом поступила пара: он — столяр хорошей руки, а она — аж два языка знает! Ну, французский нам ни к чему, а немецкий — да ради Бога, даже зарплату ей платят. Ну, правда, я ее каждое утро на коляске туда отправляю…
До этого Павел слушал меньше, чем вполуха, потому что его раздражало всасывание чая своего гостеприимного хозяина. Но с этого места рассказа бесхитростного майора стал слушать очень даже внимательно.
— Анна Платоновна ее зовут, — с удовольствием продолжал майор. — Не только, что детей учит — кружок для конвойных командиров создала. А еще с ребятней занимается. Кружок драматический организовала, девочек танцам учит и обхождению…
Мотал на ус Павел эти откровения. Вот оно, вот то, чем оправдается он перед следствием. Самовольное расконвоирование ссыльной за антисоциалистическую деятельность… Нет, тут спешить неразумно, тут поглубже покопать надо. Соседей расспросить… Стоп, каких таких соседей? Да тех, кто к майорскому столу икорку с копченой рыбкой поставляет. Вот и разведаем его, потолкуем по душам. Может, с этой целью меня сюда и сослали? Может, сигналы от честных граждан уже поступили в Главное Управление?.. И поэтому меня — экспедитором, чтобы со стороны узнал…
Тут нельзя было торопиться, чтобы гостеприимный хозяин, упаси Бог, ничего бы не заподозрил. Тут следовало все сначала пронюхать, сопоставить, послушать, а уж потом покопать глубже.
Павел имел ввиду того таинственного поставщика, который регулярно присылал к начальственному столу копченую рыбу и вкуснейшей засолки свежую икорку. Уж он-то, по мнению Павла, знал, за что и почему поставляет эти деликатесы.
— А как с ним расплачиваются? — спросил он Юрия Андреевича.
— Гвоздями, шурупами, скобяным товаром, — как-то нехотя сказал зам по снабжению. — Тем, чего в тайге днем с огнем не сыщешь. Вот с ним вы, в основном, и будете связываться. Надо, чтобы он не только деликатесы к начальственным столам поставлял, а чтоб заключенным было для приварка. Ну, там, рыбки сушеной, может, картошка у него есть. Он неподалеку отсюда живет, на берегу реки.
— Как-нибудь время выберу заглянуть, — неопределенно сказал Павел, зевнув изо всех сил.
Он не хотел поступать по советам начальства, подозревая их всех в совместном сговоре. Его целью было во что бы то ни стало раскрыть этот сговор, выяснить цели его, а уж потом представить докладную, куда следовало. А уж куда следовало представлять материалы подобного рода, он знал.
— Решил село навестить, — сказал он своему непосредственному начальнику, отвечающему за снабжение. Пора с соседями познакомиться. Как думаете?
— Завтра утром майор коляску с учительницей Анной Платоновной пошлет, с нею и доедете.
— Прогуляюсь, — улыбнулся Павел. — Полюбуюсь окрестностями. Знание местности всегда пригодится. Может, и в село загляну.
В село он заглядывать не собирался. Сделав крюк, чтобы запутать возможное наблюдение, резко свернул вниз, к реке. Кое-как пробравшись сквозь заваленный буреломом лес, проломился сквозь густой кустарник и вышел на пологий берег то ли огромной, степенно текущей реки, толи столь же огромного озера. И пошел вдоль берега у самой кромки воды.
А завернув за мысок, увидел на берегу крепкого мужика в меховой безрукавке, склонившегося над лодкой. Подошел ближе, окликнул:
— Эй, товарищ!..
Мужик, выпрямившись, оглянулся. И Павел онемел от неожиданности. Даже спросил почему-то шепотом:
— Кузьма?..
— Здорово, Павел, — невозмутимо, а скорее безразлично сказал Кузьма. — Нашел, значит?
— Кузьма!.. — радостно крикнул Павел и бросился к старому помощнику, явно намереваясь обнять.
Однако Кузьма от объятий отстранился:
— Ипритом от тебя пахнет.
Павел криво усмехнулся, но спросил о другом:
— Ты, вроде, и не удивился?
— А чего удивляться, когда я знал, что ты — в лагере?
— Откуда?
— От начальника кавече. Он ко мне частенько заглядывает.
Начальники культурно-воспитательной части концлагерей официально занимались досугом заключенных. Самодеятельность, концерты, разрешенные фильмы. А неофициально все они были
