молодому и развивающемуся — на старом привычном месте.
А еще я увидел лицо. Очень спокойное и неподвижное. Ждущее.
Я не знал, что сказать ему — просто рассматривал.
Черные волосы, бледный вид, функциональная одежда по этой жаре: шорты и накидка, прикрепленная на голове. На вид — обыкновенный человек. Но это ни о чем не говорило: мало ли антропоморфных разумных в Галактике — ильмеки, например, или те же зель. Есть лишь одно отличие: гессы не говорят с людьми. Не хотят? Не считают нужным? Мы не можем сказать им чего-либо нового, что они не знают?
Можно попытаться поговорить, чтобы самому убедиться в бесплодности попыток. Однако между нами нет противостояния, про которое писали в отчетах. Это может быть уловкой, или наоборот — признанием моего права находиться здесь.
Взгляд гесса скользнул по мне, не задержавшись. Я был для него не более чем деталью пейзажа. Так и должно быть. Но если он не гонит меня, значит — приглашает? Я могу так думать. Могу и за ним пойти, даже с той безумной скоростью, которую он выбрал для передвижения по резкопересеченной местности. Возможно, он живет недалеко, и я не успею сломать себе ноги, когда, устав и утратив координацию, в прыжке промахнусь мимо очередного камня.
Даже если гесс мне что-то и говорил, то зря — я слышал только свои тяжелые вдохи и свист при выдохе. Он довел меня до входа в пещеру и жестом попросил не входить. Почему бы не подождать? К тому же, он — хозяин, а я — непрошенный гость.
Прождав аборигена минут десять, я не удержался и заглянул внутрь.
Гесс жил странно. Пещера, которую он занимал, была просторной, с несколькими темными проходами в другие залы. Большую часть зала он не использовал. У одной стены он спал, у другой — обрабатывал пищу и ел. И зачем я пошел вслед за аборигеном? Хотел посмотреть, как живут истинные хозяева планеты? Ничего нового — аналогично другим, тем, кто допустил обосноваться на своей планете людям.
Нет, сейчас человек никого насильственно не сгоняет с территорий. Юристы зорко следят, чтобы какая-нибудь компания не нарушила неотъемлемых прав разумных существ. Всё расписано и задокументировано. Шаг вправо — шаг влево, и прогрессивные штрафы разорят любого. Так что лучше соблюдать человеческие законы. Жаль, что законами самих аборигенов никто не интересуется. Но ведь приходя в чужой дом, гость всегда считается с правилами, которые установил хозяин. Почему-то, высаживаясь на другую планету, люди напрочь забывают об этом.
Это я и собирался сделать? Напомнить о правах других? Сами-то другие хотят этого? Судя по поведению гесса — нет. И чего ради мне лезть к ним? Всё равно они не помогут мне улететь с планеты.
Я уселся на камень у входа и мрачно уставился на склон. Жарко. Кажется, что от опавших листьев поднимается встречная волна нагретого воздуха и устремляется вверх, встречаясь с палящими лучами здешнего солнца. Тень есть лишь от немногих деревьев, в беспорядке разбросанных среди выступающих камней и охапок оранжево-красных листьев.
Сидеть было уже невмоготу, и я пошел к ближайшей рощице, чтобы хоть немного постоять в тени.
Да, там было значительно комфортнее. Меня даже заинтересовало окружающее. Я с интересом огляделся, пробуждаясь к жизни, и у соседнего скопления деревьев, ниже по склону, заприметил представителя местной фауны.
Плюшевый розовый мишка сидел, погрузившись в листья, и со вкусом уминал кору с веток ближайшего дерева. Он хватал лапой ветку, пригибал ее вниз и протягивал между передних зубов, оставляя чистую белую древесину. При этом он урчал, как довольный котенок, облизывал длинным тонким язычком мордочку и вообще выглядел умилительно.
Ростом медвежонок был метра три. Я не подозревал, что на Гессоните обитают такие большие животные. Захотелось погладить его по пушистой шерстке или, хотя бы, рассмотреть поближе. Я сделал шаг вперед, потом еще один и легко зашагал под горку. Кроме розового медведя, я ни на что не обращал внимания и увидел гесса, только когда оставалось протянуть руку, чтобы погрузить ее в теплую шерсть мишки.
Гесс был совсем не тот, в пещеру которого я пришел. По его щеке шла кровавая полоса наискось, а с ссадины на лбу кровь капала хоть и мелкими каплями, но часто и неудержимо. Абориген стоял, прислонившись к стволу, и пытался спрятаться от медведя, что у него пока неплохо получалось.
Но так продолжалось недолго. Зацепив очередную ветку, мишка вдруг застыл, сморщил короткий пухленький нос и, уставившись прямо на гесса, открыл пасть и заревел. Я увидел, как обнажаются огромные зубы, которые в силах перекусывать кости, сгрызать с них мясо или растирать в кашицу толстые ветки. Тягучая слюна, прилипшая к губам медведя, выгибалась под мощным потоком воздуха, выходящего из его глотки. В довершение, клыки были окрашены в ярко-алый цвет. Медведь уперся передними лапами в землю, поднялся на задние и разогнулся.
Преображение ласкового игрушечного медведя в опасного всеядного животного произошло с пугающей быстротой. Я прямо увидел, как чудовище наклоняется к аборигену, одним движением откусывает ему голову, победно ревет и принимается за меня.
Я подхватил с земли отломленную ветку и ткнул ею в спину зверя. Ну, да, поступать глупо — одно из моих главных качеств. Приставать к разъяренному животному, ничего не зная о нем, — верх глупости. Любой может представить, что происходит, когда дразнишь тигра. А что бывает, когда дразнишь громадного плюшевого мишку? Наверно, это будет полезный опыт, и будущим туристам в национальном парке Гессонита будут живописать историю незадачливого прохожего, решившего ткнуть палкой в животное с непредсказуемым поведением.
Для начала медведь никак не отреагировал. Я осмелел и ткнул в него еще раз. Мишка повернул голову, нашел меня черным глазом, посмотрев через плечо, и клацнул зубами: не лезь, дескать, не до тебя. Так я и дам тебе разумного есть! Жди больше.
Я подпрыгнул и изо всех сил хлестнул медведя веткой по морде. Он зло рыкнул и ударил лапой по стволу, сворачивая его в сторону. Теперь ничто не защищало гесса от нападения. Абориген, казалось, и не стремился спасаться. Он ровно стоял, глубоко дыша, разведя руки в стороны и готовясь к ударам животного.
Неужели у мишки нет уязвимых мест, и мои тычки сродни комариным укусам? А вот проверим. Я достал серебряный кинжал, который мне подарила Шандар, и раздраженно полоснул медведя, метя в туловище. Наверно, я так и не сумел пробить толстую шкуру, потому что ни кровинки не пролилось из возможной раны, но внимание мне привлечь удалось.
Медведь отмахнулся лапой в мою сторону, я успел присесть, и огромные когти прошли у меня над головой. Не отдавая себя отчета, я всем телом навалился на спину мишки, толкая его вперед. Розовый пух смялся в черные колючки, рассыпаясь и обнажая синеющую плоть, сочащуюся бледной жидкостью. Медведь жутко заревел, прогибаясь в спине и пытаясь развернуться и достать обидчика, заставившего его страдать. Но, выведенный из равновесия, неудержимо падал, разбрасывая в стороны неувядающие оранжевые листья.
Он лежал, еще содрогаясь и всхрапывая, а я с отвращением смотрел, как еще оставшийся на теле пушок собирается в группки и покидает насиженное место в поисках, наверно, более живучего носителя. Пух старательно обегал меня, но к гессу так и рвался, норовя вцепиться в раны на лице. Абориген отмахивался, но как-то неуверенно, словно боялся повредить нежные растеньица.
Зато я не боялся. Просто подошел и рукавом куртки стер с лица и головы гесса уже почти укоренившийся пух.
— Вам помочь? — спросил я, не рассчитывая на ответ. — Куда вы направлялись? Тут недалеко один из ваших живет, может, отвести? Раны перевяжете…
Спасенный молчал. Я уже привык к этой черте аборигенов и не дергался, пытаясь всё сказать повторно, думая, что меня не поняли. Однако этот вдруг оказался на редкость говорливым:
— Клык не будет рад. Никто не будет. Розовый тедди пришел делиться. Я не должен был убегать от него.
— Клык — это кто? И почему вы думаете, что я способен равнодушно наблюдать, как гибнет разумный?
