– Зачем они это сделали, хотел бы я знать… – пробормотал он. – Как ты думаешь?
Я пожал плечами. Что тут ответишь? Война… Не дурацкая перестрелка в «Меркурии» или на атакованной заимке. Большая война. С крейсерами и звеньями истребителей в небе.
Но что плохого мы сделали чужим? Или это по-прежнему из-за красной кнопки и явившегося корабля?
Тогда эти люди на твоей совести, дядя Рома. Вот этот пацан, в одночасье ставший сиротой – на твоей совести. Что ты будешь делать дальше?
Усилием воли я отогнал черные мысли. Не время. Может мне и суждено когда-нибудь раскаяться. Но не сейчас, это точно.
Что же дальше? Корабля у меня больше нет. Старатели по всему континенту, скорее всего озверели, и помощи ждать неоткуда. Только от Юльки или других летунов. Но как им дать знать о себе? Юлька убеждена, что я уже вытащил Чистякова Костю и в данный момент пытаюсь разузнать что с Риггельдом.
– Костя, – спросил я. – У тебя связь-станция космодромную волну берет?
– Берет, – ответил Костя, и я сразу оживился. Хоть в этом повезло. Если берет космодромную волну, значит и наш график возьмет. Наш график – волну, которую слушают старатели-летуны.
– В куполе? – справился я, нацеливаясь на вход.
– Ну, а где же еще?
Рядом со шлюзом валялся обломок, который прикрыл нас с Костей. В стороне темнели в рыжей пыли еще два. Дасфальт был усеян мелкой керамической крошкой, осыпавшейся с внешней обшивки «Саргасса». Я зло скрипнул зубами. Все, дядя Рома. Ты теперь не летун. Проворонил, тля, батин корабль… Семейную реликвию, которой просто не было цены. Во что она теперь обратилась? В груду обломков да в керамическую крошку на дасфальте?
Разиня.
Я потряс головой. Не время казниться. Да и не помочь теперь никакими стенаниями и укорами.
Костя рядом со мной быстро набрал входной код на сенсор-панели рядом со шлюзом. У самой панели сверхпрочный спектролит был вмят, словно тонкая жесть. Но все же купол выдержал, не раскололся.
Под куполом было прохладно и почти не воняло горелым. Только от нас самих. Старатель, подхвативший на руки пацана, вошел тоже и притих у самого шлюза. Растерянное выражение все не покидало его лицо. Кажется, парень не блистал особым умом. А если когда-то и имелись к этому какие-нибудь предпосылки, они погибли, скорее всего, в раннем детстве при посредстве папашиного диктата.
Я тяжело опустился в кресло перед пультом; Костя оживил комп и вытащил на консоль программу управления связью. Как и я, Чистяков не любил графические интерфейсы, и манипулятор-мышь у него чаще без дела скучал на пульте. Зато клавиатура была потертая и заслуженная, под стать моим, что в куполе, что на «Саргассе»… второй, впрочем больше нет. Да и первой, наверное, тоже, после визита банды Плотного.
Хорошая, словом, у Кости была клавиатура.
И правильно. Старая добрая командная строка и двухстолбцовые окошки «Миднайт коммандера» – что может быть лучше? Не дурацкие же иконки в псевдообъеме, в которые нужно тыкать курсором…
Выставив частоту, я подтянул к себе микрофон на тонкой хромированной подставке и переключил звук на внешний громкоговоритель.
На волне космодрома было тихо. Такое впечатление, что службы наблюдения и диспетчерская обезлюдели. И переговоров кораблей не слышно. Я вспомнил, что сотворили истребители чужих с несчастным «Саргассом», и стиснул зубы. Если бы мне сказали, что в окрестностях Волги не осталось больше ни одного человеческого звездолета, я бы поверил. И ничуть не удивился бы.
Тогда я настроился на наш график, и сразу же услышал низкий голос Курта Риггельда:
– …стоит, мне кажется. Не мальчик, разберется сам.
– Он обещал все время слушать волну! – с неменьшим облегчением я узнал голос Юльки отчаянной. – Что-то случилось, я чувствую.
– Погоди, – остановил ее Риггельд. – Кажется, кто-то подключился. Слышала?
– Рома, ты? – с надеждой спросила Юлька, и от этой ее надежды в голосе у меня даже слегка защемило где-то в области сердца.
Черт возьми, приятно сознавать, что о тебе волнуются! Что ты кому-то нужен. И вдвойне приятно – когда волнуется женщина, которая и тебе самому небезразлична.
– Я, – отозвался я; почему-то голос у меня прозвучал очень устало.
– Ты цел? – спросила Юлька.
– Я-то цел…
– Урод! – сердито перебила Юлька. – Wo treibst du dich herum? Ты же обещал отвечать сразу, Hol dich der Teufel!
Когда она сердилась или волновалась, она часто переходила на немецкий.
– Я не мог ответить, – по-прежнему устало объяснил я.
– Почему не мог? Ты где?
– У Чистякова на заимке.
Юлька рассердилась.
