– Есть, – перебил Пард, потянувшись к девушке. Точнее, к микрофону у нее в руке. – Мой пистолет, и ружье Гонзы. Да и что тут может случиться?
– Это степь, Пард. Мне, что ли, тебя учить? Ты же тут вырос.
– Не волнуйтесь, шеф. Самое страшное, что может случиться ночью в степи – это то, что пива найти не удастся. А с остальным вполне можно совладать. Да и рядом ведь мы, я ваш багажник вижу. А мой багажник видят Бюс, Роел, Зеппелин и Гонза.
– Чуть что – зовите, – проворчал Вольво и отключился.
– Позовем, – эхом отозвался Пард, хотя никто его уже не мог слышать. Только Инси. – Позовем, если потребуется.
Инси улыбнулась.
– Скажи, – Пард вдруг набрался храбрости, – а как тебе удалось стать Техником Большого Киева?
Улыбка Инси стала шире.
– На сервере-регистраторе стоит метка: «по совокупности знаний».
– Это как? Не нашлось никого достойнее?
– Именно так.
Пард глубоко вздохнул. Слабо в это верилось. Неужели в Большом Киеве не удалось отыскать техника сильнее двадцатилетней девчонки? Абсурд.
– А как насчет редких компьютерных формул? Помнишь, ты говорила, что тебя им научил Вольво?
– Честно говоря, – ответила Инси коротко, – это я научила Вольво многим формулам. А меня научил отец.
– Когда ты все успела?
– Успела. Семьдесят лет обучения – срок долгий.
Пард замер. Потом медленно повернулся к девушке всем корпусом.
– Сколько лет?
– Семьдесят. Только – я тебя умоляю! – никому не говори, что я такая старуха.
– Не понял, – Пард растерялся. – Люди в семьдесят лет выглядят несколько… иначе. Особенно женщины.
– А кто тебе сказал, что я человек?
Парда пригвоздило к водительскому креслу.
«А кто тебе сказал, что я человек?»
Вот так-то.
– Как? – Пард растерялся окончательно. – Кто же, если не человек?
Инси выглядела вполне невозмутимой.
– Ну, точнее сказать, я не короткоживущий человек. Мы не другая раса, мы… как бы тебе объяснить… особая семья внутри человеческого рода. Все долгоживущие люди – техники.
– Но не все техники – долгоживущие люди, – мрачно добавил Пард. – Я и не знал, что люди тоже могут жить долго.
– Если живут эльфы, гномы, вирги – почему бы не жить и людям?
– А как же тогда людская тяга к переменам? Ты ведь говорила, она присуща только людям, чей век вмещает от силы семьдесят лет.
– Люди непохожи на остальных живых. Даже наша семья – мы такие же, как и обычные люди. Только умрем позже. Мне кажется, время старших рас уходит. Их и так уже меньше, чем людей. Вряд ли это случайно. Мир нащупал свое спасение, и пытается восстановить шатающееся равновесие. У короткой жизни есть большой минус: не успеваешь многому научиться. А дикари миру не нужны. Он пытается сделать нас изменчивыми, и пытается продлить наш век.
– У нас это называется «сесть одной задницей на две скамьи», – проворчал Пард. – Если люди станут жить также подолгу, они быстро потеряют вкус к переменам. И все вернется к исходной точке. Хотя… скажу честно: теперь я тебе завидую. Я бы тоже хотел жить долго. За двадцать восемь лет я успел смириться с участью своей расы. А теперь выясняется, что и тут не все равны перед ликом Смерти…
Пард умолк.
– Ну, что же ты? – Инси подняла на него жесткий, как замерзший брезент, взгляд. – Самое время сказать: «Как несправедливо устроен мир!»
– Ладно, – глухо выдавил Пард, отворачиваясь. – Не стану я ныть. Все равно ведь ничего не изменишь.
– А вот это еще неизвестно, – небрежно сказала Инси.
Пард снова обернулся к ней.
– То есть?
– Если мы вывезем из Крыма новое знание, мир изменится. А значит, изменятся и те, кто в мире живет. То есть, мы. Невозможно изменить что-то в мире, не изменив сначала что-нибудь в себе. Запомни это, техник. Крепко запомни.
