– Почему? Неплохая версия.
– Потому что на последующих допросах многое разъяснилось. Теперь, по второй версии, один клянется, что обнаружил два мертвых тела на траве неподалеку от автомобиля. Вызвал отсутствующего напарника и того, кого ты назвала координатором. А пока ждал их больше часа, хорошо подумал. Провел осмотр местности в радиусе трехсот метров и, как он уверяет, обнаружил следы постороннего присутствия. Второй федерал полностью подтверждает рассказ первого. Он приехал, два тела с перерезанным горлом на траве. Первый предлагает ему свою версию происходящего. Координатор, которого на допросе федералы скромно называют Хирургом, – многозначительно посмотрел на меня Ладушкин, – отделяет головы и кисти рук. А обезглавленные трупы переносят в автомобиль и усаживают на передние сиденья.
После такой ночной развлекаловки, чтобы руки не дрожали, ребята распили на троих полуторалитровую бутылку чистейшего виски, но Хирург, как замечено в протоколе, пил мало. Кто из них конкретно предложил отправить отделенные части семьям убитых, я не знаю, но думаю, что это сделали двое молодых сотрудников.
– Почему не он?… Не Хирург? – шепотом спрашиваю я.
– У него двое детей, я думаю, что он оставил отсоединенные части для последующего захоронения молодым коллегам, не учитывая количество выпитого ими на килограмм тела. И ребята, подумав, решили действовать методом устрашения и упаковали и развезли посылки по предполагаемым адресам проживания детей. По моим предположениям, федералы знали, что детей нет в Москве, и надеялись на устрашение всех остальных членов семьи. Они решили, что, получив посылки с расчлененкой, не охваченные еще слежкой родственники запаникуют и выведут их на след денег, потому что захотят немедленно бежать из Москвы. Так или иначе, мы точно знаем, кто отсоединил головы у трупов, но не знаем, кто убил. Автомобильный маньяк, выслеживающий парочки?
– С маньяком сомнительно, – качаю я головой.
– Почему? Твоя тетя, судя по отчетам наблюдений, должна была заниматься сексом в среднем по три раза в день. Представь, они с мужем съехали с дороги в лесок, вышли из машины и именно этим и занялись.
– Холодно в сентябре на земле валяться. Это раз, – загибаю я пальцы. – И Ханна знала множество интересных способов заниматься любовью в автомобиле – это два. Она любила совокупляться именно в машине.
– Ну тогда есть только одно объяснение, – разводит руками Ладушкин. – Некто, не замеченный наружной слежкой федералов, прихвативший с собой прибор ночного видения, совершенно бесшумно подъехавший к Латовым в совершенно невидимом автомобиле, попросил их выйти или дождался, пока они выйдут сами, перерезал обоим горло безо всякого сопротивления с их стороны и исчез. Ни следов, ни мотива. Что? О чем ты думаешь?
– Так. – Я поежилась и постаралась, чтобы в глазах, поднятых к Ладушкину, не было и намека на ужас. – Испугалась просто.
– Чего ты испугалась?! – настаивает он. – Ты что-то поняла, да?
– Уходи, Ладушкин.
– Уходить? Я зачем тебе это все рассказываю, а?! – Инспектор раздраженно стучит по столу. – Я хочу объяснить, что лезть в это дело в одиночку бесполезно и опасно! Если даже ты что-то знаешь и хочешь взять все деньги, ты не проживешь после этого и дня!
– Я не знаю, где деньги, уходи. – Я сдергиваю Ладушкина со стула и толкаю его в коридор.
– Что ты вспомнила? Скажи, я боюсь за тебя! Ну не будь дурой!
– Уходи!..
– Я хочу помочь, скажи, чем тебе помочь? Чего ты испугалась только что, ну скажи, ведьма проклятая! Я хочу вычеркнуть из жизни день, когда впервые увидел тебя в морге! Плевать на службу, если не скажешь – я тебя сам убью! – Ладушкин трясет меня за плечи. Я закрываю глаза и вытираю с лица брызги его слюны.
– Оставь ее, ты, умник! – выскочила на шум заспанная Лора. – Помочь он хочет! Только тронь еще раз ее пальцем, только попробуй! А хочешь помочь, верни брату его талисман!
– Какой еще талисман? – Тяжело дыша, Ладушкин вытирает пот со лба.
– Я хочу побыть одна. – Я закрываю ладонями уши, иду в ванную и запираюсь.
– Верни брату засушенный палец Фридриха Молчуна! – кричит Лора. – Это его любимая игрушка!
– Чокнутая семейка, вас всех надо лечить!
Я открыла кран с водой, чтобы не слышать их громкие препирательства, но это и так пришлось бы сделать, потому что меня стошнило. Усевшись на край ванны, я сосчитала, что за последнее время меня трижды тошнило по самым разным поводам. От ужаса, когда обнаружила голову Ханны в морозилке. От невыносимого запаха, когда меня облила поносом шимпанзе. И вот только что от разгадки, кто убил Ханну и Латова.
– Он ушел?
– Ушел. Обещал принести Антону палец.
– Иди сюда. – Я хлопаю по кровати.
Лора укладывается рядом со мной. У наших ног спит счастливым сном Антон. Улыбается во сне.
– Какой размер этой кровати? – раскидывает Лора руки.
– Три двадцать на три.
– К психиатру не обращалась?
– Не ехидничай.
– Нет, я совершенно серьезно спрашиваю. Ты же знаешь, в нашей семье психиатр – любимый доктор. Меня лично обследовали дважды, даже назначали лечение. После того, как я откусила ухо одному мальчику в детском саду.
– Засушила?… – Я начинаю засыпать.
– Что?
– Ухо откушенное засушила?
– Очень смешно!
– Ты же знаешь, в нашей семье… это дело обычное, засушивать все, что дорого…
– Четыре, пять… На этой кровати вместе с тобой может поместиться еще четверо крупных или шестеро мелких мужчин.
– Это тебе надо к психиатру…
– Ты еще себя не знаешь, мамочка!
– Не называй меня мамочкой…
– Хоть кого-нибудь в этой жизни я могу называть мамочкой? С моей ведь дело доходило до истерик, если я ее публично так обзывала. Только по имени!
– Давай закончим день чем-нибудь полезным. – Я заставляю себя открыть глаза и сесть. – Пока мы не забыли, что было в конфискованном ящике. Итак, я видела нитки, разобранную куклу, драгоценности, остатки чего-то из косметики, оружие, чулки, губную помаду, блокнот. Чего там не было?
– От распоротого рюкзака остались две бирки, еще бирка от свитера и вырезанный кусочек из косметички. Они должны быть там.
– Не заметила.
– Это все теперь выглядит как набор маленьких грязных тряпок с полустертыми надписями. Правда, на рюкзаке название фирмы было исполнено на куске кожи металлическими буквами.
– Можешь перечислить все, что вы с братом получали в подарок от Руди?
– Когда я была маленькая, он подарил мне водяной пистолет, игрушечные наручники и пластмассовый нож в ножнах. А Антону две мягкие игрушки – кошечку и собачку. Потом он стал дарить одежду и полезные вещи. Мне – комбинезон строителя, кожаные брюки и ошейник металлиста, еще косметичку, Антону – свитер из шотландской шерсти и рюкзак. Комбинезон я забыла в Германии, брюки, когда приехала в Москву, подарила подруге, а рюкзак был добротный, тянул на полста долларов, ему бы сносу не было, зря Ханна его раскурочила.
– Если в этих бирках и заложен какой-то смысл, то теперь они у федералов, и мы ничего поделать не можем, – зеваю я.
