— Да, к счастью.
Снова зарядил дождь. Осторожные мелкие капли легкой пеленой покрывали ярко-зеленую траву. Тяжелый запах земли и влаги ударил в ноздри. Смешался с запахом Дины. Теперь они навсегда будут неотделимы друг от друга.
— Я тебе не нравлюсь, — вдруг твердо сказала Дина.
— Я этого не говорил!
— Ну и что? Но ведь это так!
— Не в том дело…
— А в чем?
— Ты не… Я хотел сказать… Отец не должен был жениться на такой молодой.
Она залилась воркующим смехом, словно вспомнила что-то, о чем не хотела говорить.
— Тише! — шикнул он на нее. — Разбудишь кого-нибудь.
— Давай искупаемся в бухте! — шепотом предложила Дина и дернула его за руку.
— Искупаться? Ночью? Нет!
— Какая разница? Ведь тепло.
— А дождь?
— Ну и что? Я все равно уже мокрая.
— Они могут проснуться и…
— Тебя кто-нибудь ждет? — шепотом спросила она. Ее шепот душил его. Пригибал к земле. Подбрасывал в небо. На горные вершины. И ударом кулака снова возвращал в беседку.
Потом уже он не мог бы сказать с уверенностью, что с ним случилось наяву, а что было из сна про лошадиную голову.
— А отец?..
— Он спит!
— Но ведь светло…
— Так ты идешь или трусишь?
Она встала и склонилась над ним. Пошла, оглянулась, помедлила немного.
Лицо у нее было скорбное, и это не вязалось с ее голосом и движениями. Она скрылась в стене дождя, который сразу прильнул к ее телу. Но Юхан точно знал, куда она пошла.
Когда он спустился к бухте за бугром, на котором стоял флагшток, он был уже насквозь мокрый. Дина, голая, стояла среди камней. Потом вошла в воду и сделала несколько шагов. Наклонилась и что-то подняла со дна. Внимательно разглядела.
И вдруг, словно чувствуя его взгляд на своих бедрах, она обернулась к нему и выпрямилась. Лицо у нее было такое же скорбное, как незадолго перед тем в беседке.
Ему хотелось думать, что это из-за его медлительности. Он скинул штаны, рубашку, одновременно смущенный и взволнованный. И по воде пошел к ней. Вода была холодная. Но он этого не ощущал.
— Ты умеешь плавать?
— Нет, как это? — глупо спросил он, и ему стало неловко своих слов.
Она подошла ближе. Он мог утонуть от одного только мучительного стука в висках, хотя вода доходила ему только до колен.
Дрожа от холода, Юхан вдруг подумал, что, должно быть, нелепо выглядит в своих белых подштанниках.
Дина подошла к нему, обняла за талию и повела за собой. Он не сопротивлялся. Позволил увести себя на глубину, где им пришлось уже плыть. И дальше. К обрыву.
Дина плыла за обоих. Спокойно и ритмично двигая ногами и всем телом. Он бессильно позволял ей держать себя. Держать на воде их обоих. Холодная вода, мягкий теплый дождь, ее руки, скользившие по его телу.
Лошадь из его сна. Дина, жена отца! Которая спит с ним в зале в одной кровати! И в то же время она была совершенно другая!
Ему вдруг захотелось рассказать ей о черной яме на кладбище, которая поглотила Ингеборг. Рассказать об отце, бродившем пьяным после ее смерти.
Но он не мог подыскать нужных слов. Они обжигали его, как и эта ночь.
Он мог бы рассказать Дине все, что должен был бы рассказать Ингеборг до ее смерти. Рассказать, как у них в Рейнснесе праздновали Рождество. Как хлопотала Ингеборг. Как у нее пылали щеки от спешки. Об острых иглах, что кололи его, когда мать переставала замечать его, как только в комнату входил отец.
Он мог бы открыть ей, что ему грустно уезжать из дому, хотя он всегда к этому стремился. Всегда хотел уехать из дому.
Дина превратилась в валькирию из книги мифов, что стояла в шкафу матушки Карен. Существо, которое держало его на воде. И таинственным образом понимало все, чего он не мог сказать.
Юхан плыл на глубине. Отвращение к Дине кануло на дно. Ее нагота спеленала его.
Вытереться им было нечем. Он попробовал играть незнакомую ему роль господина положения. Хотел, чтобы она вытерлась его рубашкой.
Она отказалась.
Они оделись, серьезные, стуча зубами от холода.
Вдруг она сказала, словно они уже прощались на пристани:
— Пиши мне!
— Хорошо! — Он бросил испуганный взгляд на тропинку, ведущую к дому.
— Я еще никогда ни с кем не купалась!
Это были ее последние слова, она побежала по тропинке.
Он хотел окликнуть ее. Но не решился. Она уже скрылась между деревьями.
С веток капало. Он повесил свое отчаяние на эти ветки, которые тут же вместе с каплями уронили его на землю.
«Как же ты научилась плавать, если никогда ни с кем не купалась? Кто же держал тебя?» — шуршали капли.
Снова и снова.
Крикнуть это ей вслед Юхан побоялся. Кто-нибудь мог услышать.
Он спрятал это в себе. Спрятал желание, оставшееся в воде среди водорослей. «Как же ты тогда научилась плавать?»
Наконец он уже не мог сдерживаться. Он залез под нависший камень, где любил прятаться еще в детстве. И совершил там грех, не думая о Господе Боге.
С того дня Юхан возненавидел отца. От всего сердца. Опять же не посоветовавшись с Господом Богом.
Иаков проснулся, когда Дина вернулась в залу.
— Господи, где ты была?! — воскликнул он, увидев, что она насквозь мокрая.
— Купалась.
— Ночью? — недоверчиво спросил он.
— Да. Ночью там никого нет. — Она сняла мокрую одежду, бросила на пол и забралась к нему в постель.
Тепла у него было достаточно на них обоих.
— Ну что, ведьма, видела там призрака? — сонно пошутил он.
— Не призрака, а призракова сына!
Он тихонько засмеялся, охая, что она такая холодная. Иаков не тревожился. Он не знал, что она умеет плавать.
ГЛАВА 7
Может ли кто взять себе огонь в пазуху, чтобы не прогорело платье его?
Может ли кто ходить по горящим угольям, чтобы не обжечь ног своих?
