чувство. Но о таком никому не скажешь.
— Ты имеешь в виду что-то определенное?
— Хуже всего мне было, когда я только что вышла замуж и жила в семье мужа на Офферсёе. Я не могла быть самой собой, потому что у меня не было ничего своего. Другие, решали за меня, что такое
Он сам не заметил, как опустил кисть. Потом одержимо, словно боясь, что она замолчит, снова начал писать. Мелкими быстрыми мазками он клал на доску золотистую краску.
— Какие же недобрые мысли приходили тебе тогда в голову?
— Например, о моей свекрови. Одно время я даже считала ее виноватой в том, что Юханнес так сильно заикается. Она придает слишком большое значение внешней стороне жизни. Слишком строгая.
Пастор привык давать людям советы, когда они рас сказывали ему о своей жизни. Но Сара Сусанне не спрашивала его мнения, она просто рассказывала. Рассказывала о том, как свекровь внушала ей чувство долга.
— Иногда мне казалось, что долг важнее самой жизни, — задумчиво проговорила она.
— И тебя это не радовало?
— Во всяком случае, это вряд ли могло сделать меня хорошим человеком.
— А ты много думаешь о том, что надо быть хорошим человеком?
— Нет, признаюсь, слишком мало, — шепотом ответила она, вздохнула и замолчала.
— Однажды ты сказала, что раскаяться в содеянном — это значит согрешить еще больше и потому ты не раскаиваешься в своем замужестве.
— Я так сказала?
— Да, когда мы разговаривали в первый раз.
— И вы это запомнили? — удивилась она. — Вы тоже так считаете?
— Наверное, ты права.
— Но вы в этом не уверены? — Она опустила чашу.
Он не попросил ее принять прежнюю позу. Просто скользнул по ней взглядом. Она была бледна. Вот она подняла свободную руку и быстро провела ею по лбу.
— Ты сказала, что человек должен нести ответственность за сделанный им выбор, — твердо сказал он.
— Выбор? Да, я так думала. Человек думает, будто у него есть выбор.
— Бог дал нам способность делать выбор. Естественно, в рамках той действительности, которая нас окружает.
— Действительность? Но ведь именно она нам и мешает, — прошептала Сара Сусанне, однако тут же опомнилась и снова приняла нужную позу.
— А когда выбор сделан, уже ничего нельзя изменить, так? Тогда человек оказывается в плену... у долга. Ты хочешь сказать, что раскаиваешься в своем выборе настолько что хотела бы что-то изменить, если бы у тебя была такая возможность?
— А вы не хотели бы?
Взгляд пастора скользнул по окну. Одно из стекол треснуло. Он видел это и раньше и рассердился, что церковный служка так и не заменил стекло. Но теперь уже все равно.
— Я не разрешал себе... Моя действительность — это жизнь, верная долгу. — Он сам удивился своему признанию. — А твоя действительность, как я понимаю, — это рожать и воспитывать детей. Ты устала? Хочешь немного передохнуть?
Сара Сусанне отрицательно покачала головой, немного опустила чашу и вопросительно посмотрела на него — хорошо ли так? Он кивнул. Они продолжали работать молча.
Через час они сделали перерыв и поели, расположившись на крыльце церкви. Хлеб, масло, сыр и малиновый сок. Невдалеке двое работников косили луг. Свистели острые косы. До пастора и Сары Сусанне долетал аромат скошенной травы. Когда они снова заняли свои места около картины, пастор заметил, что не может сосредоточиться. Все стало каким-то плоским, словно растворилось в поверхности картины. Наконец он отложил кисть и подошел к Саре Сусанне. Его взгляд пронизывал ее насквозь.
— Помни, ты избранница Божья, слетевшая к Христу в Гефсиманский сад!
Медленным, почти сонным движением он приподнял ее волосы. Так требовалось для образа.
— Христос лежит здесь, он — человек, и его гнетет страх смерти...
— Вы думаете, что Христос, который был сыном Божьим, действительно боялся смерти?
— Человек Иисус боялся! — прошептал он и поднял ее руку так, что она оказалась в воздухе между ними.
Сара Сусанне подчинилась, теперь пастор стоял между ее поднятыми руками. Прошло несколько мгновений, наконец он сообразил, что просто тянет время. Он опомнился и снова начал работать.
— Помни! Помни, это тебя Бог послал на землю, чтобы утешить человека в беде.
— Я постараюсь, — прошептала она. — Но не знаю, как это сделать. Это трудно, ведь тут нет никакой беды.
Пастора вдруг охватила знакомая радость — он снова мог руководить, мог показывать, как следует выполнить то или другое. Он ловко лег перед ней на спину. Уперся плечами в ящик с красками и сложил руки. Здесь, в темноте, на полу, он все увидел по-новому. Солнечный луч обнажил пятнышко на шее Сары Сусанне и заставил его дрожать. Пастор приоткрыл рот, изображая, будто он о чем-то просит. Его глаза медленно наполнились слезами.
— Ты видела когда-нибудь человека в беде?
— Да, — шепнула она.
— Ты Божий ангел, посланный в утешение этому человеку! — сказал он, пытаясь изобразить страх Иисуса перед смертью.
Сара Сусанне затаила дыхание, словно боролась с самой собой, но взгляд ее смело не отрывался от пастора.
— Мне нужно утешение... — прошептал он.
Она опустилась на колени рядом с ним и положила обе руки ему на лицо. Необъятное пространство церкви прижало ее к нему.
Безумие темного чердака
Через десять месяцев действительность изменилась. Сандра — третий ребенок Сары Сусанне — обрела реальность. Роды были легкие. По сравнению с двумя предыдущими детьми девочка была как улыбка. Словно ее появление в этой юдоли скорби было утешением, посланным с того берега, которого ее мать по-настоящему еще не достигла.
Хавннес со всеми своими заботами тоже был достаточно реальным. Они пережили неурожайный год и плохой лов, которые в свою очередь тяжело сказались на торговле. Но когда они уже совсем собрались уволить часть работников, пришла рыба, и на скорбном небосводе вновь засияло солнце.
Тут уж Юханнес не терял времени даром. Он обладал способностью чуять, где есть рыба и где нужна соль. Эта способность помогала ему не только заключать сделки, сулившие выгоду в будущем, но и находиться там, где надо действовать сейчас.
Однажды в начале мая Сара Сусанне поднялась на чердак, чтобы принести оттуда полотно, которое следовало отбелить, расстелив его на последних островках снега. Она открыла окно и глубоко дышала полной грудью. Пуговицы на блузке и на рубашке были расстегнуты. Внизу работник с грохотом вез тачку с камнями. Он обкладывал камнем клумбу вокруг флагштока. Сара Сусан-хотела посадить на ней водосбор и маргаритки. Юханнес был против — цветы помешают поднимать на флагштоке флаг, когда это потребуется. Они сошлись на том, что работник сделает на клумбе узкий проход, чтобы там можно было стоять и поднимать флаг, не топча цветы.
