— Тебя не касается, что делает Андерс! Сейчас меня тревожит Вениамин.
— Я всегда заботился о Вениамине. Или ты забыла?
— Спасибо за твою заботу, Фома!
— Иначе и быть не могло! Я думал, мы оба с самого начала делали для него все, что могли.
— Фома!
— Ты боишься, что я скажу об этом Андерсу?
Дина собралась было уйти, но теперь замерла на месте. Потом подняла руку и обернулась к Фоме так резко, что он подумал: сейчас она ударит.
— И что же ты скажешь ему, Фома? — Она подошла к нему так близко, что он ощутил на лице ее дыхание.
Он не ответил ей, но и не шелохнулся.
— Ты стоишь на сене, — заметил он наконец.
— И что же ты скажешь Андерсу? — повторила Дина.
— Что Вениамин мой сын!
Дина прикрыла глаза. Когда она снова открыла их, она была спокойна.
— И ты думаешь, тебе удастся дожить до старости в усадьбе Андерса после того, как ты сообщишь ему эту новость?
— Нет, — коротко бросил он.
— В таком случае подумай о своих детях и о том, будут ли они счастливы с отцом, который мотается с места на место и сплетничает. Вениамину ты не нужен.
— А раньше был нужен! Мы со Стине…
— За то, что было раньше, спасибо! Но это еще не причина, чтобы ты теперь начал мстить. Разве тебе плохо живется? По-моему, ты живешь как граф — с кафельной печью и хрустальной люстрой. Еды у твоей семьи довольно. Все тебя уважают. Чего еще тебе надо? А?
Он весь сжался от ее слов. Они смотрели в разные стороны.
— Если бы нам было суждено…
— Нам никогда ничего не было суждено, — прервала она его.
— А слово? Почему ты не дала мне слова?
— Слово давать опасно. У тебя память как у лошади. И ты слишком сильно тянешь.
— Ты забыла?
— Я ничего не забыла! Ничего!
Двери конюшни открылись. Словно по знаку, Дина отступила от сена, а Фома нагнулся, чтобы поднять охапку.
— Значит, договорились! — громко сказала она. В конюшню вошел работник.
Когда Фома пришел домой перекусить, Стине сияла. К ней заходила Дина и обещала привезти ей из Бергена новый ткацкий станок. На старом было трудно натягивать основу.
— Из-за десяти средних нитей приходится снимать пол-основы, — сказала она.
Фома кивнул. Он стянул с головы шапку и вымыл руки.
ГЛАВА 9
Однажды в конце осени Андерс и Вениамин разговорились за какой-то работой.
— Я думаю, следующим летом тебе стоит пойти со мной в Берген матросом, — как бы случайно обронил Андерс.
От этих слов у Вениамина подозрительно повлажнели глаза.
За работу он будет получать деньги, спать будет в кубрике вместе с матросами. Если во время вахты будет травить за борт, у него удержат из жалованья. Они ударили по рукам, ничего не сказав об этом Дине.
Храня их общую тайну, Вениамин чувствовал себя более взрослым. Однажды он увидел у себя на верхней губе пушок, который вырос за одну ночь и стал темнее. Вениамин торжественно взял опасную бритву Андерса и забрался на стул, чтобы лучше видеть себя в зеркале, висевшем над комодом. Но его рука, на которую он смотрел в зеркало, дрожала. Он даже порезал себе нос. С кровоточащим носом ему пришлось обратиться за помощью к Дине. Она не бранила его, лишь взглянула на бритву и промыла порез, чтобы остановить кровь.
— Я просто играл, — сказал он, стараясь обратить все в шутку.
— Я понимаю. На этот раз порез зарастет. Но в другой — ты отхватишь себе полноса.
Он кивнул и скользнул мимо нее в дверь.
— Ждать недолго, скоро эта забота будет преследовать тебя каждый день! — крикнула она ему вслед.
Он остановился и, не удержавшись, крикнул ей в ответ:
— А ты не знаешь, о чем мы с Андерсом договорились! Это наш с ним секрет!
Дина вышла на площадку лестницы:
— О чем же вы договорились?
— А вот увидишь! — крикнул он и бросился вниз.
Всю зиму и весну Вениамин интересовался только тем, что имело отношение к Бергену. Он вытащил картины и книги, когда-то привезенные оттуда. Кандидат Ангелл не мог ничем помочь Вениамину. Сам он никогда не бывал южнее Трондхейма.
После ухода Андерса на Лофотены в усадьбе не осталось ни одного человека, который хоть что-то знал бы о Бергене. Вениамин вздохнул с облегчением, лишь когда Дина призналась ему, что знает о Бергене все. И действительно, ответила на все его вопросы, хоть и коротко.
Вениамин быстро сообразил, что нельзя спрашивать о Бергене ночью, когда они с Диной бодрствовали из-за криков русского. От этих вопросов глаза у нее становились злыми.
Наконец птицы с гомоном принялись вить гнезда, скот выпустили на пастбища, и Вениамин изумился, что в состоянии испытывать столь глубокую радость после всего, что он пережил.
Однажды он понял, что Ханна вовсе не радуется вместе с ним его предстоящей поездке, и очень удивился. Это уже слишком! Она не имеет никакого права дуться на него!
— Пойми же: я мужчина, а ты женщина! — Он глубоко вздохнул, стараясь не показать, что ему тяжело нести по коробке в каждой руке.
— Я помню, как ты кричал и плакал, когда Дина уезжала без тебя, — сказала Ханна, вытирая лицо.
— Это было давно, — высокомерно, по-мужски ответил он.
— Может, меня уже здесь не будет, когда ты вернешься!
— А где же ты будешь?
— Это еще не решено.
— Значит, я не смогу навестить тебя, если не буду знать, где ты. — Он усмехнулся.
— Дурак!
— А ты умная, если хочешь сбежать из дому, потому что я уезжаю в Берген!
— Без тебя у меня здесь никого не будет! — жалобно сказала она.
Он огорчился и поставил ношу на землю.
— Когда я вырасту и сам все буду решать, ты всегда будешь ездить со мной!
— Когда это еще будет, ты растешь так медленно!
— Даже если я останусь небольшого роста, я все равно буду взрослым и буду сам все решать! — отрезал он и толкнул ее. — Я и сейчас больше, чем ты! Замарашка! — Он схватил свои коробки и побежал вниз по склону.
— Я совсем не то думала! — крикнула Ханна ему вслед.
Они помирились еще до его отъезда. Ссора была тяжела для обоих. Вениамин обещал привезти ей в подарок куклу с фарфоровым личиком и настоящими волосами.
— Мне просто интересно посмотреть на такую куклу, — сказала Ханна, считавшая, что ей уже неприлично играть в куклы.
Вениамин знал, что побороть морскую болезнь будет непросто; однако, если он ее не поборет, ему на такой подарок не заработать.
В то утро, когда шхуна взяла курс на юг, ветер дул как на заказ, но солнца не было. Андерс стоял за
