— Станет, обязательно станет! — убежденно возразила она. — Ты должен надеяться. Сдаваться ни в коем случае нельзя.
— Кривить душой — тоже.
— Значит, за тебя нужно надеяться мне, и я буду, обязательно.
Элизабет, разумеется, не знала, что его отец умирает, но в душе Майкла черным огнем вспыхнуло раздражение. Нежности как не бывало, чему он мрачно обрадовался. Какая нежность? Он ведь собрался уезжать из Лондона. Необходимость избавиться от Элизабет, ее доверия, надежд и детской проницательности захлестнула его с головой. Майкл поднялся, включил свет, и девушка вздрогнула от ослепительного сияния ламп.
— Элизабет, я забыл: сегодня у меня еще дела.
Девушка заглянула ему в глаза. Майкл отчаянно боролся с желанием взять свои слова обратно.
— Да, да, конечно! — Элизабет вскочила и пролила чай на юбку.
— Я провожу тебя на автобус, — сказал Майкл.
Девушка уже спешила к двери, на ходу натягивая перчатки. Она застыла у порога спиной к Майклу, дожидаясь, когда ее выпустят. Он потянулся через ее плечо, чтобы повернуть ручку замка, и почувствовал запах ее волос, едва уловимый, словно запах воды.
Когда возвращались на Тоттнем-корт-роуд, валил снег и улицы опустели. Синяя юбка Элизабет раскачивалась колоколом: девушка едва не бежала. Прежде чем они попрощаются, Майкл хотел извиниться и немного сгладить впечатление, но подкатил автобус, и Элизабет уехала.
На Фицрой-стрит Майкл возвращался той же дорогой. В отпечатках его ботинок снег уже превратился в жижу. Рядом с ними следы Элизабет казались совсем маленькими. Они сияли по краям, и у каждого был свой оттенок синего. В студии рядом с полупустой чашкой Майкл нашел учебник по анатомии и физиологии.
Элизабет бросает накидку на пол, расстегивает крючки на юбке, затем блузку и, глядя на серые и бежевые полоски коврика, мысленно переносится в Лондон. Грязный асфальт расстилается лентой, колючая юбка раскачивается, ноги двигаются туда-сюда, туда-сюда — она идет рядом с братом Рейчел. Она идет к нему в студию.
Тяжелые шаги Майкла — аккомпанемент ее легкой поступи. При ходьбе Майкл размахивает руками. Если она тоже начнет размахивать, их руки стукнутся, и его пальцы коснутся ее затянутой в перчатку ладони, но она прижимает к груди книгу, а сердце трепещет, как испуганная птичка, потому что вокруг мерцают рождественские огни, а они с Майклом куда-то идут вдвоем.
Она следует за Майклом по каменным плитам подъезда, вверх по лестнице и в конец коридора, гремящего, как театральный гром. В этом доме легко потеряться, студия где-то в глубине, а в студии портрет обнаженной девушки.
И тогда это происходит — Элизабет смотрит на портрет, а девушка с портрета смотрит на нее. Девушка берет низкую ноту, абсолютно правильно, неправдоподобно идеально для человека. Звук разрастается, давит на стены и сумерки за окнами. Он ручьем льется по городу, пересекает грязную Темзу и растворяется в ночи. Элизабет слышит, как течет время, чувствует темный взгляд солнца и близость морей, а здесь, в студии, — жар, и твердость, и близость Майкла.
Потом все исчезает. Девушка — лишь изображение на картине, а комната самая обычная. Элизабет поднимает голову и перехватывает взгляд Майкла. Майкл видит ее насквозь и ждет там, где ее никто не искал.
Майкл сидит на полу, отблески пламени превращают комнату в полную теней пещеру. Он подходит ближе, и через секунду…
— Ложись спать! — велит мама, прижав ладонь ко лбу Элизабет. Мама смотрит ей в лицо, но не в глаза. Лоб горячий, щеки бледные — младшая дочь заболела.
В комнату заглядывает Карен.
— Размазня! — беззлобно дразнит она. — Бледная как смерть! — Карен захлопывает дверь.
Элизабет снимает чулки, нижнюю юбку, панталоны. Ночная рубашка пахнет старыми снами и безвозвратно ушедшей порой, когда Элизабет читали на ночь сказки и заботливо укрывали одеялом. Ледяной хлопок скользит по спине и соскам.
Болит голова, хотя до боли тревожных мыслей нет. В холодной комнате она обливается потом.
Что-то случилось или нет? Она глотнула чай, и Майкл внезапно ее возненавидел. Бежать от него, бежать! Она снова шагает по грязному тротуару, на сей раз быстрее. Юбка и накидка со свистом рассекают воздух. На снегу под ее торопливыми ногами ни единого следа, поэтому кажется, что она стоит на месте. Автобус подъезжает сразу, даже хорошо, что Майкл ее прогнал.
В глаза ему она больше не заглядывала, зато услышала голос: «До свидания, Элизабет!»
По дороге Майкл купил цветы и неловко прятал их под шинелью, чтобы хрупкие стебельки не сломал ветер. Розы и хризантемы покрепче — может, стоило выбрать их? Он остановился на дельфиниумах, темно- синих, как летние сумерки. Может, Элизабет слишком юна для цветов?
Случившееся вчера до сих пор мучило, словно обида Элизабет терзала и его. Надо извиниться.
Вчера он не мог рассуждать здраво, а сегодня объяснил, что должен был забрать картину у багетчика — обещал заказчику — и поэтому так грубо ее прогнал. Его грубость это не извиняет, но, может, приглушит обиду.
Не говорить же ей правду? Что у него работа, а она слишком молода для серьезных разговоров и задает слишком много вопросов. И не только в этом дело. В ее глазах читалось доверие, вера в то, что их встреча что-то значит. Ничего она не значит.
До Кэтфорда Майкл добрался за час. Адрес Элизабет он нашел на бумаге, в которую упаковали книгу. Дом стоял на длинной улице среди таких же особняков с эркерами. В саду была лавровая изгородь и белый щебень вдоль плиточной дорожки.
Майкл думал, что ему откроет служанка, но увидел на пороге женщину в черном платье. В ней угадывалась красота Элизабет, которую запорошило пылью лет.
— Сегодня ничего не нужно. Пожалуйста, больше к нам не приходите. — Женщина испуганно взглянула на шинель Майкла и отступила на шаг, чтобы закрыть дверь.
— Миссис Оливер, я принес книгу вашей дочери, учебник, который она вчера купила.
Майкл прижимал букет к себе, и синие цветы едва не касались дорожки. Он очень надеялся, что мать Элизабет цветы не заметит, но та словно прочла его мысли, скользнула взглядом вниз и увидела дельфиниумы.
— Может, представитесь? — спросила она.
— Я Майкл, старший брат Рейчел Росс. Иногда по воскресеньям Элизабет и Карен приезжают к нам в гости.
Судя по лицу, мать Элизабет обдумывала услышанное. Сперва не получалось, но постепенно книга, Майкл, цветы и Элизабет связались в одно целое.
— Ясно, вы Майкл Росс.
Внезапно Майкл понял, о чем его сейчас спросят. Он не знал, что Элизабет сказала матери и что говорить ему. Интуиция не подвела.
— Мистер Росс, откуда у вас этот учебник? Вчера Элизабет нездоровилось. Я решила, что учебник у нее, но показать не попросила, незачем. Мистер Росс, Элизабет что-то расстроило, — вкрадчиво проговорила миссис Оливер и стала ждать ответ.
— Мы… случайно встретились, — сбивчиво заговорил Майкл. — Было скользко, я проводил Элизабет до остановки. Учебник нес я, а когда подъехал автобус, не успел отдать. — Майклу не терпелось уйти. Он хотел лишь вернуть учебник, подарить цветы и извиниться, а из-за собственной глупости угодил в западню.
— Оставьте учебник мне, — проговорила миссис Оливер, и Майкл отдал ей книгу.
— Можно поговорить с Элизабет, всего минутку?
— Я уже объяснила, Элизабет нездорова, — после минутного колебания сказала женщина. — Я решила, что по воскресеньям девочки должны отдыхать и ходить в церковь. В Пэкем они больше не приедут.
