Майклсон и Уотсон – с другой. Последние трое были ему не опасны: два плана никак не пересекались, и эти землевладельцы ничего не знали ни о каких незаконных действиях. Но вот первые трое могут оказаться проблемой – да и рабочие, которые устроили саботаж на стройплощадке. Мюллер постарался обеспечить себе безопасность и, кроме Хардинга, лично не встречался с саботажниками. Но он не был уверен, что фанатик вроде Маршана озаботится проблемами внутренней безопасности. Кто знает, что он говорил своим помощникам. В конце концов, ведь он и Бёрдетт, не задумываясь, сообщили самому Мюллеру имена остальных участников заговора…
Он еще больше нахмурился и покачал головой. Бёрдетт и Маршан представляли собой явную угрозу; с остальными неясно, но нельзя исключать возможность, что они слышали его имя. Проводимое третьими лицами расследование, которое он не контролировал бы, могло навести на него подозрения, если найдется достаточно свидетелей, а рисковать тут нельзя. Погибшие дети затянут петлю на шее любого, кто попадется.
Пора было подстраховаться, и он знал человека, который как раз подходил для такой задачи.
– Секретная сессия Конклава, милорд? – переспросил Эдмон Маршан у своего покровителя.
Их не беспокоило, что Бёрдетт нарушил закон, сообщив о ней Маршану. В конце концов, это был всего лишь человеческий закон, а не Божий. Но момент, выбранный для проведения сессии, встревожил Маршана, и он задумался.
Дела шли хорошо, но Сатана – хитрый противник, и хотя они были воинами Божьими, а Бог превосходил дьявола, это не означало, что Сатана сдастся. Он долгие годы готовил Мэйхью и его блудницу к выполнению их задач, и сейчас у лукавого, наверное, скорпионы изгрызли все внутренности из-за того, как слуги Божьи сумели спутать его планы. Наверняка Протектор отчаянно пытается спасти свои проклятые реформы – так где же свидетельства его усилий? Они обязательно должны были быть, но, как Эдмон Маршан ни старался, он не мог их обнаружить, и это его беспокоило.
Он откинулся на спинку кресла и задумчиво потер верхнюю губу. Если Мэйхью созывает Ключей, то у него есть нечто, что, как он считает, убедит их. Но поскольку сессия объявлена секретной, он хочет держать это в тайне до самого последнего момента. Это означает, что Маршану и его землевладельцу следовало соблюдать осторожность и по возможности выяснить, что это такое.
Но что это может быть? Народ восстал, чтобы поразить блудницу Харрингтон. Если Мэйхью и коррумпированная Ризница попытаются ее спасти, то лишь призовут гнев на свою голову. Если только они не думают, что этот гнев можно перенаправить…
– Вы что-нибудь слышали, зачем нужна эта сессия, милорд? – спросил он наконец.
– Нет, – фыркнул Бёрдетт. – Наверняка он собирается хныкать и умолять об умеренности в вопросе импичмента этой суки.
– Но почему это надо делать в секрете? – спросил Маршан, пытаясь не только заставить землевладельца задуматься, но и упорядочить свои собственные мысли.
– Потому что он боится народа, – немедленно ответил Бёрдетт.
– Возможно, милорд. Возможно. Но что, если у него есть другая причина? Что-то, что сработает успешно, только если он предъявит это как сюрприз?
Маршан прищурился, силясь донести свои опасения, и Бёрдетт наклонил голову.
– В чем дело, брат Маршан? – спросил он уже менее резко. – Вы подозреваете что-то конкретное?
– Не знаю, милорд, – задумчиво протянул он, лихорадочно соображая.
Сатана хитер, как и Бог – хотя и в меньшей степени, конечно, – он знает куда больше, чем любой смертный. Неужели?.. Сердце священника забилось быстрее от внезапного ужасного подозрения, но он заставил свое лицо остаться спокойным и задумчивым.
– У вас еще есть связи в Министерстве юстиции, милорд? – спросил он ровным тоном.
– Есть несколько, – сказал Бёрдетт с новой вспышкой гнева. До чертовой «революции Мэйхью» он контролировал Министерство юстиции и теперь приходил в бешенство, видя, как советник Сайдмор отправляет в отставку тех сотрудников, которые могли быть лояльны прежнему покровителю.
– В таком случае, милорд, стоит попробовать выяснить, как служба безопасности расследовала обвал купола. Неплохо бы знать, какие именно улики они собрали против блудницы. Эти данные помогут подготовить ваше собственное выступление перед Конклавом.
Бёрдетт обдумал и кивнул. В его лице не было и следа сомнений, которые внезапно ожили в сердце Маршана, но он согласился с логикой священника.
Жаль, грустно подумал Маршан, что людям, которые стремятся лишь к выполнению воли Божьей, приходится действовать такими обиняками даже друг с другом. Но его землевладелец был страстным человеком, и если подозрения Маршана необоснованы, то не стоит о них даже упоминать. Не было ничего хуже, чем заронить беспокойство в душу землевладельца, не имея возможности подтвердить или отмести его. Беспочвенная тревога будет только зря мучить его и ослабит его волю на самом пороге успеха.
– Советник Сайдмор начал необходимые процедуры, ваша светлость, – сказал Прествик. – Он собрал группу для изучения улик, но сказал, что потребуется больше работы со стороны службы безопасности, чем мы предполагали поначалу.
– Понятно.
Бенджамин нахмурился, глядя на экран. Они с Прествиком надеялись начать дело с помощью только горстки полностью заслуживающих доверия старших сотрудников, но, судя по тону канцлера, их оптимизм был чрезмерен. Ну что ж, подумал он, Министерство юстиции, отвечающее за целую планету, по природе своей – организм огромный и сложный. Чтобы двигаться, как и любой почтенный динозавр, оно нуждается во второстепенных мозговых центрах, разбросанных по всему телу.
– Я понимаю, Генри, – сказал он, помолчав. – Пожалуйста, поблагодарите советника – и еще раз подчеркните необходимость конфиденциальности. – Он усмехнулся. – Можете поискать у него сочувствия по поводу того, как я вам надоедаю, но сделайте так, чтобы он проникся.
– Конечно, ваша светлость.
Бенджамин кивнул и прервал связь. Он с удивлением осознал, что впервые с тех пор, как начался этот кошмар, он встречает будущее с надеждой.
Это опасно, немедленно сказал он сам себе. Любые заговорщики, которые сумели добиться такого прогресса, крайне опасны, а его планы слишком рискованны. Он не вправе допустить ошибку из-за собственного самодовольства.
– Добро пожаловать на борт «Грозного», преподобный Хэнкс.
– Спасибо, миледи. Рад видеть вас, как всегда, – сказал Хэнкс так, чтобы его услышали все офицеры и матросы, собравшиеся в стыковочном отсеке.
Он не сомневался, что флот потрясен аварией на куполе ничуть не меньше, чем вся остальная планета. Военная дисциплина могла это замаскировать, но они – грейсонцы, и наверняка многие из них усомнились в своем адмирале. Преподобный слишком хорошо изучил человеческую природу, чтобы винить их за это, но он хотел, чтобы все сомневающиеся услышали, как сердечно он приветствует леди Харрингтон.
– Вы не проводите меня в мою каюту, сэр? – спросила Хонор.
– Это будет честью для меня, миледи, – ответил Хэнкс.
По пути к лифту он искоса посмотрел на нее. Выглядела она лучше, чем он боялся, но на ее лице по- прежнему видны были следы горя, и его сердце переполнилось сочувствием. Не являясь прихожанкой Святой Церкви, она, как он и сказал Ключам на церемонии возведения в сан, была хорошей женщиной, Божьей женщиной, и заслуживала лучшего, чем то, что сотворили с ней подлые и обуянные гордыней люди.
– Протектор Бенджамин и его семья велели мне напомнить, скольким они вам обязаны и как они вас любят, – сказал он, входя в лифт.
Она с благодарностью улыбнулась. Двери закрылись, и он продолжил:
– Кроме того, миледи, Протектор посылает вам вот это.
