Два кота с минуту внимательно смотрели в глаза друг другу, а потом каждый повернулся к своему хозяину и дернул ушами, выражая согласие. Чу рассмеялся.
– Рад, что это решено, – криво усмехаясь, сказал он. – Воображаю, сколько бы времени я провел в течение следующих шести месяцев, бродя в окрестностях Джебел Хасса и дожидаясь, пока Саманта скажет: «Мы – дома»
Он посмотрел на Хонор, и выражение его лица стало более серьезным.
– Должно быть, хорошо уметь так общаться друг с другом, как вы с Нимицем, шкипер.
Хонор удивленно вскинула брови, и он рассмеялся.
– Шкип, люди, которые не были приняты древесными котами, не способны заметить, но все, кого они приручили, отлично поняли бы, что вы нашли дополнительную волну, которой мы не знаем. Вы могли бы научить этому меня и Саманту? Я знаю, что она понимает меня, но я бы все отдал, чтобы и я мог понимать ее тоже.
– Я не думаю, что этому может научиться каждый, – с искренним сожалением сказала Хонор. – Так получилось. Вряд ли кто-то из нас двоих понимает, как и почему это произошло, но требуются годы на то, чтобы научиться обмениваться эмоциями в двусторонней связи и понимать друг друга.
– Думаю, это больше, чем просто эмоции, шкипер, – спокойно сказал Чу. – Я никогда не видел такой гармонии, как у вас с Нимицем. Когда вы задаете ему вопрос, вы получаете намного более ясный ответ, чем это бывает у любой другой пары, которую я знаю. Это выглядит так, будто каждый из вас точно знает, о чем в этот момент думает спутник.
– Правда? – Хонор на мгновение задумалась, а потом медленно кивнула. – В этом что-то есть.
Она фактически ни с кем из людей никогда не обсуждала свою особую связь с котом, но если она не могла поговорить об этом с будущим «дедушкой», тогда с кем же?
– Я не могу слышать то, что он думает – наша связь вовсе не телепатия, – но мне действительно кажется, что я получаю… ну, что ли, более полное впечатление от направления его мыслей, а не просто эмоции. И мы можем посылать друг другу визуальные образы – во всяком случае, довольно часто. Это намного труднее, но пару раз очень пригодилось.
– Я представляю себе, – задумчиво сказал Чу и снова с любовью погладил Саманту, как будто заверяя ее, что его неспособность чувствовать ответные эмоции не делает кошку менее родной и близкой.
– Я была бы вам благодарна, если бы вы все-таки никому больше не говорили об этом, – сказала Хонор через какое-то время.
Чу вопросительно посмотрел на нее, и она пожала плечами.
– Я могу ощущать через Нимица эмоции других людей. Это бывает очень полезно – например, оказало мне неоценимую услугу, когда маккавеи предприняли попытку убить семью Протектора на Грейсоне, – и я предпочитаю держать это в тайне, как секретное оружие.
– Спасибо за доверие, – очень серьезно ответил Чу после некоторого размышления. – И я рад, что вы обладаете такой способностью. Честно говоря, мне ни за что на свете не научиться тому, что умеете делать вы, шкипер. Я и с проблемами лейтенант-коммандера еле справляюсь.
Хонор улыбнулась, но не успела ответить, потому что возвратился МакГиннес с новыми бокалами и маленькой тарелочкой сельдерея. Стюард поставил тарелочку перед котами и потянулся к бутылке с вином, но Хонор рукой указала ему на стул.
– Оставь ее и присядь рядом, «дядя Мак», – сказала она ему, сама взяла бутылку и налила всем вина. – Тост, господа, – сказала она и подняла свой бокал в сторону Саманты, которая сидела, уютно свернувшись под защитой хвоста Нимица, и деликатно грызла веточку сельдерея.
Кошка перестала жевать и серьезно посмотрела на Хонор. Хонор улыбнулась:
– За Саманту! Чтобы ваши дети были счастливыми и здоровыми и чтобы вы с Нимицем жили вместе долго-долго.
– Правильно, правильно! – сказал Чу, поднимая свой бокал, и МакГиннес присоединился к ним.
Глава 38
Гражданка капитан Мария Штеллингетти выругалась когда еще одна лазерная боеголовка поразила бортовую защиту ее линейного крейсера и раздался пронзительный вой сирены, предупреждавшей о новом повреждении корабля. «Керебин» уже получил девять попаданий, и хотя ни одно из них не было смертельным, но все были серьезными, так что ремонтному судну оперативной группы потребуются недели (а скорее месяцы), чтобы управиться с ними без помощи стационарных верфей.
– Он снова поменял курс, шкипер, – кратко доложил ее старший тактик. – Я не… Боже правый!
Мантикорский эсминец дал еще один сдвоенный залп, и половина летящих в цель ракет несла генераторы помех, а не боеголовки. Они играли дьявольские шутки с активной защитой «Керебина», и Штеллингетти снова выругалась, когда еще один рентгеновский пучок пробил корпус ее судна.
– Поражен девятый гразер! – доложил главный инженер из центра аварийного контроля. – Тяжелые потери, гражданка капитан! – Возникла непредвиденная пауза, затем доклад возобновился. – Повреждены пятнадцатый и семнадцатый генераторы бортовой защиты. Мы можем совсем потерять семнадцатый.
– Хорош этот сукин сын, шкипер, – сказал тактик.
– Да уж, и это по моей вине мы с ним сцепились! – проворчала Штеллингетти.
Она могла сделать это признание, поскольку народный комиссар Райдель (который, по здравой оценке Штеллингетти, был законченным ослом) находился сейчас на «Ахмеде» и обменивался мнениями с гражданином коммодором Юргенсом. А это означало, что она могла хотя бы в этом сражении управлять своим судном самостоятельно, не беспокоясь о том, что ей будут шипеть под руку… и что она могла быть откровенной со своими офицерами.
Гражданин коммандер Эдвардс только хмыкнул, сидя на своем рабочем месте в тактической секции, но они оба знали, что она права. Их залп по крайней мере в три раза превосходил залп вражеского эсминца, и, несмотря на невероятно эффективную активную защиту монти, падающее ускорение свидетельствовало о серьезном повреждении импеллера. Ракетные поединки с мантикорцами обычно заканчивались не в пользу Хевена, Штеллингетти знала об этом, однако надеялась изрешетить противника, не приближаясь к нему на расстояние выстрела энергетического оружия, единственное удачное попадание которого могло иметь катастрофические последствия.
Но получилось по-другому. «Керебин» все еще побеждал (он был настолько больше и крепче эсминца, что любой другой исход трудно было себе представить), но пока он крушил монти, монти сумел нанести ему серьезные и опасные повреждения. А тем временем – и Штеллингетти со злостью наблюдала за сигнатурами на экране – проклятые грузовые корабли удирали во все лопатки, как черти. Это их не спасет, в конце концов (наверное!), но они разбегались во все стороны, пока крошечный эскорт отчаянно и безнадежно сражался, прикрывая бегство подопечных. Будь рейдер один, расходящиеся векторы беглецов дали бы превосходный шанс уйти хотя бы троим из них.
Вот только «Керебин» был не один. Два его ближайших соседа спешили на помощь, поднятые по тревоге сообщением Штеллингетти, посланным сразу же после обнаружения каравана, и они, несомненно, передали сигнал по цепочке. Пикеты были рассеяны так далеко друг от друга, что даже ближайшему понадобится не один час, чтобы добраться сюда, но в Провале Селкира плотность частиц была низкой (для гиперпространства), и торговцы не успеют ускользнуть от гравитационных датчиков «Керебина» до подхода помощи.
По крайней мере троим-то из них точно крышка. Однако одно судно, которое тактики первоначально приняли за линейный крейсер, все-таки имело шанс уйти. Оно развивало поразительное для торгового судна ускорение, и Штеллингетти очень хотелось узнать, что это за дьявольская штука. Это, конечно, не военный корабль, как первоначально определил БИЦ. Ни один мантикорский линейный крейсер не сбежал бы, оставив эсминец в одиночку прикрывать его уход.
Нет, это, должно быть, все-таки гражданское судно, и Штеллингетти почувствовала холодную дрожь, когда эта мысль пришла ей в голову. Чем бы оно ни было, на нем была установлена превосходная активная защита, а также импеллер военного образца, чему Штеллингетти была в данном случае только рада.
